Читать интересную книгу Мария Валевская - Мариан Брандыс

Потом ты полюбишь его, он будет для тебя всем - понимаешь, всем!" (Интересно, кто же все-таки автор этого трогательного прощания: Наполеон, Валевская или старый, добрый Массой?) Император помогает Марии застегнуть плащ, провожает ее до двери и здесь, держась за дверную ручку и грозя, что не отопрет, заставляет ее обещать, что она приедет завтра.

Фильм продолжается. Ее отвозят домой с соблюдением все тех же предосторожностей. Мария засыпает счастливая. Ничего дурного не было. Император "пощадил" ее, он оказался добрый, предупредительный, чуткий. Опасения были пустыми. Но на следующий день ее будят рано. Новые признаки того, что история отнюдь не кончилась, что она только начинается. Услужливые приятельницы вручают ей новое письмо Наполеона и чудесную бриллиантовую брошь в виде букета. Генерал Дюрок приглашает ее на обед, где будет император. Доверительно информирует ее, что Наполеон хотел бы видеть ее с бриллиантовой брошью на груди. И вновь повторяется старое: настояния, уговоры, громкие слова о Польше и долге патриотки. Она еще раз уступает: соглашается идти на обед, но без бриллиантовой броши.

Во время обеда она переживает мучения. Она уверена, что все знают о вчерашнем происшествии. Каждый взгляд ранит ее и вызывает румянец стыда. Император испепеляет ее взглядом, он в гневе из-за того, что она явилась без броши. Генерал Дюрок пользуется случаем, чтобы напомнить об обещании прийти на новое свидание.

В перерыве между обедом и вторым свиданием она пишет то письмо мужу, которое приводит в своей книге граф Орнано:

Дорогой Анастазий!

Прежде чем ты меня осудишь, постарайся понять, что ты так же повинен в моем решении.

Сколько раз пыталась я открыть тебе глаза, но ты умышленно или в ослеплении гордыней, а может быть, и патриотизмом не хотел увидеть опасности. Теперь уже поздно. Вчера вечером по настоянию достопочтенных членов нашего временного правительства я посетила императора.

Их страстные аргументы сломили мою волю (видимо, весь мир поклялся погубить меня).

И только чудом я вернулась ночью домой еще твоей женой. Сегодня мне нанесли величайшее оскорбление, которое может постигнуть женщину, во всяком случае женщину моего положения.

Повторится ли чудо и сегодня вечером, когда я, послушная просьбе императора и приказу родины, снова поеду в Замок? Я столько плакала, что у меня уже не осталось слез ни для тебя, ни для Антося, которого я вверяю твоей опеке. Целую тебя на прощание. Считай меня отныне умершей, и да сжалится бог над моей душой.

Мария

Подлинное ли письмо? Если бы это знать! Во всей этой странной истории приводит в отчаяние именно то, что никогда ничего нельзя знать наверняка. Потомок Марии приводит его как подлинный документ. Но в исправленной французской версии романа то же самое письмо выглядит несколько иначе, и в нем уже нет речи о членах временного правительства.

Первым Вашим намерением, Анастазий, будет желание упрекнуть меня за мое поведение, когда Вы поймете, почему я Baм пишу. Но когда Вы прочитаете письмо, то обвините только себя.

Я сделала все, чтобы открыть Вам глаза. Увы!

Вы были ослеплены невыразимым тщеславием и, признаю это патриотизмом: Вы не хотели видеть опасности.

Минувшей ночью я несколько часов провела у... Ваши политические друзья скажут Вам, кто меня послал. Я ушла без обязательств, обещав вернуться сегодня вечером. Но не могу, так как слишком хорошо знаю, что произойдет!

Кто-то подумает, что я дезертирую, кто-то наверняка скажет это Вам. Прошу ответить им, что, кроме готовности принести себя в жертву родине, есть еще совесть и убеждения, и только они спасли меня от самоубийства.

Я столько плакала сегодня, что у меня нет слез, чтобы оплакать Вас и Антония. Но прошу верить мне, что при мысли о разлуке с вами обоими я невыразимо страдаю. Вы так далеко от меня, что я чувствую, как будто у меня что-то вырвали из сердца и из тела. Благослови господь вас обоих!

Ваша жена на всю жизнь

Мария.

Из измененного текста видно, что Мария готова была уклониться от второго свидания с Наполеоном. Из книги "Мария Валевская - польская супруга Наполеона" мы узнаем, что она пыталась даже бежать из Варшавы (отсюда в письме слова о дезертирстве), но ее перехватили.

Второе свидание в Замке начинается в гнетущей атмосфере. Император озабочен, хмур. Он встречает Марию почти невежливо: "Наконец-то вы пришли, а я уж и не ожидал вас увидеть". Он помогает ей снять плащ и шляпу, усаживает в кресло, после чего, стоя перед нею, строгим голосом требует оправданий. (В словах императора много места занимает та самая легендарная встреча в Блоне.)

"Зачем она приехала в Блоне? Почему старалась пробудить в нем чувство, которого сама не разделяла? Почему не приняла драгоценности? Что с ними сделала? Он связывал с этим подарком надежды на столько радостных минут, а она лишила его этого..."

В какой-то момент он ударяет себя по лбу и восклицает: "Вот она, настоящая полька. Вы укрепляете меня в мнении, которое у меня было о вашем народе!"

Мария, потрясенная этим восклицанием, этими его словами, шепчет: "Ах, сир, какое же это мнение?"

Тогда он разражается длинной тирадой: "Он считает поляков вспыльчивыми и легкомысленными. Всё делают спонтанно, ничего по плану. Энтузиазм горячий, шумный, минутный, но и тем не умеют ни управлять, ни сдерживать. И этот портрет - ее портрет. Разве она не помчалась в Блоне, как сумасшедшая, чтобы увидеть, как он проезжает мимо? Она покорила его сердце этим взглядом, таким мягким, этими словами, такими страстными, а потом исчезла. Тщетно он искал ее, а когда нашел, когда она наконец появилась... то была как лед. Но пусть она знает, что, когда он видит невозможность чего-то, стремится к этому с еще большим рвением и добивается своего...

Сопротивление, оказываемое ему, оскорбляет его сердце..."

Постепенно он приходит в сильное возбуждение, гнев, не то настоящий, не то наигранный, ударяет ему в голову:

"Я хочу! Ты хорошо слышишь это слово? Я хочу заставить тебя, чтобы ты полюбила меня. Я вернул к жизни имя твоей родины, она теперь существует благодаря мне.

Я сделаю больше. Но знай, как эти часы, которые я держу в руке и которые разбиваю сейчас на твоих глазах, - имя ее сгинет вместе со всеми твоими надеждами, если ты доведешь меня до крайности, отталкивая мое сердце и отказывая мне в своем".

Она цепенеет от его ярости, теряет сознание. "Глаза его разили меня, цитирует дословно записки своей прабабки граф Орнано. - Мне казалось, что я вижу страшный сон, всей силой воли я хотела очнуться, но хищность его взгляда приковала меня. Я слышала стук его каблуков, бьющих в несчастные часы. Я вжалась в угол дивана... холодный пот струился по мне, я дрожала..."

"...бедная женщина падает на пол... - кончает эту сцену Массой. - А когда приходит в себя, она уже не принадлежит себе. Он рядом с нею и отирает слезы, которые капля за каплей текут из ее глаз".

Вот, значит, как все свершилось: с простого насилия начался один из знаменитейших романов истории! Так во всяком случае изображает дело Валевская. Не Массой же это придумал.

Польские биографы Валевской Гонсёровский и Васылевский тактично умолчали в своих книгах об этом щекотливом эпизоде, зато во Франции к нему обращаются часто. Три года назад по парижскому телевидению и на страницах популярного женского журнала "Мари-Клер"

вели на эту тему любопытную дискуссию два известных историка-биографиста Андре Кастелло (автор известных биографических книг по наполеоновской эпохе "Жозефина" и "Бонапарт" и Ален Деко. Привожу наиболее существенные фрагменты этой беседы.

Начинает Андре Кастелло, явно симпатизирующий Валевской. Он определяет Наполеона, как "одного из величайщих людей всех времен", но его поступок с обморочной Марией считает "поведением, достойным скорее солдафона, чем монарха". Ален Деко старается оправдать поведение императора "его недостаточным умением вести себя с женщинами". Далее я привожу дословно:

Кастелло: Вы хотите сказать мне этим, что Наполеон никогда не умел разговаривать с женщинами иначе, нежели расспрашивая каждую, как рекрута, что всегда был с ними неловок и озабочен, что бессознательно и беспричинно становился с ними невежлив? Вы хотите сказать, что в молодости и в зрелый период имел мало возможности бывать в женском обществе, что не был воспитан женщинами и для женщин, что у иного человека это можно бы назвать стыдливостью и что именно это и привело к совершению постыдного и непристойного поступка?

Деко: Разумеется, в поисках оправдания поступка императора я мог бы привести все эти агрументы, потому что, конечно же, я отнюдь не одобряю того, что вы называете почти постыдным поступком.

Кастелло: Почти? Просто - постыдный поступок, да...

Д е к о: Я хотел бы объяснить причины... этого поведения, которое кажется мне исключительным в эротической жизни императора. Так вот, представим себе на минуту, что мы находимся в его положении: некая молодая полька, уже отнюдь не девица, а двадцатилетняя женщина и мать, в добавок насильно выданная замуж, буквально бросается ему на шею, прибегая чуть ли не к переодеванию, чтобы приблизиться к нему и поговорить с ним.