ощупь, и темно-синие глаза — того же цвета, что и у меня. От нее пахло свежими яблоками, и когда мне было грустно, я клала голову ей на грудь и слушала, как бьется ее сердце.
Я так сильно скучаю по ней, что иногда тяжело дышать. Но она умерла. Кроме самой себя мне не на кого положиться. Так было довольно продолжительное время, так что мне стоит признать это и двигаться дальше. Я застряла в зоне ожидания, пытаясь найти отца, который подводил меня слишком многими способами.
Вытирая лицо, я ставлю кота сбоку и встаю, растягивая напряженные мышцы.
— Больше никакой жалости к себе, Стивенс.
Войдя в ванную, я беру бумажные салфетки и сморкаюсь прежде, чем умыться. С интересом поглядывая, кот идет следом.
— Я молодая и умная. У меня вся жизнь впереди. Я живу в пентхаусе с самым милым котиком в мире. — На это Стивенс мяукает и улыбается. — Самым милым и умным котиком всех времен. Мне не нужно искать придурка, который находясь рядом, делал меня несчастной. Больше нет. Вперед и с песней. — Стивенс снова мяукает и кивает. — Решено.
Затем я принимаю долгий горячий душ. А если так случилось, что все это время я плачу, кот — единственный, кто слышит мои всхлипывания, а он никому не расскажет.
ДЖОН
Я вижу знаки. Они чертовски ясны. Тяжесть в груди. То, как все тяжелее подниматься по утрам, потому что в кровати комфортно, а сны лучше реальности. Все становится тяжелым. Даже мои мысли.
Но самое трудное — невозможность отключить мысли.
В них вся суть, верно же? Как убежать от собственных мыслей? Вы не сможете. Можно только отвлечься.
Раньше когда мир становился черным, я отвлекался с помощью музыки, выпивки, вечеринок и секса. Отличное решение, когда ты рок-звезда, и каждый хочет угодить тебе. Хотя бы на время. Но темнота всегда найдет путь.
К тому же пьянка, наркотики? Самое худшее отвлечение всех времен. С тем же успехом я мог бы нажать кнопку саморазрушения и сэкономить немного времени.
Опускаюсь на диван и провожу рукой по лицу, чтобы почувствовать что-то еще, кроме тяжести, навалившейся на меня. Шепотки тоже, кстати, не прекращаются. Коварные мыслишки прорываются в мозг, говоря, что я заслужил это, что я — пустая трата пространства.
— Черт возьми!
Я вскакиваю и начинаю метаться по гостиной. Механизм преодоления номер один: напоминать себе, что мысли не всегда тебе друзья. Они могут врать как ублюдки.
Я Джакс гребаный Блэквуд, долбаная легенда. Я — голос своего поколения.
Больше нет. Ты — поучительная история для своего поколения.
— Дерьмо.
Это неправда, мужик. Просто тревога пытается устроить симпатичный комфортный домик в твоей голове. Отвали, тревога.
Я немного успокаиваюсь, но недостаточно. Я на таблетках, но все не так как звучит. Смысл в поиске лекарств, которые мне помогут. Методом проб и ошибок. И независимо от того, что принимаю, я должен оставаться бдительным.
Я назначил встречу со своим терапевтом. Не буду лгать, ребенок во мне раздражается от того, что я вынужден обращаться за помощью. Глупее не бывает, но это так. Чувствую себя зависимым от других, и мне это не нравится. Но это и является частью того, что раньше тянуло меня вниз — отказ признать, что я нуждаюсь в помощи.
Теперь я знаю лучше. И сейчас мне нужно подкрепление. Даже если знаю, что это будет отстойно.
Беру телефон и набираю номер.
Спустя тридцать минут в мою дверь звонят.
Блядское блядство, это действительно будет очень плохо.
С другой стороны двери мне лыбятся Рай с Уипом.
— Привет, Стинг, — говорит Рай, протискиваясь мимо меня.
— Стинг?
Уип вошел и невозмутимо глянул на меня.
— Ты прислал нам сигнал SOS.
Точно. «Послание в бутылке» — одна из лучших песен группы «Police».7
— Мило, — говорю я, когда входит Скотти с суровым и немного раздраженным лицом. Учитывая, что он всегда так выглядит, не принимаю это на свой счет.
— Джакс, — произносит он вместо приветствия. Но и в его глазах я вижу тревогу. Он знает, что я бы не созвал всех, не будь все серьезно.
Бросаю взгляд на опустевшую лестничную клетку.
— Что ты ищешь? — спрашивает Скотти.
— Убеждаюсь, что в тени не прячется Бренна. — Куда бы он ни пошел, она следует за ним как злобный прихвостень на пятидюймовых дизайнерских каблуках. — Где она?
— В Лос-Анджелесе, — говорит он, прислонившись к подлокотнику дивана. — Что происходит, Джакс?
— Прямо с места в карьер? — Прохожу в кухню, притворяясь, что меня слегка не подташнивает. — Без «привет, Джакс, рад тебя видеть. Как поживаешь?»
Скотти приподнимает бровь.
— Как поживаешь, Джакс?
— Спасибо, хорошо.
— Рад слышать. А теперь расскажи, какого черта происходит.
Рай с Уипом плюхаются в кресла и смотрят на нас. Достав несколько бутылок пива, бросаю каждому по одной. Они ловят напитки с легкостью.
— Ты хочешь, Скотти? У меня нет заварного чая.
Он скрещивает руки на груди и спокойно смотрит на меня.
— А мне он понадобится?
— Возможно.
Скотти оттягивает манжеты рубашки, поправляя их просто так. Его голубовато-серый костюм безупречен. Я всего лишь раз видел его по-настоящему взъерошенным, и то из-за его теперь уже жены Софи. Понимаю, что когда поделюсь новостями, он останется спокойным. Я полагаюсь на это. Он — клей, который держит вместе эту группу. Отличное качество для менеджера.
— Чувак, — говорит Рай, откидываясь на спинку кресла, — просто выкладывай.
Наш басист Рай — громила с энциклопедическими познаниями в музыке. А еще заноза в заднице.
— Господи, — говорит Уип, качая головой, — дай парню минутку.
— Спасибо, Уип.
— Без проблем, Джакс, — подмигивает он. — Дерьмо либо плавает, либо тонет. Но это все равно дерьмо.
— Я… даже не знаю, какого черта это значит.
Он ухмыляется. Как идиот.
Девушки любят Уипа. И темные волосы, и голубые глаза, и модельное лицо — все работает на него. Черт, я выгляжу так же. Но парню каким-то образом удается выглядеть одновременно невинным и потерянным, как будто все, в чем он нуждается — это спасение любовью хорошей женщины. И они на это ведутся. Даже сейчас он стучит руками по бедрам, потому что не может сидеть спокойно.
Со вздохом я бросаюсь на диван и тру лицо руками.
— У меня венерическое заболевание.
Если бы сейчас пукнула мышь, вы бы ее услышали.
— Что, прости? — подавившись, спрашивает Рай.
— Ты меня слышал.
Кто-то прокашливается.
Акцент Скотти становится четче.
— Какое именно заболевание, Джон?
Он назвал меня по имени. Я в глубоком дерьме.
Откидываюсь назад, глядя на его мрачное лицо.
— Хламидиоз.
— Черт возьми.
Он