Прошли мы парой всё ущелье. Горы как горы, ущелье как ущелье. Где там эти строения, совершенно непонятно.
— 216й, на повторный. Смотри внимательно, а то я уже слепой, видимо, — сказал мне Бажанян, и мы начали выполнять разворот. — Снижаемся 2700.
Ещё прижимаемся к вершинам, чтобы попробовать рассмотреть и найти эту цель. Результат аналогичный.
— Торос 202му. Конкретнее, где наша цель? — запросил Бажанян, когда мы выполнили второй проход по ущелью.
— 202й, проходите с севера на юг, далее от пересечения с другим ущельем отворот на восток, курс отхода 80. Цель будет строго под вами.
Прекрасно объяснил! Я прям понял. Представляю, что сейчас хочет ему сказать Араратович.
— Торос, 801й, группой вертикальных подходим к точке высадки. Цели обозначены? — запросил ведущий группы вертолётов.
Краем глаза рассмотрел, что они всей толпой идут по южной окраине Луркоха. Проще им самим уже отыскать эти цели, но вертолёты слишком уязвимы для ПВО. Вот и ждут, когда мы обозначим им район работы.
— 801й, я 202й, работаем в этом направлении сейчас, — сказал Бажанян, пока мы следовали в очередной раз по верхней кромке горных вершин.
Вот и пересечение с ущельем. Разворачиваемся на курс 80°, и тут же выравниваемся. Смотрю под собой, и снова ничего. Снизились уже в само ущелье, которое намного шире чем то, что тянулось с севера на юг. И никаких объектов, требующих воздействия. Ну, и по нам никто не стреляет. Ущелье уже переходит в пересохшую долину, уходящую за пределы Афганистана в сторону Лашкаргаха и Кандагара.
— 216й, на обратный. Высота 4000, — дал мне команду Бажанян. — Торос 202му, никаких строений и крепостей.
— Так… — выдыхает авианаводчик, который не понимает, как такое возможно.
Вполне возможно. Тут всё одно и то же в округе! Одни и те же горы, ущелья и остальные элементы ландшафта. Мне самому уже хочется высыпать эти бомбы, чтобы не везти их второй раз на базу.
— 202й, координаты 32.20.76 и 62.45.88, квадрат 15, по «улитке» 4ка, ближе к пятёрке.
Ох, я бы эту карту с «улиткой», всунул Торосу в одно место! В том квадрате, о котором он нам рассказывает, мы уже три раза были и ничего!
— Торос, выводи нас на себя, а то так мы не отработаем сегодня, — начал уже злиться Бажанян. Представляю, как нервничают вертолётчики. Они уже десять минут кружат в зоне ожидания на входе в ущелье.
— 202й, понял, я в том же квадрате, по улитке 5, — ответил нам авианаводчик.
— А, кроме тебя, там есть ещё ориентиры?
— Рядом лес и цель в километре.
Потрясающе! Никогда не видел здесь леса. Он бы ещё горы назвал в качестве ориентира. Кажется, сейчас мы будем буквально ползать по всем ответвлениям этого ущелья, ища нужный нам лес, или пока Торос не закричит, что нас видит.
— 216й, держим высоту 2600, скорость 800, — дал команду Бажанян, и мы в очередной раз за сегодня жмёмся к склонам ущелья. — Торос, увидишь нас, кричи.
И мы снова начали считать ущелья. Внешний фон нам разбавлял Торос, рассказывающий о характерных камнях вокруг него, вьючных животных, насекомых, птицах и так далее. В общем, акын собственной персоны.
Прошли мы очередной поворот, и голос Тороса стал затихать. Выполнили разворот на обратный, и снова слышу его радиообмен. Лучше всех слышно воздушный пункт управления с позывным Эллипс. Оттуда требуют уже доклад, почему цель ещё не поражена.
— 202й Эллипсу. Цель поражена? — уже в десятый раз за последние десять минут спросил у нас ОБУшник.
— Нет. Мы её ещё не нашли, — спокойно ответил Бажанян, но представляю, как он сейчас матерится в кабине.
— 202й Эллипсу, подскажите расчётное время выхода на боевой курс?
Да что они заладили⁈ Мне показалось, что самолёт моего ведущего слегка затрясся. Хоть бы Араратович не сломала там приборную панель.
— Через час подскажу, — ответил Бажанян.
Тем временем стрелка расходомера медленно двигалась влево. Показания были уже меньше 900 литров, и загорелась лампа выработки первой группы баков.
Очередной выход на восток и радостный вопль глушит меня, словно разрыв мины. Но радости от этого у меня не меньше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вижу двух «весёлых». Точно надо мной. От вас справа под козырьком цели. Боевой курс 240. Мы слева, в километре от боевого курса, — вышел в эфир Торос, и Бажанян даже не стал давать мне команду на разворот, я это и сам понял.
Вышли на боевой курс и теперь можем воочию наблюдать хорошо спрятанную цель. Под большим скальным выступом действительно выстроены несколько каменных строений и небольшая крепость.
— 216, бросаем в одном заходе, — сказал Бажанян, и я уже начал включать прицел и вооружение. — Торос, на боевом с курсом 240, цель наблюдаю.
— Понял вас, работу разрешил. После работы выход правым с набором. Асошечки не забываем.
— 216й, интервал ввода три секунды. Отставай сейчас от меня, — сказал Бажанян и я немного оттянулся назад.
— Понял.
— Угол 30° и… паашли! — громко сказал Араратович и его МиГ-21 начал пикировать.
Считаю до трёх и направляю машину вслед за ведущим. При таком угле, пикирование воспринимается, как отвесное. Почти висишь на ремнях, а перегрузка слегка давит в районе груди.
Прицеливание здесь исключительно мышечно-зрительное, поскольку высота определяется очень плохо. Вижу, как отрабатывает Бажанян, взмывая после сброса вверх «свечой». Вижу разрывы бомб, слегка поправляю направление, колпачок с кнопки РС снят.
— Сброс! — докладываю я и начинаю тянуть ручку на себя.
Склоны гор вот-вот «примут» меня, но вовремя включённый форсаж не даёт им такой возможности. Выскакиваю за перевал и несусь к своему ведущему.
— Форсаж выключил, справа на месте, — доложил я, пристроившись к Араратовичу.
— 202й, связь с Янтарём, попали точно, спасибо за работу, — радостно вышел в эфир Торос.
— Да ну тебя! — снова недовольным голосом ответил Бажанян. — Переходим. 216й.
Посадку нам обеспечили с ходу. Никого в районе Шинданда в воздухе сейчас не было. Посадка прошла, как и положено, а вот дальнейшие команды руководителя полётами привели в некоторое замешательство.
— Аккуратнее на рулении, фонарь открывать только после заруливания и по команде, — сказал руководитель.
— Понял, — удивлённо сказал Бажанян. — А как по-другому?
— 202й, указание командования, фонарь не открывать, — громко повторил руководитель полётами.
В голосе слышна была нервозность, которая вызывала ещё большее недоумение.
Пока рулили по магистральной рулёжке, ничего особенного замечено на аэродроме не было. Точнее, совсем ничего. Техсостав передвигался мелкими группами, прячась, то за отбойники, то за проезжающую машину, словно за бронетехнику в наступлении. А главное, все надели каски. Хрекову, что ли голову напекло, что он решил такие методы наведения порядка ввести.
Подъехав к своей стоянке, я обнаружил и начальников, осматривавших Су-25й. Генерал, полковник Громов, а также товарищ Поляков медленно ходили вокруг борта, который был накрыт маскировочной сетью. Хреков тоже облачился в бронежилет, каску и активно жестикулировал в сторону гор. Странное поведение начальства. Рассмотреть получше самолёт было нельзя, но он был целым. Консоли крыла на месте, шасси не подломлено, фюзеляж не повреждён. С него даже не сняли ещё бомбы. Техники как раз этим и занимались сейчас.
— Янтарь, 202й парой с 216 м на стоянке, разрешите фонарь открыть? — настойчивым тоном запросил Бажанян.
За время такого руления всегда сходит пару стаканов пота. Конечно, хочется приоткрыть фонарь, чтоб хоть немного впустить воздуха.
— Разрешил открыть. Выключайтесь, — дал команду руководитель полётами.
Не успел я открыть фонарь, как на стремянке уже стоял Дубок в огромной каске, размером со стандартный казан. С его головой и такой размерчик будет маловат. А вот броника ему не досталось. Видимо, не шьёт ещё на таких, как Елисеевич наша промышленность.
— Сергеич, ты давай шлем не снимай! — громко крикнул он мне, положив свою огромную ладонь на мою голову.