упала, но не ударилась — под ней оказалось что-то колючее и упругое. Дверь захлопнулась, снаружи лязгнул засов.
— С тобой все хорошо? — спросил Вогт откуда-то сверху.
Наёмница застонала в тупой ярости, подняв свинцовые веки. Она лежала на соломе, которую уже обильно залила хлещущая из носа кровь. Голова раскалывалась.
— Все отлично, — буркнула она. — С чего бы мне чувствовать себя плохо?
— Ты бы лучше поднялась, — сказал Вогт, наклонившись к ней. — Сумеешь сама? Я не могу помочь, у меня руки связаны.
Наёмница перевернулась на спину, согнула ноги в коленях, села, а затем и встала, обессиленно прислонившись к стене. Они находились в маленькой, усыпанной соломой каморке, отделенной решеткой от остальной комнаты — длинной, шагов в пятнадцать, с грубо сколоченной трибуной, расположенной на противоположной от них стороне. В зал вела отдельная дверь.
— Это, наверное, как бы здание суда, — догадался Вогт. — И здесь же тюремная камера — очень удобно.
— Ага, — прогнусавила Наёмница. — Быстрое правосудие — оно самое справедливое. Еще ни один из повешенных не попытался это оспорить.
— Смотри-ка, рабы! — обрадовался Вогтоус.
В зал ввели рабов. Они были снова связаны, но не выглядели испуганными или пораненными. Если их и били, то явно недостаточно — следов не осталось.
— Пошустрее, скоты, — прикрикнул на них стражник, появляясь из-за двери последним. — Эти? — спросил он, указывая на пленников.
Рабы равнодушно покосились Вогта и Наёмницу и закивали бритыми головами.
Вогт повернулся к Наёмнице.
— Вот видишь! — радостно воскликнул он. — Они нас узнали! Помнят добро!
На Наёмницу накатила волна той же ледяной злобы, что она ощущала, злорадствуя над убитыми пленниками или пиная распростертое тело врага.
— Сволочи! — закричала она рабам. — Чтоб вы все сдохли в муках, ничтожества!
Никто из рабов и ухом не повел. Стражник поторопил их на выход.
— Простите пожалуйста, а как долго нас планируют здесь держать? — вежливо уточнил Вогт у стражника.
— До утра, бродяжье отребье, — ответил стражник.
— О, — обрадовался Вогт. — Всего-то. Я опасался, что нас засадили лет на десять.
— Утром придет судья и черканет свою подпись в приговоре. После чего вас вздернут, — ухмыльнувшись, пояснил стражник.
— Ну что ж, — с улыбкой сказал Вогт, когда за стражником захлопнулась дверь, — у нас вся ночь свободна.
Наёмница снова плюхнулась на пол. Кровь все еще текла у нее из обеих ноздрей.
— Идиот, — гнусаво проговорила она. — Скотина тупая.
— Тебе больно? — обеспокоенно спросил Вогт. — Приподними-ка голову, не держи ее опущенной, как сейчас.
— Это все из-за тебя! — задрав голову, прошипела Наёмница. — И как быстро нас схватили! Уверена, эти твари-рабы просто устали мотаться по городу, пошли сдаваться и заложили нас!
— Послушай, — перебил ее Вогт. — Игра только началась. Я бы не стал ожидать значительных трудностей на первом этапе…
— Но мы уже проиграли! — закричала Наёмница, выплевывая носом кровавые брызги. — Я не хочу умирать!
— Мы не совершили серьезных ошибок…
— Если бы ты не отвлек меня своими воплями, я бы успела пырнуть того урода и сбежать!
— Если бы ты… если бы я не остановил тебя, все обернулось бы куда хуже, — твердо возразил Вогт. — Ты сама виновата в том, что твой нос кровоточит. Я же предупреждал — нам нельзя брать оружие. Почему же ты не послушалась?
Его голос звучал сердито. Действительно сердито. Наёмница уставилась на Вогта во все глаза.
— Оружие — часть их игры, — продолжил он. — То, что ты делаешь для победы в их игре, приводит к поражению в нашей. За сегодняшний мелкий проступок ты уже расплатилась разбитым носом. Но если ты совершишь что-то более серьезное… последствия будут непоправимы.
— Подожди-ка… нам нельзя никого убивать, это ты пытаешься мне объяснить? — поразилась Наёмница.
На лице Вогта отразилась борьба противоречий.
— Отвечай, — жестко приказала Наёмница.
Вогт медленно, неохотно кивнул.
— Говори!
— Не в такой формулировке. Мы в обители никогда не произносим это слово.
— Чего? Мы не в твоей сраной обители! — отрезала Наёмница. — Да и нет ее больше, вашей обители. Монашки помёрли, служба закончена.
Вогт нахмурился.
— И что за это слово такое? А, — догадалась Наёмница. — «Умереть». Вы не произносите слово «умереть».
— В слове «умереть» нет ничего ужасного. Это естественное завершение жизни. Никто не способен жить вечно. Да и едва ли кто-то хотел бы.
— Ну, значит тогда «убить».
— А вот это неестественное завершение жизни, — ответил Вогт, ежась как от холода. — То, чего вообще не должно происходить.
— Животные тоже убивают.
— Ради выживания, по необходимости. Люди делают это по-другому. Со злостью.
— Скажи — «нам нельзя убивать», — потребовала Наёмница. Кровь уже текла не так активно, но противно стекала по губам. Ощущать вкус жирных соленых капель было омерзительно.
Вогт молчал. Наёмница ввинчивалась в него взглядом до тех пор, пока он не сорвался:
— Я не могу! Да, теперь… теперь я нахожусь в другом месте. Но все еще не могу заставить себя.
— Какой вообще смысл запрещать слово? — разозлилась Наёмница.
— Потому что невозможность и неприятие слова порождают невозможность и неприятие действия.
— Да как же оно невозможно? — усомнилась Наёмница. — Еще как возможно. Вот возьму и сверну тебе шею. Молча.
— Если у тебя нет слова, чтобы обозначить действие, ты не сможешь даже задуматься о подобном поступке.
— Бредни это все, — отмахнулась Наёмница. — Это просто слово, и все. Ну, говори!
— Сказав слово, я обрету возможность совершить поступок.
— Ну, я не думаю, что ты немедленно ринешься рубить всех подряд. И потом, завтра мы сами будем мертвые и холодные.
— Хорошо, — сказал Вогт и замолчал.
— Ну-ну-ну, — поторопила Наёмница.
Он молчал.
— Давай, попытайся. Это совсем просто: «Нам нельзя никого убивать!»
— Нам… нельзя… никого… убивать, — неуверенно повторил Вогтоус, и зрачки у него стали огромными, как луны.
— Хорошо, — похвалила Наёмница, едва уловимо улыбаясь. — Но что все-таки произойдет, если мы…
Вогт побледнел.
— …нарушим это правило? — невинным тоном закончила Наёмница.
— Я… я не знаю, — пробормотал Вогт. — Однако абсолютно уверен: что-то по-настоящему ужасное, — затем он встряхнулся, улыбнулся и принял прежний беззаботный вид. — Какая разница. Мы в любом случае не станем этого делать.
— Но… — еще раз попыталась Наёмница.
Вогт не слушал ее, старательно дергая заведенными за спину руками.
— Когда они связывали меня, я незаметно повернул запястья, чтобы не позволить затянуть веревку туго. Возможно, я смогу ее снять.
Спустя пару минут попыток, к величайшему изумлению Наёмницы, веревка упала в солому.
— Повернись.
Он развязал руки и ей. Наёмница с удовольствием пошевелила затекшими кистями, а затем провела под носом тыльной стороной ладони, пытаясь стереть кровь, но в итоге лишь размазывая ее по всей физиономии.
— Это основное правило игры, — тихо пояснил Вогт, усаживаясь рядом с ней на солому. — В