— Славная пшеничка уродилась… — доброжелательно сказал я, вспарывая серпом один из мешков. — Видите, дорогие мои, я вашим серпом жертву приношу. Матушке-природе отдаю то, что вы у нее забрали!
Мука потекла на сырую от вчерашнего дождя землю, создавая на пожухлой траве белоснежный холмик. Распорол еще один мешок. Посмотрев на страдальческие физиономии братьев, принялся утаптывать муку, старательно вминая ее в грязь:
— Каким богам вы меня собирались отдать? Чернобогу? Тору?
Полянка стала выглядеть так, будто ее занесли снегом. Жаль, что, впитывая влагу, мука быстро темнела. Братья посматривали исподлобья, с ненавистью, но — молчали. Ладно, пойдем другим путем…
Я развел костерок. Свернул головы двум курочкам, выпотрошил тушки и щедро намазал их мокрой мукой. Дождавшись, пока ветки прогорят, закопал птиц в тлеющие угли. В пожитках братьев обнаружилась соль и лук. В предвкушении пиршества приступил к «допросу»:
— Говорить будете?
Братья переглянулись и презрительно покачали головами.
— Ну коли не будете — не взыщите…
Не мудрствуя лукаво, я принялся «казнить» кур. Отрывал им головы, отбрасывая тушки подальше. Птицы вырывались, жалобно кудахтали, а у братьев на глазах выступили слезы… На пятой убиенной птице один из близнецов «сломался»:
— Дед, все скажем. Не надо так…
— Спрашиваю, — покладисто кивнул я, прекращая показательные «казни». — Кому меня в жертву собирались принести?
— Всем сразу.
— А зачем?
— Как зачем? — удивился моей непонятливости второй брат. — Чтобы они нам удачу послали. Для чего еще богам жертву приносят?
— Вот уж не знаю… — покачал я головой. — Никогда жертв не приносил.
— Мы с братом жениться хотим, а невесты найти не можем. Вот и решили старых богов улестить, раз новые не помогают.
«Ишь ты, „новые“ им не помогают!» — хмыкнул я про себя, но особенно удивляться не стал. Половина Швабсонии до сих пор оставалась язычниками — в отличие от Восточной империи, здесь никто никого насильно в христианство не обращал. Судя по новеньким крестикам, вываливавшимся из-под ворота, братья были неофитами, не осознающими разницы между Единым и идолами. Но кто я такой, чтобы читать им проповеди?
— Стало быть, меня в жертву, а боги вам невест искать должны? Хитро! В свахи, значит, богов заделали. Как все просто! А хватило бы жертвы-то?
— На одну бабу точно бы хватило! — с уверенностью в голосе сказал брат, которого я мысленно именовал «второй».
— А на другую? Одной-то не маловато будет?
— Нам с Паулем и одной достаточно.
— Одна на двоих? — удивился я.
— Мы люди небогатые, — резонно заметил «первый». — Живем вместе, хозяйство вместе ведем. С утра и до ночи работаем. Пшеницу выращиваем на продажу, а ячмень, чтобы курочек кормить. А кто нам будет готовить да стирать? Все сами да сами. Надоело. Нам уже скоро по пятьдесят лет стукнет, а мы словно молоденькие… Женщина нужна в хозяйстве. Опять же, для курочек женская рука нужна. А двух жен содержать — накладно. Две невесты и есть за двоих будут. И белья постельного не напасешься.
Обдумывая услышанное, я покрутил головой и стал выковыривать из прогоревших углей запеченную куру.
— А спать с ней вы как собираетесь? Вместе или по очереди? — поинтересовался я, раскалывая спекшуюся корку и блаженно зажмуриваясь от аромата.
— Нам женщина нужна, чтобы еду готовила, стирала да курам корм задавала, — глотая слюнки, заявил тот, которого звали Пауль. (Не удивлюсь, если «второй» окажется Пьером!)
— Да ну? Только для хозяйства? — хмыкнул я, подсаливая курятину и отправляя в рот первый, самый вкусный кусок. Ммм… — Плохо, если только для хозяйства. Женщины… — многозначительно причмокнул я, доедая вторую ножку, — они ласку любят. А два мужа на одну жену — совсем и неплохо. Можно по очереди любиться. Одну ночь — Пауль, а вторую — Пьер. Ты ведь Пьер? А можно и вдвоем. Один ласкает, второй — любит…
Пауль и Пьер угрожающе засверкали глазами. Дескать — ты нас только развяжи, так мы покажем…
— Нам это баловство ни к чему! — пискнул-таки Пьер. — Нам баба для работы нужна.
— Ну, дорогие мои, понятно, почему вы до сих пор не женаты. От работы даже кони дохнут. Вам не жена — рабыня нужна.
— Не твое собачье дело! — взвизгнул Пауль, густо краснея.
Хотя, может, это был Пьер?
— Конечно, не мое, — согласился я, доедая первую курочку и засматриваясь на вторую. Решив, что вторую можно оставить на ужин, стал собираться.
— Дед, а с нами что будет? — обеспокоенно спросил первый брат, а второй поддакнул: — А с лошадью как?
— Лошадь себе возьму, — ответил я, сбрасывая с телеги лишний груз и прикидывая, что взять, а что оставить.
Еды мне теперь хватит надолго, а на ярмарку я не собираюсь. Жаль только, что денег у братишек оказалось мало — не расторговались еще. Наверное, стоило посидеть да подождать, пока они в город съездят.
— Как себе? А мы?! — в один голос завопили братья.
— А что вы? — недоуменно переспросил я. — Посидите тут, в лесу. Рты я вам затыкать не буду, на помощь позовете. Авось кто-нибудь и подойдет. Так что — орите громче.
— Помогите! — визгливо заорал Пауль, за что заработал пинок под ребра и увещевание:
— Орать будешь, когда я уеду! Еще раз услышу — язык вырежу. Понятно?
— Дедушка, нельзя же так! — плачущим голосом сказал Пьер. — Мы к тебе со всей душой — на телегу посадили, накормили, чем боги послали, а ты как с нами обошелся? Товар спортил, ограбил, да еще и в лесу бросаешь, волкам на съедение. Не по-христиански это!
— Ничего себе! — задохнулся я от удивления. — Это где тут христиане выискались? А кто меня в лес завез, в жертву собирался принести? Серп — кур потрошить?
Пауль, уставившись в меня наивными глазенками, оттопырил губу и заныл:
— Но ведь не принесли же? А раз мы тебе ничего плохого не сделали, то зачем ты нас избил да к дереву привязал?
— Надо было подождать, пока сделаете? — присвистнул я.
Братики промолчали, но по их хмурым мордам было заметно, что они искренне считают себя несправедливо обиженными. Наконец тот, который Пьер, не выдержал:
— Все равно неправильно это!
— Конечно, неправильно, — согласился я. — Было бы правильно, если бы вы меня тут повязали, а на обратном пути в жертву принесли? Кому? Фрейе или — Фригг?
— А кто это? — заинтересовался Пьер.
— Даже этого не знаете? — поразился я. — Вы, олухи, каким богам жертву-то собирались принести?
Братья неуверенно переглянулись, и Пауль стал перечислять:
— Ну там — Тору, который с молотком ходит, Вотану, Одноглазому, Локи.
Мне стало смешно. «Христиане» собрались принести жертву языческим богам, а кому именно — не знали.
— Точно, бестолочи… — вздохнул я. — Тору да Вотану делать больше нечего, как вам бабу искать. Ну а Локи вам такое «сокровище» найдет, что жена вас самих по хозяйству запряжет.
— Ну а кому надо приносить? — не унимался Пьер.
Вспоминая полузабытый курс лекций, я изрек, старательно копируя профессора Томянини:
— Фригг — жена Вотана-Одина, мать всех богов. Она же отвечает за потомство всех проживающих на земле — асов, ванов, людей и прочих. А Фрейя — это богиня любви. Если жену хотите найти — значит, им. Тор — он громом гремит да молнии бросает. Бабу у него попросите, а он вас так шибанет, что мокрое место останется. А Вотан, он больше воинам помогает, ученым да поэтам…
Я бы еще чего-нибудь вспомнил, но заметил, что братья скисли. Пауль, пожав плечами, изрек:
— Не стоит жертвы бабам приносить, хоть они и богини. Лучше уж мужикам, они нас быстрее поймут. А на кой нам любовь? А детей нарожает — так одно разорение. Хотя, — уставился он на брата, — если бабу с ребенком взять, так это же готовый работник…
— Интересно… — улыбнулся я. — Если бы ваши батюшка с матушкой так же рассуждали, вас бы и на свете не было. Какой дурак вас надоумил?
— Ты, дед, на нашего батюшку не клевещи! — возмутился Пьер. — Как щас помню, когда мы малые были, у нас корова сдохла, лошадь захромала, пшеницу град побил, а сестрица старшая забрюхатела невесть от кого. Батюшка жертву принес, тогда у нас все и поправляться стало. И лошадь выздоровела, и сестрица дите скинула.
— М-да, парни, — грустно изрек я. — Не повезло вам с батюшкой…
— Ничего, боги разберутся! — веско заявил Пауль и пригрозил: — Ты бы нас развязал лучше. Иначе — боги на тебя разозлятся!
— Разозлятся? — спросил я, принимая обеспокоенный вид.
— Разозлятся, как есть разозлятся и накажут! — радостно поддакнул Пьер. — А с нами поедешь, так мы тебя не всего в жертву принесем, а только… так, кусочек.
— А вот если мне вас богам подарить, целиком, так, может, — простят? — раздумчиво проговорил я, помахивая серпом перед носами братьев.