По приказанию испуганного отца Августина яму поспешно засыпали, а то место, где она находилась, заросло травой и бурьяном вместе со всем заброшенным садом.
КОЛДУНЬЯ ИЗ СИЛЕРА
The Enchantress of Sylaire (1941)
— Простофиля несчастный! Я ни за что не выйду за тебя замуж, — объявила Ансельму Доротея, единственная дочь сира де Флеше, надув вишневые, как спелые ягоды, губки. Ее голос был словно мед, но за его приторной сладостью скрывалось пчелиное жало.
— Не так уж ты и уродлив. И манеры у тебя неплохие. Очень жаль, что у меня нет зеркала, которое могло бы показать тебе, какой ты болван!
— Но почему? — спросил Ансельм, уязвленный и пораженный до глубины души.
— Потому что ты всего лишь безмозглый мечтатель, закопавшийся в книги, точно монах. Ты любишь лишь свои глупые рыцарские романы и легенды. Говорят, что ты даже пишешь стихи. Большая удача, что ты второй сын графа де Фрамбузье, — ибо тебе никогда не стать кем-то большим.
— Но вчера мне казалось, что вы меня чуть-чуть любите, — произнес Ансельм с горечью. — Женщина не видит ничего хорошего в мужчине, которого больше не любит.
— Олух! Осел! — вскричала Доротея, высокомерно тряхнув белокурыми локонами. — Не будь ты таким, как я тебя назвала, ты никогда не напомнил бы мне о вчерашнем. Убирайся вон, идиот, и чтобы я тебя больше не видела!
* * *
Ансельм, отшельник, немного вздремнул, беспокойно ворочаясь на узком и жестком ложе. Казалось, от духоты летней ночи его слегка лихорадит.
Естественный пыл юности также подогревал его волнение. Он не хотел думать о женщинах — в особенности об одной из них. Но, даже проведя тринадцать месяцев в полном одиночестве, в самом сердце Аверуанского леса, он все еще не мог выкинуть ее из головы. Насмешки, которыми осыпала его Доротея де Флеше, были жестокими, но еще мучительнее были воспоминания о ее красоте: пухлых губках, округлых руках и тонкой талии, о ее высокой груди и девичьих бедрах, которые не приобрели еще зрелой округлости форм.
Когда ему удавалось задремать, его одолевали многочисленные видения, принося с собой рой других образов, прекрасных, но безымянных.
Юный отшельник поднялся на рассвете, измученный, но не успокоенный. Он решил, что купание в заводи реки Исуаль, скрытой в ивовых и ольховых зарослях, поможет ему освежить голову. Вода, восхитительно прохладная в этот утренний час, успокоит его томление.
Ему защипало глаза, когда из темной хижины он вышел в золотистую утреннюю дымку. Мысли его витали где-то далеко, все еще исполненные волнения. Правильно ли он поступил, удалившись от мира, оставив друзей и семью, став отшельником, и все из-за немилости какой-то девчонки? Он не пытался лгать себе, что стал затворником из-за стремления к святости, которая поддерживала других отшельников в испытаниях. Не усугублял ли он, живя в одиночестве, свой недуг, который надеялся исцелить?
Возможно, пришла к нему запоздалая мысль, он действительно выставил себя бесплодным мечтателем и праздным глупцом, в чем его и обвинила Доротея. Непростительной слабостью было бежать в леса из-за разочарования в любви.
Ансельм брел с потупленным взором, пока не оказался среди зарослей тальника, окаймлявших заводь. Не поднимая глаз, он раздвинул молодые кусты и собрался сбросить с себя одежду, но раздавшийся поблизости плеск воды пробудил его от задумчивости.
С лежим испугом Ансельм осознал, что в заводи уже кто-то купается, и, что напугало его еще больше, это была женщина. Стоя посереди заводи, она плескалась до тех пор, пока по воде не пошли волны, достававшие ей до груди. Влажная кожа поблескивала на солнце, как лепестки белой розы в капельках росы.
Испуг юноши перешел в любопытство, а затем в невольное восхищение. Он твердил себе, что надо уйти, но опасался испугать купальщицу резким движением. Склонившись так, что ему были видны изящный профиль и прелестное плечо, она не замечала его присутствия.
Обнаженная женщина, тем более женщина молодая и красивая, была тем зрелищем, которое он хотел бы видеть в последнюю очередь. И все же он не мог отвести от нее глаз. Она была ему незнакома, и он понял, что это не какая-то из деревенских девушек, живущих поблизости. Незнакомка была прекрасна, и весь облик ее говорил о благородстве происхождения. Но, несомненно, ни одна знатная дама или девица не стала бы в одиночестве купаться в лесной заводи.
Вьющиеся каштановые волосы, перехваченные серебристой лентой, тяжелой волной ниспадали на плечи, отливая золотом в лучах рассветного солнца. Обвивающая ее шею тоненькая золотая цепочка, казалось, отражала блеск волос, пританцовывая на груди, пока купальщица играла с волнами.
Молодой отшельник замер, точно зачарованный. Сердце его забилось сильнее, отвечая на властный призыв ее красоты.
Утомленная своей игрой, красавица повернулась к нему спиной и двинулась к противоположному берегу, где, как только что заметил Ансельм, на траве лежали женские одеяния. Она медленно выходила из воды, демонстрируя формы, достойные Венеры.
Затем он заметил неподалеку огромного волка, который, крадучись точно тень, появился из зарослей и подобрался к ее одежде. Ансельму никогда прежде не приходилось видеть таких крупных волков. Ему вспомнились многочисленные истории об оборотнях, которыми будто бы кишел этот лес, и его тревога мгновенно сменилась ужасом. Блестящий мех зверя был черным с голубоватым отливом, и сам он казался намного крупнее обычных серых волков. Припав к земле, хищник поджидал женщину, подходившую к берегу.
«Еще миг, — подумал Ансельм, — и она заметит опасность и закричит от ужаса». Но она продолжала идти дальше, задумчиво склонив голову.
— Берегитесь! — крикнул он странно громким голосом, нарушившим волшебную тишину. Как только слова сорвались с его губ, волк исчез среди дубов и буков. Обернувшись, женщина улыбнулась Анселъму, и он увидел ее овальное лицо со слегка раскосыми глазами и губами пунцовыми, точно зерна граната. Она не казалась ни напуганной волком, ни смущенной присутствием Ансельма.
— Я не боюсь, — произнесла она теплым звучным голосом. — Одинокий волк вряд ли нападет на меня.
— Но, возможно, где-то поблизости бродят его товарищи, — не сдавался Ансельм, — И другие опасности могут подстерегать того, кто бродит по Аверуанскому лесу один. Когда вы оденетесь, я с вашего позволения провожу вас до дома, неважно, далеко или близко он находится.
— Мой дом находится близко и в то же время далеко, — ответила дама загадочно. — Но ты можешь прогуляться со мной, если, конечно, хочешь.
Красавица занялась своей одеждой, а Ансельм на несколько шагов углубился в ольховые заросли и занялся вырезанием толстой дубины, чтобы отбиваться от диких зверей или других противников. Странное, но восхитительное волнение овладело им, и он несколько раз чуть было не порезался своим ножом. Женоненавистничество, побудившее его укрыться от всех в лесном убежище, стало казаться глупым ребячеством. Он позволил себе оскорбиться насмешкой избалованной девчонки слишком сильно и слишком надолго.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});