фронта.
После первых поражений в боях, поняв, что блицкриг провалился, и война приобретает затяжной характер, гитлеровцы предприняли ряд важных мер к совершенствованию и усилению своих спецслужб, дальнейшему расширению масштабов подготовки и заброски шпионов и диверсантов, изменению некоторых тактических приемов ведения разведки.
В октябре 1942 года подчиненный абверу для выполнения диверсионно-десантных операций полк специального назначения «Бранденбург-800» был укреплен и развернут в дивизию с тем же названием.
С абвером начал постоянно взаимодействовать и созданный в марте 1942 года в системе имперского управления безопасности (РСХА) специальный разведывательно-диверсионный орган, предназначенный для разложения тыла Советского Союза и получивший условное наименование «Предприятие Цеппелин». Вновь созданный орган подчинялся 4-му управлению РСХА, которое возглавлял бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг.
«Цеппелин» забрасывал шпионско-подрывные группы парашютистов далеко за линию фронта, достигая Урала, Казахстана и Закавказья. На группы возлагались задачи проведения диверсий на железнодорожном транспорте и оборонных объектах, создания антисоветского подполья и разжигания национальной розни.
Дополнительно гитлеровцы создали несколько десятков школ и курсов для подготовки шпионов и диверсантов. Только в 1942 году в них обучалось свыше десяти с половиной тысяч агентов военнофашистской разведки. При этом заметный акцент противник сделал на подбор агентуры из числа военнопленных, беженцев и лиц, проживавших на оккупированной территории. В 1942 году количество заброшенных: в советский тыл агентов абвера, «Цеппелина» и других немецко-фашистских спецслужб увеличилось вдвое по сравнению с 1941-м.
Таким образом, к весне 1943 года гитлеровские спецслужбы продолжали оставаться серьезным и коварным противником, настроенным на бескомпромиссную борьбу.
По своему размаху подрывная деятельность секретных служб фашистской Германии в годы минувшей войны не имеет себе равных в мировой истории. Главные силы гитлеровских спецслужб были нацелены против Советского Союза и его армии. Эта стратегическая линия сохранялась главарями рейха вплоть до капитуляции. Специалисты подсчитали, что против нашей страны в военные годы действовало свыше 130 разведывательных, диверсионных и контрразведывательных органов и более 60 спецшкол.
* * *
В многостороннюю чекистскую жизнь Главного управления контрразведки НКО Смерш новобранцы, и я в их числе, входили основательно, заинтересованно. Более опытные коллеги и начальники постоянно оказывали нам всестороннюю помощь, причем без нудной опеки и назойливых поучений.
С первых дней начали приобщаться к тонкостям работы с негласным аппаратом и по делам оперативного учета, попутно изучали ведомственные приказы и инструкции. Нас приучали к тому, что мы должны знать по работе не больше того, чем этого требуют непосредственные обязанности. Со временем конспирация для нас стала привычной.
В результате привлечения к практической оперативно-разыскной работе, анализу и оценке информации, а также разработке чекистских мероприятий круг нашего профессионального обзора постоянно расширялся, возрастала степень самостоятельности и ответственности в решении контрразведывательных задач.
31 августа 1943 года мне присвоили офицерское звание — лейтенант.
В пределах своих служебных обязанностей и я вносил лепту в общее дело победы, участвуя в розыске и обезвреживании агентуры противника, лиц, вынашивающих изменнические и другие враждебные намерения, привлекаясь к реализации иных контрразведывательных мероприятий…
Весной 1944 года мне поручили уточнить обстановку по одному из адресов на Арбате. Судя по характеру вопросов, лицо, интересовавшее контрразведку, подозревалось в подготовке террористического акта. Выполнив задание, я возвратился в отдел, где получил указание немедленно доложить о результатах лично Абакумову.
Для рядовых сотрудников Абакумов казался недосягаемой величиной, строгим и требовательным начальником с огромной властью. «Как он воспримет мой доклад?» — не без волнения спрашивал я себя.
В большом, обшитом деревом кабинете возле письменного стола стоял Абакумов. Запомнились его крепкое телосложение, правильные черты лица, высокий лоб и темные волосы, гладко зачесанные назад. На нем ладно смотрелись серая гимнастерка и синие бриджи с лампасами, заправленные в сапоги. Пальцы обеих рук он держал за широким военным ремнем, по-толстовски. Справа от Абакумова находился полковник с объемистой папкой бумаг в руках. Очевидно, он вел дело, в связи с которым я посетил Арбат, и перед моим приходом закончил доклад.
Когда я представился, Абакумов, оставаясь стоять у стола, спросил;
— Ты ездил на Арбат? Доложи подробно все, что выяснил.
Волнуясь, стараясь ничего не упустить, я рассказал о результатах выполнения задания. Абакумов внимательно, не перебивая, выслушал меня, задал несколько уточняющих вопросов, а затем обратился с упреками к полковнику. Резко, даже грубо отчитал его. Полковник покраснел и, виновато вытянувшись, молчал. Насколько я понял, моя информация разошлась с его докладом.
Во время «проработки» полковника я чувствовал себя скверно, готов был провалиться сквозь землю.
Наконец, дав дополнительные указания, Абакумов разрешил мне уйти…
Уже несколько дней, дело было в июле 1944 года, велось наружное наблюдение за немецким агентом, переброшенным через линию фронта и прибывшим на конспиративную квартиру в Москве, контролируемую военной контрразведкой.
Агент являлся советским военнопленным, завербованным нацистской разведкой и прошедшим специальную подготовку в разведывательной школе. Возраст агента не превышал 30 лет, а экипировка в штатское ничем не выделяла его в массе пешеходов-москвичей. Было известно, что он спортсмен-боксер.
Руководство главка приняло решение о захвате немецкого агента. Рассчитывая на то, что в многолюдной толпе он будет чувствовать себя более безопасно, раскованно, посчитали целесообразным задержание осуществить днем в центре города. После тщательного инструктажа и подготовки операция была проведена опергруппой в Столешниковом переулке.
При выходе из магазина агента в считаные секунды сбили с ног, повалили на землю и, заломив руки за спину, обыскали. Ошеломленный внезапностью нападения, он полностью утратил способность к сопротивлению. Когда пришел в себя, то противодействие было уже бесполезным — он сидел, тесно зажатый офицерами военной контрразведки, в трофейной немецкой автомашине «хорьх».
В сопровождении второй автомашины мы быстро доставили задержанного по Кузнецкому Мосту в дом № 2 по улице Дзержинского…
История свидетельствует, что войны рождают не только героев и отважных людей, но и предателей, дезертиров и мародеров. Так было и в Великую Отечественную.
Вспоминаю одно любопытное дело.
Органы военной контрразведки оперативным путем вышли на жителя Москвы, продававшего за большие деньги фальшивые медицинские документы, освобождавшие призывников от службы в армии.
Разыскные мероприятия (события происходили в конце 1944 года) привели чекистов в Лефортово, где преступник скрывался у подружки. Предварительная негласная проверка подтвердила, что здесь он находится постоянно.
С напарником мы выехали в Лефортово ночью. Представившись военным патрулем, попросили хозяйку открыть дверь. Предъявив ордер на обыск, мы спросили у расстроенной и взволнованной женщины, кто еще проживает вместе с ней. Она ответила, что живет одна.
Начали осмотр квартиры. В небольшой спальне мы нашли спрятавшегося под кроватью мужчину. На наше требование вылезти из-под кровати он не отреагировал. Попытка вытащить его силой тоже оказалось безрезультатной. Пришлось снять матрас и перевернуть кровать