ОТНОШЕНИЕ К БАРЫШНЕ
Этот вечер решал —не в любовники выйти ль нам? —темно,никто не увидит нас,Я наклонился действительно,и действительноя,наклонясь,сказал ей,как добрый родитель:«Страсти крут обрыв —будьте добры,отойдите.Отойдите,будьте добры».
РАЗГОВОР С ТОВАРИЩЕМ ЛЕНИНЫМ
Грудой дел,суматохой явленийдень отошел,постепенно стемнев.Двое в комнате.Яи Ленин —фотографиейна белой стене.Рот открытв напряженной речи,усовщетинкавздернулась ввысь,в складках лбазажатачеловечья,в огромный лобогромная мысль.Должно быть,под нимпроходят тысячи…Лес флагов…рук трава…Я встал со стула,радостью высвечен,хочется —идти,приветствовать,рапортовать!«Товарищ Ленин,я вам докладываюне по службе,а по душе.Товарищ Ленин,работа адоваябудетсделанаи делается уже.Освещаем, одеваем нищь и оголь,ширитсядобычаугля и руды…А рядом с этим,конешно,много,многоразнойдряни и ерунды.Устаешьотбиваться и отгрызаться.Многиебез васотбились от рук.Оченьмногоразных мерзавцевходятпо нашей землеи вокруг.Нетуимни числа,ни клички,целаялента типовтянется.Кулакии волокитчики,подхалимы,сектантыи пьяницы, —ходят,гордовыпятив груди,в ручках сплошьи в значках нагрудных…Мы ихвсех,конешно, скрутим,но всехскрутитьужасно трудно.Товарищ Ленин,по фабрикам дымным.по землям,покрытыми снегомвашим,товарищ,сердцеми именемдумаем,дышим,боремсяи живем!..»Грудой дел,суматохой явленийдень отошел,постепенно стемнев.Двое в комнате.Яи Ленин —фотографиейна белой стене.
СЕБЕ, ЛЮБИМОМУ, ПОСВЯЩАЕТ ЭТИ СТРОКИ АВТОР
Четыре.Тяжелые, как удар.«Кесарево кесарю – богу богово».А такому,как я,ткнуться куда?Где для меня уготовано логово?Если б был ямаленький,как Великий океан, —на цыпочки б волн встал,приливом ласкался к луне бы.Где любимую найти мне,такую, как и я?Такая не уместилась бы в крохотноенебо!О, если б я нищ был!Как миллиардер!Что деньги душе?Ненасытный вор в ней.Моих желаний разнузданной ордене хватит золота всех Калифорний.Если б быть мне косноязычным,как Дантили Петрарка!Душу к одной зажечь!Стихами велеть истлеть ей!И словаи любовь моя —триумфальная арка:пышно,бесследно пройдут сквозь неелюбовницы всех столетий.О, если б был ятихий,как гром, —ныл бы,дрожью объял бы земли одряхлевшийскит.Яесли всей его мощьювыреву голос огромный —кометы заломят горящие руки,бросятся вниз с тоски.Я бы глаз лучами грыз ночи —о, если б был ятусклый,как солнце!Очень мне надоСияньем моим поитьЗемли отощавшее лонце!Пройду,любовищу мою волоча.В какой ночи,бредовой,недужной,какими Голиафами я зачат —такой большойи такой ненужный?
УЖЕ ВТОРОЙ. ДОЛЖНО БЫТЬ, ТЫ ЛЕГЛА…
Уже второй. Должно быть, ты легла.В ночи Млечпуть серебряной Окою.Я не спешу, и молниями телеграмммне незачем тебя будить и беспокоить.Как говорят, инцидент исперчен.Любовная лодка разбилась о быт.С тобой мы в расчете. И не к чему переченьвзаимных болей, бед и обид.Ты посмотри, какая в мире тишь.Ночь обложила небо звездной данью.В такие вот часы встаешь и говоришьвекам, истории и мирозданью.
Стихотворения 1912–1916 годов
НОЧЬ
Багровый и белый отброшен и скомкан,в зеленый бросали горстями дукаты,а черным ладоням сбежавшихся оконраздали горящие желтые карты.
Бульварам и площади было не странноувидеть на зданиях синие тоги.И раньше бегущим, как желтые раны,огни обручали браслетами ноги.
Толпа – пестрошерстая быстрая кошка —плыла, изгибаясь, дверями влекома;каждый хотел протащить хоть немножкогромаду из смеха отлитого кома.
Я, чувствуя платья зовущие лапы,в глаза им улыбку протиснул; пугаяударами в жесть, хохотали арапы,над лбом расцветивши крыло попугая.
УТРО
Угрюмый дождь скосил глаза.А зарешеткойчеткойжелезной мысли проводов —перина.И нанеевстающих звездлегко оперлись ногиНо ги —бель фонарей,царейв короне газа,для глазасделала больнейвраждующий букет бульварных проституток.И жутокшутокклюющий смех —из желтыхядовитых розвозросзигзагом.За гами жутьвзглянутьотрадно глазу:рабакрестовстрадающе-спокойно-безразличных,гробадомовпубличныхвосток бросал в одну пылающую вазу.
ПОРТ
Простыни вод под брюхом были.Их рвал на волны белый зуб.Был вой трубы – как будто лилилюбовь и похоть медью труб.Прижались лодки в люльках входовк сосцам железных матерей.В ушах оглохших пароходовгорели серьги якорей.
ИЗ УЛИЦЫ В УЛИЦУ
У —лица.Лицаудоговгодоврез —че.Че —резжелезных конейс окон бегущих домовпрыгнули первые кубы.Лебеди шей колокольных,гнитесь в силках проводов!В небе жирафий рисунок готоввыпестрить ржавые чубы.Пестр, как форель,сынбезузорной пашни.Фокусникрельсытянет из пасти трамвая,скрыт циферблатами башни.Мы завоеваны!Ванны.Души.Лифт.Лиф души расстегнули.Тело жгут руки.Кричи, не кричи:«Я не хотела!» —резокжгутмуки.Ветер колючийтрубевырываетдымчатой шерсти клок.Лысый фонарьсладострастно снимаетс улицычерный чулок.
А ВЫ МОГЛИ БЫ?
Я сразу смазал карту будня,плеснувши краску из стакана;я показал на блюде студнякосые скулы океана.На чешуе жестяной рыбыпрочел я зовы новых губ.А выноктюрн сыгратьмогли бына флейте водосточных труб?
ВЫВЕСКАМ
Читайте железные книги!Под флейту золоченой буквыполезут копченые сигии золотокудрые брюквы.
А если веселостью песьейзакружат созвездия «Магги» —бюро похоронных процессийсвои проведут саркофаги.
Когда же, хмур и плачевен,загасит фонарные знаки,влюбляйтесь под небом харчевенв фаянсовых чайников маки!
Я
1
По мостовоймоей души изъезженнойшаги помешанныхвьют жестких фраз пяты.Где городаповешеныи в петле облаказастылибашенкривые выи —идуодин рыдать,что перекресткомраспятыгородовые.
2
Несколько слов о моей жене
Морей неведомых далеким пляжемидет луна —жена моя.Моя любовница рыжеволосая.За экипажемкрикливо тянется толпа созвездий пестрополосая.Венчается автомобильным гаражом,целуется газетными киосками,а шлейфа млечный путь моргающим пажемукрашен мишурными блестками.А я?Несло же, палимому, бровей коромыслоиз глаз колодцев студеные ведра.В шелках озерных ты висла,янтарной скрипкой пели бедра?В края, где злоба крыш,не кинешь блесткой лесни.В бульварах я тону, тоской песков овеян:ведь это ж дочь твоя —моя песняв чулке ажурному кофеен!
3
Несколько слов о моей маме
У меня есть мама на васильковых обоях.А я гуляю в пестрых павах,вихрастые ромашки, шагом меряя, мучу.Заиграет вечер на гобоях ржавых,подхожу к окошку,веря,что увижу опятьсевшуюна домтучу.А у мамы больнойпробегают народа шорохиот кровати до угла пустого.Мама знает —это мысли сумасшедшей ворохивылезают из-за крыш завода Шустова.И когда мой лоб, венчанный шляпой фетровой,окровавит гаснущая рама,я скажу,раздвинув басом ветра вой:«Мама.Если станет жалко мневазы вашей муки,сбитой каблуками облачного танца, —кто же изласкает золотые руки,вывеской заломленные у витрин Аванцо?..»
4
Несколько слов обо мне самом
Я люблю смотреть, как умирают дети.Вы прибоя смеха мглистый вал заметилиза тоски хоботом?А я —в читальне улиц —так часто перелистывал гроба том.Полночьпромокшими пальцами щупаламеняи забитый забор,и с каплями ливня на лысине куполаскакал сумасшедший собор.Я вижу, Христос из иконы бежал,хитона оветренный крайцеловала, плача, слякоть.Кричу кирпичу,слов исступленных вонзаю кинжалв неба распухшего мякоть:«Солнце!Отец мой!Сжалься хоть ты и не мучай!Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою дольней.Это душа мояклочьями порванной тучив выжженном небена ржавом кресте колокольни!Время!Хоть ты, хромой богомаз,лик намалюй мойв божницу уродца века!Я одинок, как последний глазу идущего к слепым человека!»
ОТ УСТАЛОСТИ