Читать интересную книгу Ольга Чехова. Тайная роль кинозвезды Гитлера - Алекс Громов

По окончании спектакля комендант города приглашает актеров на стаканчик вина. Ольга не очень-то стремится на это, говоря по-современному, афтер-пати. "Мои коллеги уговаривают меня. Как "звезда", я не имею права отказаться. "Круговой чаркой" обносят в боковой комнате маленького ресторанчика.

Здесь более или менее регулярно собираются на вечеринки немецкие офицеры. Ничто не предвещает, что этот вечер будет чем-то отличаться от других: те же разговоры, те же шутки, плохо скрываемое любопытство, за внешней корректностью маленькие фривольности…"

И вот появляется немного запоздавший гость, офицер люфтваффе, "рослый и самоуверенный, но без следа надменности". Он не выглядит завсегдатаем пирушек — останавливается в дверях и оглядывает комнату, будто ищет кого-то. Потом подходит к Ольге и произносит:

— Я знал, что встречу вас.

Между ними легко завязывается разговор, будто они знакомы давным-давно. Офицер признается, что не собирался этим вечером никуда идти, но будто неведомая сила заставила его отказаться от тихого отдыха и направиться в ресторанчик, где он почти никогда не бывает. "Мы смотрим друг на друга: это было предопределено.

Йеп — командир эскадрильи в истребительном полку.

Как это часто бывает среди людей, духовно близких, нам с Йепом для взаимопонимания не нужен ни телефон, ни какие-либо другие средства связи. И наши письма, собственно, всего лишь дополнительное выражение того, что мы вместе ощущаем, думаем и чувствуем. Наш контакт не прерывается ни на секунду даже когда между нами тысячи километров".

Йеп писал Ольге подробные письма, рассказывая о своих боевых вылетах, впечатлениях и переживаниях. Она потом всю жизнь их хранила…

Январь 1940

"Вчера у меня был кровопролитный воздушный бой, в котором все-гаки не повезло англичанину и он со своей машиной нашел смерть… я убийца… я все время твержу себе: меня не свалишь…

Думал ли мой противник то же самое?

Как долго мне будет везти?

Эта ужасная война! Она все время загоняет нас в безумное положение обороняющегося.

Когда вчера после боя, мокрый от пота, я вернулся к себе на квартиру, в темноту (электрический свет не горит, лишь на столе одна свеча), то нашел там три письма от тебя, одно от 29.12, другие от 1.01 и 2.01.

Как раз в этот день мыслями я был с тобой, и мне захотелось иметь маленький медальон с твоим портретом. Когда я раскрыл письмо и действительно обнаружил там медальон, я только повторял: "Спасибо, спасибо, спасибо". Ты услышала мои мысли.

Я так радуюсь медальону с маленьким фото потому, что теперь всегда могу носить его с собой. Всегда, когда мне захочется, я смогу посмотреть на него, оно будет со мной в тысячах метров над Англией, оно разделит мою судьбу, сгорит, пойдет в плен или замерзнет вместе со мной в ледяных волнах.

На улице воет ветер. Я вслушиваюсь в него — я хочу услышать твой голос и твои легкие шаги и вправду слышу их…"

Их встречи были редкими и недолгими. Война не делает поправок на любовь, даже если это роман знаменитой актрисы и блистательного летчика-аса. "У Йепа отпуск. Он сидит в за городном домике в Кладове у рояля и импровизирует. Он очень хорошо играет. Я люблю его слушать.

Теперь мы все живем в загородном доме. Моей городской квартиры больше не существует. Сохранился лишь остов. Лохмотья штор беспомощно рвутся в проемы вырванных с корнем окон, в которых когда-то были стекла. Когда падали бомбы, никого из нас не было дома".

В минуты отдыха Йеп, по воспоминаниям Ольги, не любил носить военную форму. И вот, думая о войне, о скорой разлуке и возвращении любимого на фронт, Ольга спросила его:

— Зачем ты это делаешь?

— Я не хочу этого. Но все же в конце концов мы все в ответе. Отговорок не существует. Или все-таки есть? "Судьбоносная борьба"… "отечество в опасности"… "долг"… "не щадя сил"… "готовность к жертве"… но это говорят другие. Все это не так.

— А как же?

— Это подъем духа, бессмысленный или вполне осознанный, кто может судить об этом, — старт, взлет, отрыв от противника, атака в свободном пространстве… это всегда приключение, приключение с неизвестным… это опасность — мы ищем ее, провоцируем, преодолеваем или погибаем от нее… Смысл? Разум? Разум отключается. Это как наркотик — как и у других… — Йеп смотрит на меня и задумчиво повторяет: — Совершенно определенно, как и у других.

— У кого — других?

— У "томми"… Там, наверху, никто из нас не думает о Гитлере.

Март 1941

"Вчера я снова бродил, при атом проходил мимо французского кинотеатра, в котором шел фильм "Los mains libres" ("Освобожденные руки"). Я видел фильм раньше, но мне захотелось снова увидеть тебя. Я счастлив. И замечаю там много детален: например, твою сумочку с монограммой "Le Journal d’Olga Tschechowa". Ты все время старалась держать ее так, чтобы нельзя было прочесть твое имя…

Мне было приятно видеть тебя, но ты не стала ближе. Ты ведь и так всегда со мной. И все же я радовался мелочам, которые знаю в тебе. Не было твоего голоса — какая-то француженка тусклым, приглушенным голосом говорила вместо тебя. Так комично, когда слышишь синхронизированный голос, голос, который совсем не подходит человеку…

В одной газете я сегодня увидел снимок с тобой и Вилли Домом, из спектакля "Шестая жена"…

Ты права, когда пишешь, что я снова был в деревушке. В тот момент, когда ты писала эти строчки, я уже вернулся. На следующий день я услышал тебя по радио… Ты так нежно описываешь, как тебе снится, что я, с маленьким чемоданчиком, небритый, сижу около тебя. Как верны твои сны — я действительно часто небрит…

Мое сердце всегда рядом с твоим.

Недавно мне приснилось, будто я должен спрыгнуть над Англией на парашюте; я приземлился в старом, немного заросшем парке небольшого замка и нашел там тебя. Тебя одну.

Стены чудовищно толстые, и двери тоже. В огромном камине тлели большие поленья. Мы вместе стояли на коленях перед огнем. Ты сказала мне: "Отныне тебя ожидает тишина и покой, сюда не придет ни один человек, и никто не догадается, кто живет у меня, пока идет война, а она будет идти долго. Ничто не проникнет сюда из внешнего мира… Но и ты ни за что не должен выходить отсюда, иначе ты пропал!"

И я больше не желаю никуда уходить…

Потом сон растворился в каком-то шуме, возникшем неподалеку от дома.

Мне хотелось и дальше смотреть этот сон. Но он уже не вернулся.

Когда я совсем очнулся ото сна, то подумал: не тот ли это страх, который постоянно прячется в подсознании, — страх, что можно упасть над Англией, что, возможно, неизбежен плен на многие годы, что любая связь с тобой прервется да что, собственно говоря, я уже давно мертв для всех… для тебя…

Все это затем преломляется во сне в желаемую противоположность… Сновидение — что за странный, вневременной, желанно вневременной мир…"

Некоторые письма Йепа примечательны драматическими описаниями воздушных поединков.

"Я веду соединение, которое состоит из двух эскадрилий — каждая по шесть машин, — на свободную охоту над восточным побережьем Англии. Как уже сотню раз до того, мы ввинчиваемся ввысь на несколько тысяч метров. На высоте 7000–8000 метров попадаем в облачность.

При подлете к побережью я оказываюсь только с шестью машинами моей эскадрильи. Вторая эскадрилья оторвалась, И тут почти сразу далеко под нами я вижу кучу маленьких точек, которые быстро приближаются. Пока еще трудно определить, какого типа эти самолеты "спитфайеры" или "харрикейны". Разница в высоте минимум пятьсот метров.

Англичане тоже обнаружили нас — как только я хочу пропустить их под нами, все соединение довольно круто задирает носы самолетов и устремляется нам навстречу.

Тогда я, используя преимущество в высоте, собираюсь с правого виража зайти англичанам в хвост. Это "харрикейны" числом от 18 до 20 машин.

Но англичане тотчас выполняют крутой правый разворот с набором высоты и сразу же угрожающе рассредоточиваются. Я понимаю, что ситуация складывается не в нашу пользу, и приказываю уходить.

На полном газу с ревом мы вшестером разворачиваемся на юго-восток и скрываемся в дымке. Через несколько минут мы снова разворачиваемся в сторону Канала.

"Харрикейнов" больше не видно.

Где-то над Фолкстоуном я вдруг замечаю несколько неясных силуэтов англичан слева, справа, впереди под нижней кромкой облачности. Я собираюсь стремительно атаковать справа, как вижу слева еще одного англичанина; и когда я хочу подойти к нему, передо мной появляется еще пара силуэтов. В это время строй эскадрильи рассыпается. Каждый занят самим собой. Ситуация мне кажется безнадежной, и тогда я на приличной скорости ухожу вниз и в сторону Канала.

На середине Канала я снова виражами набираю высоту до 7000 метров и опять лечу по направлению к Дувру. Самолеты эскадрильи исчезли.