После этого мистер Смит вышел, а я некоторое время лишь молча смотрел ему вслед, и всё ломал голову над тем, что же он мне этим хотел сказать. Намёк это был какой-то или просто ничего не значащая фраза?
Впрочем, если это и был намёк, то я его не понял. Вернее, сделал такой вид.
Это было полторы недели назад, а сегодня я медленно брёл в сторону дома, уже не надеясь даже, что в квартире меня Снежана ожидать будет. И, надо же, не ошибся: никто меня там и в самом деле не ожидал.
Посидев некоторое время на диване, бездумно переключая при этом различные телевизионные каналы, я решил, что неплохо было бы заглянуть в бар. В тот самый излюбленный мой бар, в котором я уже почти месяц не появлялся. С самой первой достопамятной встречи со Снежаной.
Сказано — сделано, и вот уже я вошёл в бар и сразу же с головой окунулся в его, такую уютную и дивно-пьянящую атмосферу. А что ещё нужно закоренелому холостяку, и пусть этот последний месяц вспоминается теперь, как какой-то сладкий и совершенно неправдоподобный сон. Был сон, и вот я, наконец-таки, проснулся и всё у меня теперь должно пойти по-новому. В смысле, по-старому…
Так я сидел и смаковал заказанные напитки, по очереди, не торопясь. Играла негромкая музыка, двери со стороны дискотеки были плотно затворены, в общем, всё было просто великолепно. И опьянение постепенно окутывало меня, лёгкое приятное опьянение…
И тут я заметил совсем неподалёку от себя, всего через два столика, знакомую физиономию. Заметил, присмотрелся повнимательнее…
Ну да, я не ошибся, это был именно тот самый очкарик со шкиперской бородкой, законный муж моей Снежаны.
И кому ж, как не ему, знать, где она сейчас может находиться?
Разумеется, неловко любовнику общаться с человеком, коему развесистые рога наставляешь, тем более, о жене у него открыто допытываться. И будь я трезвым, ни за что бы к очкарику этому не подошёл, но я трезвым в этот момент не был.
А когда подошёл, то понял, что и очкарик этот пьян совершенно, что меня несколько даже удивило. Но, тем не менее, я пододвинул ногой стул и уселся напротив. Потом налил себе из его бутылки кальвадоса, хотел и ему налить, но вовремя заметил, что рюмка очкарика и так полна до краёв.
— Выпьем? — предложил я, поднимая свою рюмку. — За знакомство!
Некоторое время очкарик лишь молча смотрел на меня, то ли узнавая, то ли не узнавая. Потом взгляд его немного прояснился, и я понял, что очкарик меня узнал.
— Ты? — с трудом выговаривая слова, промолвил очкарик. Потом помолчал немного и добавил: — Стефан!
Не сразу я понял, что это он так представился.
— Тед! — ответно представился я. — Тед Тайлер!
Стефан кивнул, в знак того, что расслышал, и поднял свою рюмку.
— Салют, Тед! — произнёс он на удивление трезвым голосом, после чего выпил.
— Салют, Стефан! — ответно проговорил я и тоже опрокинул в рот содержимое своей рюмки.
А что мне ещё оставалось?!
«Стефан… Снежана… — невольно подумалось мне. — Имена какие-то нездешние! Из Болгарии они оба, что ли?»
— Пришёл выразить соболезнования? — внезапно проговорил Стефан, вновь наполняя свою рюмку. — Давай, выражай! А я потом тебе свои выражу!
— Не понял! — сказал я, и в первое мгновение действительно ничего не понял.
Потом до меня дошло.
— Какие соболезнования?! — закричал я, вскакивая и опрокидывая при этом стул. — Где сейчас Снежана?! Что с ней?
— Снежана? — Стефан вдруг как-то глуповато хихикнул и, желая поднести рюмку ко рту, опрокинул её на стол. — Она там… ну, ты сам понимаешь, где именно. Или не понимаешь?..
И, уронив голову на стол, Стефан, кажется, задремал.
— Где, там?! — заорал я, хватая Стефана за отвороты куртки и резко его встряхивая. — Где это, там, Стефан?! Где это, там?!
— Жёлтый песочек, — не открывая глаз, почти невнятно пробормотал Стефан. — Жёлтый песочек и синее море вокруг, бескрайнее синее море! Ты бы хотел побывать в таком привлекательном месте, Тед?
И он вновь ткнулся лицом в стол, едва только я разжал пальцы.
«Вот оно что! — метались у меня в голове рваные бессвязные мысли. — Вот она где, оказывается?»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В это время Стефан вновь чуть приподнял голову.
— Я тоже хотел туда, с ней, — пробормотал он всё так же бессвязно. — Очень хотел, но меня… меня, понимаешь ли, забраковали! Не подошёл, понимаешь ли, по их долбанным параметрам! А она подошла… ради чистоты эксперимента, понял? Спаривание на жёлтом песочке… как две лабораторные крысы… — Замолчав на мгновение, Стуфан вдруг истерически расхохотался. — Крысы… лабораторные крысы… — повторил он, захлёбываясь от смеха. — А знаешь, как после поступают с крысами? После окончания эксперимента, я имею в виду! Их препарируют, дабы обнаружить наличие тех или иных внутренних изменений. Или отсутствие этих самых изменений, нет разницы… ведь узнать результат можно лишь путём препарирования! Негуманно, согласен, но ведь наука, сама по себе, никогда не была особо гуманной, любая наука, вообще, антигуманна по самой своей сути! А то, что мы делаем, ведь всё это ради науки, ради долбанной нашей науки! И крысы это хорошо понимают, то есть, крысы вряд ли, а вот люди… люди вполне! И всё равно хотят стать лабораторными крысами… вот ответь мне, Тед., зачем люди так стремятся уподобиться крысам, всегда и во всём стремятся уподобиться хвостатым этим тварям?..
Этот монолог, кажется, окончательно обессилел Стефана. Он вновь уронил голову на стол и уснул, и сколько я после его не тряс, сколько не орал прямо в ухо, очкарик этот так и не проснулся. А я, вновь вернувшись за свой столик, принялся пить, но теперь уже по-настоящему. Чтобы не думать о Снежане…
Но, сколько я не пил, я всё равно не мог о ней не думать…
Итак, Снежана меня всё же не бросила, просто сейчас она принимает участие в очередном научном эксперименте («как крыса лабораторная принимает участие, а не как научный сотрудник!» — мелькнула в голове моей невольная мысль), но почему же тогда она вчера звонила мне и договаривалась о совместном походе в ресторан? Ведь знала же, что не до ресторана ей будет!
Или не знала она тогда ещё ничего?..
«Она вернётся! — мысленно успокаивал я себя. — Ведь все добровольные участники эксперимента рано или поздно, но возвращаются из этого непонятного места с жёлтым песком. Вот и Снежана моя тоже вернётся, и снова придёт ко мне! И всё у нас с ней будет по-прежнему, и даже лучше, чем прежде!»
Но успокоение не приходило, и не приходило оно по двум причинам. Во-первых, я не знал точно, все ли из тех, кто исчезал в результате эксперимента, потом возвращались (Джеймс ведь, кажется, так и не вернулся совсем?). Ну, а во-вторых, и это я уж знал точно, всех возвратившихся куда-то в срочном порядке потом эвакуировали… и что с ними всеми после этого происходило, сие было для меня тайной за семью печатями. И кто знает, возможно, и прав этот очкастый хмырь Стефан со своим пьяным бормотанием о препарировании, так называемых, «лабораторных крыс»?
В это время неподалёку от меня послышался какой-то непонятный шум, чьи-то возбуждённые голоса послышались, потом раздался звон падающих со стола бокалов и тарелок. А когда я обернулся, то успел заметить, как двое в форме военной полиции выводили из бара Стефана. Вернее, они его почти выволакивали, ибо идти самостоятельно Стефан, кажется, не мог совершенно.
Двое волокли Стефана к выходу, а вслед за ними шёл третий, и хоть он был повёрнут ко мне спиной, я сразу же признал Эванса Холройда, новоиспечённого уорент-офицера 1 класса. Не знаю, зачем я его окликнул, но Эванс тотчас же обернулся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Некоторое время он лишь недоуменно озирался по сторонам, потом заметил меня и немедленно подошёл.
— Добрый вечер, сэр! — сказал Холройд, останавливаясь у моего столика. — Разрешите присесть?
— Да, конечно! — я немедленно наполнил свою рюмку и указал горлышком бутылки на пустую рюмку напротив. — Выпьем?
Но Холройд лишь усмехнулся и отрицательно мотнул головой.
— Ах, да! Вы же не пьёте! — вспомнилось мне. — Ну, а я выпью!