— Извини, что прервал вас сейчас, Иванка, — усмехнувшись и не ответив на мое приветствие, Дима смотрит на меня искоса. — Ты молодец, что сбежала, — цедит сквозь зубы. — Не стоит делать этого в наших офисных помещениях, здесь полно камер. Попадешь в папкину коллекцию ненароком, да и охранников голой попой повеселишь. Дождитесь конца рабочего дня. У него много квартир, местечко найдется.
И что это вообще значит? Не нахожусь с ответом. Мечусь взглядом по его лицу. Он не ожидал меня здесь увидеть и подумал, что я теперь с его отцом?
— Все же решила стать еще одной девочкой моего бати? — криво улыбнувшись, Дима разглядывает меня снова и снова, как будто не может узнать. — Будешь изображать износявку, а потом получать подарки? Ну что же, — кивает, глубоко вздохнув, — так, по-крайней мере, он не будет нарушать закон. И мне спокойнее. — Первый раз выражение самоуверенности на секунду исчезает с его лица, затем снова возвращается. — Правильно, он хорошо платит. В таком случае твои родители успокоятся. Кто же откажется от такого богатства?
Что за бред он несет? Да еще и пялится, словно у меня на лбу выросли рога, а на руках — когти. Полагаю, удивлен поведением своего отца, который был чересчур обходителен и держал меня слишком близко. Вот, значит, как?! Раз генеральный старается, значит, я дала ему повод. Мое появление на конференции воспринято Димой как сближение с напавшим на меня же насильником? Гениально. Внутри все кипит от злости. Я ведь с ума по нему схожу, а он мало того, что поставил меня в один ряд с толпой своих девок, так еще и считает продажной швалью. Я же с ним девочкой была! У меня же никого до него не было. Кипучий, злой, горячий мажор.
Дима делает резкий рывок, я на автомате вдавливаюсь в стену, отстраняясь. Раньше мечтала о поцелуе, а сейчас хочу залепить ему пощечину, чтобы прекратил нести эту чушь.
— Вот бы мне хоть немного твоей сообразительности, Дима.
Обидно. Меня еще от «лапочки» не отпустило, а тут новое испытание. Я, оказывается, потаскуха, избавившаяся с сынком от ненужной невинности, чтобы теперь попасть к папочке в офис. А нельзя было, минуя сынка, в лесу заполучить папочку? Притвориться и сразу же стать «девочкой» Красинского-старшего. Зачем такие круговерти? Он-то мне зачем нужен был? Облить бы мажора ледяной водой, а лучше фруктовой, чтобы на белой рубашке остались оранжевые следы. Ревнует он, что ли, не пойму?
Молча смотрю на него, прижавшись к зеркальной поверхности. Он тоже молчит. Топчется рядом, с ноги на ногу переступает, скулы будто острее стали, желваки ходуном ходят, глаза мечут молнии, нос почти касается моего. С ума сойти, какой же он темпераментный.
Доказывать, что я не проститутка, а попала сюда случайно, не собираюсь. Да, мы с Димой знали друг друга мало, но неужели у него не возникло мысли, что я «не такая»? Он же видел, как меня трясло после нападения. Привык, что все притворяются? Я не понимаю! Или он решил, что я таким образом ухожу от деспотичных родителей? В его башке это все выстроилось в схему, где я, узнав, что своим постоянным девкам Егор Валентинович дает откуп в виде малосемейки, сбегаю от родителей на собственную хату, предварительно потренировавшись с его сыном? С ума сойти! Оправдываться? За что?
— Я просто прохожу практику в вашей фирме.
— Как удобно, Иванка. И как это у вас будет? Он очень часто уже не сможет — старенький! — усмехается Дима, обижая меня еще больше, его взгляд ползает по моему лицу, ощупывает грудь, плечи, руки, трется о горячую кожу, точно ищет возможности вспыхнуть, разгореться и вскипятить кровь в заледеневших жилах. — Вот почему ты не ответила на мое приглашение, Иванка, заставив ждать полдня! Тебе было некогда, ты развлекалась в компании моего папочки.
Рыкнув, Дима со злостью бьет ладонью по панели над моей головой, заставляя вздрогнуть. Так странно, несмотря на его слова и агрессию, меня захлестывают очень сильные эмоции. Я даже боюсь их. Внезапное сильное влечение к этому фантазеру, привыкшему, что все вокруг покупается и продается, почти мутит мой рассудок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не ожидал от тебя. Вот! — указывает пальцем, выделяя слова, впечатывая их. — Вот от тебя, Иванка! Не ожидал! — горько смеется Дима и отходит.
Он тяжело дышит, агрессивно сжимая челюсть. Я злюсь на него, считаю чертовым психом, но в то же время не могу избавиться от этого странного желания, которое испытываю к нему. Это так невыносимо увлекательно: смотреть на него, слышать, чувствовать. Ненавижу себя за то, что уже завидую девушке, в объятиях которой он утешится сегодня.
Двери лифта разъезжаются, и Дима выходит, бросив меня одну. Я тоже выхожу, хотя понятия не имею на какой этаж приехала.
Мне навстречу бежит Машка. А я не могу сдержать слез, уткнувшись в плечо подружки. Слишком много эмоций и впечатлений. Я так много всего никогда не испытывала.
— Эй, ты в порядке? — Гладит меня по голове Маша. — Как все прошло?
Не могу говорить и, поджав губы, просто киваю.
Глава 7
Я прижимаюсь к Машке как маленький ребенок, потерявший маму в супермаркете.
— Нормуль, Вань, — шепчет подруга, поддерживая. Она, видно, решила, что я из-за перевода так разнервничалась. — Тетки, что там присутствовали, говорят — ты отлично справилась. А эти слезы, они от перенапряжения. Все уже позади. Сейчас до двух досидим и пойдем домой, а завтра… — Вытирает она мои щеки, поправляет волосы. — Завтра вернутся их инфарктно-застрявшие в пробках переводчики, и мы засядем в свою коробку с документами. Ну их в трынду с этими деловыми офисными буднями. Я так за тебя переживала, что аж нажралась чужого печенья.
Смеюсь. Вот за это я и люблю свою Машку, она всегда умеет правильно подбирать слова и поддерживать в трудную минуту. Я улыбаюсь сквозь слезы и киваю, быстро соглашаясь.
— Отличная нынче подготовка у студентов третьего курса, — слышится за нашими спинами.
Мы оборачиваемся, отдельными громкими хлопками мне аплодирует руководитель нашей практики. Надо хоть имя ее узнать, а то неудобно как-то. Она улыбается, чего за время нашего с ней короткого знакомства я еще не замечала.
— Не нужно плакать, ты была очень хороша, несмотря на некоторые моменты. И вообще смотрелась неплохо, по крайней мере, генеральный не вызвал нас, чтобы отругать, а это значит, что все отлично.
— Можно мы домой пойдем? А то Иванка такой стресс получила.
— И я бы с удовольствием пошла домой, но дела сами себя не сделают.
Руководительница идет к своему кабинету. А мы, застыв, так и стоим в коридоре в обнимку.
— Красинский желает видеть тебя на ланче. Черт, вечно этот замок заедает, — скривившись, дергает она ручку.
— А разве ваш переводчик, застрявший в пробке, не приехал уже? — спрашивает за меня Маша.
— Приехал, да только генеральный хочет Иванку. Во! — Толкает она открывшуюся дверь. — Наконец-то. Спускайся вниз, девочка, нас ждут великие дела.
В ресторан я захожу с таким лицом, будто кто-то из моих близких знакомых вот прямо только что умер. Веселый американец машет мне как старой знакомой, а генеральный директор вертепа, в котором я имею честь проходить практику, любезно и очень показательно отодвигает для меня свободный стульчик. Возле себя, естественно.
Я набираю в грудь побольше воздуха и просто абстрагируюсь от всего происходящего. Довольную физиономию Красинского-старшего при моем приближении можно хоть сейчас вешать на рекламный баннер. Ну вот что он ко мне прицепился? Димы, слава богу, за большим круглым столом нет. А то его мнение о том, что я «папина девочка» укрепилось бы еще сильнее. Тоскливо и пусто на душе.
Официантка навязчиво пытается впарить мне суп и жаркое, а я хочу как можно скорее убраться отсюда. Я зла на Диму и его выводы, а еще на саму себя — ведь несмотря на то, что он наговорил, я все равно оглядываюсь и ищу его глазами. На душе неспокойно, он для меня какой-то особенный.
Переводить за столом в принципе нечего, думаю, «как это вкусно» и «можно ли мне воды» они сказали бы друг другу и без моего участия. Но Красинский-старший доволен как кот, нажравшийся сметаны. Часто смотрит на меня, придвигается ближе.