30 или 31 мая Высоцкий снова уехал в Париж. В большом загородном доме сестры Марины Влади — Одиль (Тани) Версуа он вместе с супругой еще раз принимает решение бороться с зависимостью от алкоголя и наркотиков. Марина даже оставила в больнице на какое-то время умирающую сестру, возле которой постоянно дежурила. Все для того, чтобы спасти Высоцкого. Но и эта попытка не удалась. Поэт твердил, что он больше не выдержит, что хочет вернуться в Москву. Пребывание во Франции (последнее в жизни Высоцкого) было настолько кратким, что поэту не удалось за это время освободиться от пагубной привычки.
11 июня Высоцкий покидает Париж. Марина Влади пишет в своей книге, что поэт вернулся в Москву. Но на самом деле он полетел из Франции не в Россию, а в Германию — в Бонн. Там он встретился со своим приятелем Романом. В Москву он собирался вернуться поездом 12 июня. Именно в этот день друзьям Высоцкого позвонили советские таможенники из Бреста и заплетающимися от слишком большого количества выпитого алкоголя языками попросили, чтобы те обязательно встречали его на вокзале. Тот факт, что таможенники были пьяны, как и информация о том, что поэт не доберется домой сам, внушали опасение, что в дороге до Москвы может случиться то, чего боялись больше всего. Но подтвердилось не самое худшее. Поэт был пьян и едва держался на ногах, опираясь на колонну, а вокруг него возвышалась целая гора чемоданов: вновь выполнялись просьбы и заказы родных и знакомых. Естественно, все это ему помогли «выгрузить» на перрон благодарные пассажиры. Чем же была обусловлена их благодарность? Во-первых, они были горды тем, что он ехал в том же вагоне. Все-таки это был Высоцкий! Во-вторых, Высоцкий напоил таможенников, и все пассажиры могли спать спокойно, не боясь досмотра.
Когда друзья привезли его домой, раздался телефонный звонок, телефон разрывался и накануне. На другом конце телефонной линии, охваченная беспокойством, Марина Влади накручивала московский номер. Трубку взял Валерий Янклович. Марина попросила, чтобы он позвал к телефону Высоцкого. Высоцкий, конечно, был не в состоянии вести беседу. Янклович солгал ей: «Володя не может подойти к телефону. Сейчас он спит, я не хочу его будить». Жена поэта не поверила: «Валера, не ври. Пусть Володя возьмет трубку». Однако ее просьба осталась не выполненной. Высоцкий так и не подошел к телефону.
Только на следующий день, окончательно протрезвев, он позвонил Марине, чтобы попросить прощения за вчерашнее. Но она уже его не слушала и была так возбуждена, что вместо того чтобы принять извинения, заявила, что подаст на развод. Высоцкий умолял не делать этого, несмотря на то что намеревался повенчаться в церкви с Оксаной. 23 июня умерла сестра Влади — Одиль. Высоцкий не приехал на похороны, что укрепило убеждение его супруги в правильности принятого решения. На сей раз не было выяснений по поводу разрыва их отношений, просто Марина не хотела ни слышать, ни видеть Высоцкого. Их последний телефонный разговор состоялся только через месяц. Высоцкий сообщил тогда Влади, что приедет в Париж 29 июля (у него были виза и билет). Дело не дошло до серьезного разговора, и поэт продолжал метаться между отчаянными попытками покончить с вредной привычкой и приемом очередных, увы, более сильных доз. Все его друзья прекрасно отдавали себе отчет в том, что он падает в пропасть. Они, конечно, пытались уговорить его, но безрезультатно. В марте 1980 года друг поэта Всеволод Абдулов подробно описал знакомому наркологу состояние Высоцкого и количество употребляемых им доз. А в ответ услышал: «Вашему другу осталось жить не более двух месяцев. Скажу откровенно: ничего нельзя сделать, но, даже несмотря на это, я готов ему помочь».
В конце февраля 1980 года еще один друг Высоцкого — Владимир Шехтман попросил своего отца — хирурга, чтобы тот обследовал поэта и прежде всего посоветовал, как вылечить его давнее болезненное воспаление колена. Врач, осмотрев поэта, потребовал объяснения сына: «А сейчас скажи мне честно, как долго твой друг «этим» занимается?». После исчерпывающего ответа он подытожил: «Осталось ему всего 3–4 месяца. Могу тебе даже сказать, от чего он умрет: или не уколется вовремя, или от передозировки». В феврале и в апреле Высоцкому делают две операции на колене, которые не приносят ни малейшего облегчения. Ему тяжело ходить, но, несмотря на это, он дает концерты, играет в спектаклях. В «Гамлете», не меняя замысла режиссера, он стоит на коленях в одной из сцен, что причиняет ему невыносимую боль.
Все стремительней Высоцкий утрачивает веру в возможности медицины озлобленно высказывается о ней. Валерий Янклович вспоминает: «В июле, когда прошли все сроки, установленные врачами, и должно было начаться самое худшее, Володя начал иронизировать. Как-то он спросил меня, саркастически усмехаясь: «Ну и что? Где сейчас эти ваши врачи?». Ему действительно становилось все хуже».
Негативное влияние на состояние здоровья Высоцкого оказали очередные события, произошедшие в его артистической деятельности 16 апреля 1980 года Высоцкий принял участие в съемках документального фильма. Он специально поехал в Санкт-Петербург (тогда Ленинград), чтобы в Большом драматическом театре сняли его двухчасовой сольный концерт с целью использовать затем фрагменты в будущем фильме. Высоцкий неохотно ехал в Ленинград, хорошо понимая, как цензура отреагирует на замысел включения в фильм его записей. Однако благодаря уговорам друзей он принял предложение сценариста и режиссера. Целых два часа он пел свои песни в заполненном до отказа зрителями зале. Летом 1980 года фильм выпустило советское телевидение. Вспоминает Валерий Янклович: «Фильм показало наше телевидение, но весь эпизод с Высоцким из него вырезали. Володя на это только махнул рукой: «А что я тебе говорил!..». Скорее всего, у него уже не было сил, чтобы все это пережить».
Незадолго до смерти Высоцкий еще и еще раз пытается бороться со своей привычкой, принявшей баснословно отчетливые формы. Но об этом чуть позже. А пока… он колется и много пьет. Его дневная норма: две бутылки водки и две — шампанского. Шампанского пьет, впрочем, все больше. В таком состоянии он почти беспомощен. Однажды он ощутил это сполна на себе — во время пьяной разборки в Марселе во Франции его жестоко избили.
Поиски наркотиков становятся все более опасными для него, а провозить их при выезде за границу чревато серьезными последствиями. Однажды он был близок к разоблачению того, что именно он возит в аптечных бутылочках. Друг поэта Иван Бортник (актер Театра на Таганке) рассказывает: «Я шел с Володей на таможенный пост, провожал его. Он летел в Париж. Был таким популярным! таможенники его узнавали и вообще не проверяли его багаж. Они только спрашивали, есть ли что-нибудь для уплаты пошлины. И на этот раз таможенник спросил то же. Володя ответил отрицательно. Но в действительности вез какую-то картину, перстень Марине и соболиный или, может, какой-то другой мех. Таможенник хотел было пропустить Володю, но тут неожиданно, бог весть откуда, появились трое в штатском. Таможенник побледнел, быстро открыл чемодан Володи и увидел все это. Моментально схватил мех и сунул мне за пазуху (я никуда не летел), с картиной он этого сделать не мог, а перстень даже не успел взять в руки. Агенты уже стояли рядом. Картину и перстень они конфисковали. Однако Володю заботило другое. Как обычно, в кармане у него был наркотик, в бутылочках из-под сердечных капель. Он решил, что они попросят вывернуть карманы, и все станет ясно. Тогда он рукой раздавил в кармане эти бутылочки. Искалечил себе пальцы до крови».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});