тепло, делились всем, чем сами располагали.
На новом месте личный состав полка продолжал активно заниматься боевой подготовкой. Она велась в двух направлениях: совершенствовались навыки и способы охраны государственной границы в условиях войны и шла подготовка к возможному участию в боевых действиях на фронте.
Располагавшийся здесь ранее рисосовхоз оставил в наследство не только неухоженные улицы, ветхое одноэтажное жилье и склады, приспособленные нами под конюшни, но и тьму-тьмущую грызунов. Обнаглев, они демонстративно разгуливали по городку, хозяйничали в жилых помещениях и столовой. В полку началась повальная эпидемия инфекционной желтухи. Лица солдат и командиров осунулись, окрасились в серо-зеленоватый цвет, белки глаз пожелтели. Никто нас серьезно не лечил. Обильно пили чай и ели галеты с тмином. На удивление, все прошло само собой и без последствий.
Моя служба в кавалерийском пограничном полку оказалась кратковременной. В феврале 1943 года меня вызвал начальник штаба части и приказал сдать дела, оформить проездные документы и, не задерживаясь, отбыть в Москву, к новому месту службы. При этом разъяснил, что я направляюсь работать в органы государственной безопасности. В предварительном порядке никто со мной не беседовал, желанием и согласием не интересовался. Приказ для меня явился полной неожиданностью. Задавать уточняющие вопросы я счел неуместным. Ответил по военному «Есть!». Собрал вещички, поместившиеся в маленький чемодан, попрощался с товарищами и на следующий день уехал.
В Ташкенте ко мне присоединились еще три командира-пограничника, также получившие назначение в органы безопасности. Прямые поезда Ташкент — Москва не ходили, поэтому наша группа отбыла поездом в Куйбышев.
Глава третья:
Военная контрразведка в великой Отечественной войне, крах спецслужб фашистской Германии
Служба в органах безопасности, как и принято в освоении новой профессии, началась с познания азов в контрразведывательной школе, находившейся на шоссе Энтузиастов в 3-м Кабельном переулке. Очевидно, и раньше здание школы использовалось в учебных целях. Здесь имелось все необходимое для подготовки чекистов.
Сколько училось в школе будущих контрразведчиков, не помню, но коллектив воспринимался довольно большим и разноликим по возрасту, образованию и жизненному опыту. В числе обучающихся встречались военнослужащие, уже обстрелянные на фронте, и из тыла, различных возрастов и воинских званий, из пограничных и внутренних войск, семейные и холостые. Такой разнобой, наверное, объяснялся кадровыми трудностями военного времени.
Органы безопасности, как и войска, постоянно несли потери в войне и требовали срочных кадровых пополнений. Поэтому учебный процесс выглядел максимально спрессованным по времени и содержанию, слушателям давалось все самое значимое, наиболее важное. Стержнем учебного плана являлись практические занятия по основным направлениям и формат организации контрразведывательной работы в частях и соединениях армии с учетом требований войны.
Лекции и практические занятия, кроме штатных преподавателей, часто проводили руководители и оперработники центрального аппарата, школой управлял опытный чекист полковник М.К. Кочегаров — человек собранный, строгий и взыскательный. Учились мы с полной отдачей, усердно и ответственно, с увлечением и настойчивостью, стремясь постигнуть в деталях тайны чекистского мастерства.
Помню, как два — три раза занятия прерывались сиреной воздушной тревоги и приходилось спускаться в бомбоубежище, находившееся в подвале здания школы. Это были последние потуги гитлеровской авиации прорваться к Москве, которые заканчивались безрезультатно. А ведь сравнительно недавно, вплоть до осени 1942 года, немецкие самолеты подвергали Москву бомбардировкам, сбросив на столицу свыше полутора тысяч только фугасных бомб. Неспособность и дальше проводить налеты на Москву подтверждала ослабление вермахта, наступивший перелом в войне.
Москву я не видел с лета 1940 года. Поэтому пристально вглядывался в величественный лик столицы, хотел определить, какие шрамы оставила война. Я не заметил каких-либо серьезных развалин, подтверждающих эффективность ударов гитлеровской авиации. Да, имели место разрушения, но они не меняли панорамы Москвы, ее лица, не бросались в глаза. Столица выглядела по-военному подтянутой, строгой и деловой. Были зачехлены в брезент рубиновые звезды на башнях Кремля, некоторые здания завешаны маскировочными сетями, витрины магазинов завалены мешками с песком, а окна жилых домов заклеены полосками бумаги. На многих клумбах и газонах вместо цветов росли картошка и другие овощи. С наступлением темноты и до рассвета строго соблюдалась светомаскировка. В Москве работали все виды транспорта, магазины и кинотеатры. Город жил полной, размеренной жизнью, конечно, со скидкой на тяготы и особенности.
В контрразведывательной школе я окончательно осознал, что в моей жизни произошел коренной поворот. Юношеские мечты окончить Ленинградскую академию художеств, посвятить себя живописи разрушились. Война, как обычно бывает, сломала не только мою судьбу, но и многих других людей.
В начале июня 1943 года меня в числе группы слушателей школы, еще до завершения официального срока обучения, направили работать в аппарат вновь созданного Главного управления контрразведки НКО Смерш.
* * *
Естественно, встают вопросы: почему возникла необходимость в образовании Главного управления Смерш в системе Народного комиссариата обороны именно на переломном этапе войны? Каковы были структура, кадры, задачи и механизм действия нового органа? Какой вклад в победу над фашистской Германией в Великой Отечественной войне внесли военные контрразведчики?
Прежде чем ответить на поставленные вопросы, следует подчеркнуть, что органы Смерша — пожалуй, одна из самых малоизвестных для широкого читателя страниц истории советских специальных служб. За годы, истекшие после Великой Отечественной войны, в средствах массовой информации никаких значимых материалов или документов об их деятельности не публиковалось. Такой плотный покров таинственности породил не только заблуждения, но и домыслы об органах Смерша.
Некоторые отечественные авторы именуют их «истребительной конторой», «черной кухней Абакумова», ничего, кроме жестокости и насилия, в работе Смерша не видят. Еще больше несуразицы содержится в иностранных публикациях, очевидно, берущих для себя за первооснову различного рода «мемуары» и «воспоминания» изменников и предателей, бежавших из Советского Союза.
В подобных «трудах» обычно искажены обстоятельства и причины возникновения органов Смерша, их задачи, допущены неточности в рассмотрении структуры и направленности деятельности, утрируются отношения с военным командованием, допускаются и другие ошибки. Такого рода искажения можно найти, например, в «Энциклопедии шпионажа» авторов Норманна Полмара и Томаса Б. Аллена, в книге английского историка Алона Буллока «Гитлер и Сталин» и других.
Необходимо напомнить и о том, что образование органов Смерша в истории военной контрразведки являлось уже второй попыткой «вмонтировать» ее в систему Наркомата обороны, подчинить военным. Первая, неудачная, имела место накануне Великой Отечественной войны. Тогда ЦК ВКП (б) и СНК СССР своим решением от 8 февраля 1941 года преобразовали Особый отдел НКВД в Третье управление НКО. Такое же управление создавалось при Наркомате военно-морского флота. Особые отделы военных корпусов, войсковых и флотских соединений реорганизовывались в третьи отделы (отделения) НКО и