Руководила собранием Марь Петровна.
– Будем обряд вечером проводить, – начала она.
– Может, и так обойдется? – спросил кто-то из женщин.
– А если не обойдется? – Марь Петровна уперла руки в бока и оглядела всех присутствующих. – Вон, в Большой двор коровья смерть вместе с местным мужиком приперлась. Тот остановился на дороге – подобрал старушенцию. В деревню заехал, глядь, а бабка пропала. И ладно бы сказал кому, а то молчал, как партизан.
– Погибла у них скотина? – уточнили сзади.
– Так вся. У Настасьи Кривой тельная корова… – перечисляла она. – У Пелагеи Рыжей корова с телкой. У всех.
– Мы ж не дуры, чтобы чужого в деревню пускать. Ты же сама придумала с проверкой, – не согласилась одна из женщин.
– Так она может и не с человеком зайти, а с животным. Ты кошку свою на привязь посадишь? – спорившая с Марь Петровной промолчала. – Так что скоро я за вами приду. Своих предупредите, чтобы по домам сидели и носа не казали. Скотину всю заприте в одном хлеву.
Ровно в девять вечера она с Ладой вышла на крыльцо. Марь Петровна умыла руки из ковша и вытерла полотенцем. Лада последовала ее примеру. Затем Марь Петровна пошла по деревне. Перед каждым домом она останавливалась и кричала:
– Я, повещалка, пришла звать. Выйдешь смерть коровью убивать?
Если женщина показывалась, ритуал с умыванием рук повторялся. Было тихо, даже собаки из конуры носа не показывали.
Когда Лада с Марь Петровной вернулись, хозяйка предложила:
– Давай, чай попьем. А то вечер у нас длинный будет.
Она растопила самовар щепками и еловыми шишками. Лада ждала, когда закипит вода, рядом горела керосиновая лампа, освещая комнату. Ее света мало хватало, но за окном еще не стемнело. Лада увидела за спиной Марь Петровны отрывной календарь, на нем виднелась та же дата, что у бабки Зинаиды.
– У вас электричества нет?
– Есть, как не быть, – ответила хозяйка. – Просто на той неделе ураган прошел, много деревьев повалил, да и провода оборвал. Все никак не починят.
У Лады холодок по спине пробежал: перебои с газом, с электричеством, странная дата. Что здесь произошло на самом деле?
– А у вас ветеринар есть? – уточнила она.
– У нас нет, – ответила Марь Петровна. – А в соседнем селе имеется. Толку-то. Он от коровьей смерти не поможет.
Она заварила чай, предварительно несколько раз обдав заварочный чайник кипятком, и достала пироги.
– Намедни спекла.
Затем два раза слила заварку в чашку и вернула ее в чайник – «поженила», чтобы заварка крепче была. Ладе досталась чашка в оранжевый горох, она положила туда колотый сахар и размешала.
– Коровья смерть – это ж такое заболевание, что от него ни настои бабки Зинаиды не помогают, ни лекарства. Корова гниет изнутри. Шкура складками повисает, словно ее смяли, шерсть как опаленная, а рога отваливаются, если дотронуться. Коли такую корову зарезать, есть невозможно – внутри жижа черная, а мясо на глазах распадается. И запах…
Марь Петровну передернуло от воспоминаний.
– Я один раз видела, нет ничего хуже.
Она положила в рот круглую желтую карамель и с причмокиванием втянула в себя чай.
Ближе к полуночи Марь Петровна достала две шубы и кинула на лавку, затем сняла платок и гребнем расчесала волосы.
– Ты тоже распусти, – сказала она.
Она напялила на себя одну из шуб, вторую протянула Ладе.
– Пошли.
Светила луна, да настолько ярко, что видимость была хорошей. Лада посмотрела вверх: сколько же здесь звезд! Небо как бездонный колодец, кажется, что падаешь туда, точно в пропасть. Подул ветерок, Лада поежилась: здесь прохладнее, чем в волшебных царствах. Хорошо, что она в шубе.
Марь Петровна громко ударила поварешкой о сковороду, Лада заколотила ложкой о ковш. На звуки стали выходить женщины. В руках они держали металлические предметы и били ими друг о друга. Марь Петровна вывела всех за околицу, туда уже была притащена соха. Женщины встали в круг и взялись за руки. Марь Петровна потянула хоровод влево. Лада тоже кружилась, от этого в голове происходила какая-то путаница, чудилось, что мир раздвоился: сквозь знакомые очертания проступал контур Серебряного царства с его зимними елями. Женщины в мохнатых шубах казались оборотнями, что-то дикое сквозило в их чертах лица. Мерещилось: еще мгновение, они бросятся на землю и помчатся прочь. Кровь хлынула в лицо, в голове гудело, точно Лада выпила молодого вина.
Марь Петровна скинула с себя шубу и разделась догола.
– Запрягайте, девоньки.
К ней пристегнули соху, и Марь Петровна пошла вокруг деревни. Две женщины вели ее под руки, чтобы повещалке было легче, третья шла за сохой. Остальные продолжали бить в сковороды и кастрюли. Затем Марь Петровна начала петь:
Смерть, ты Коровья Смерть!
Выходи из нашего села,
Из закутья, из двора.
В нашем селе
Ходит Велес святой
С ладаном, со свечой,
Со горячей золой.
Мы тебя огнем сожжем,
Кочергой загребем,
Помелом заметем
И попелом забьем!
Не ходи в наше село;
Чур наших коровушек,
Чур наших бурёнушек,
Рыжих, лысых,
Белосисих, беловымьих,
Криворогих, однорогих!
После первого круга Марь Петровна остановилась, тяжело дыша, пот лил с нее градом. Она ткнула в Ладу:
– Теперь ты.
Лада поежилась: ей надо раздеться? Но остальные ждали. Девушка скинула шубу, штаны с рубахой и осталась обнаженной. Кожа покрылась мурашками, волоски на коже встали дыбом от холода. Она сменила Марь Петровну и повела новую борозду. Женщины последовали за нею, по-прежнему гремя колотушками и повторяя песню. Постепенно Лада согрелась, хотя идти было не сильно затруднительно – ей помогали. Как поняла девушка, основная тяжесть падала на женщину, идущую за сохой. Когда второй круг завершился, Ладино место заняла старуха.
Бабка завершала последний круг, когда навстречу процессии выскочила черная собака. Женщины сильнее заколотили в сковородки, но собака лишь рычала в ответ. С ее пасти капала слюна, а глаза светились красным. Лада вновь покрылась мурашками: от страха. Неужели этот пес, словно вырвавшийся из ада, и есть коровья смерть? Женщины начали подступать к собаке, та стала вертеться, словно предупреждая: еще шаг, и я на вас брошусь. Первой ударила Марь Петровна. Пес взвизгнул и отскочил. Примеру повещалки последовали остальные и набросились на собаку, но та вырвалась и убежала.
Третий круг закончили, когда наступила полная темнота, даже луна скрылась за облако. Все разошлись по домам, Лада рухнула в приготовленную постель и тут же отрубилась. Казалось, она только что коснулась подушки, как ее