денется.
Рыбкина поднимает мою шапку и тянет за руку:
— Гóра, пошли скорей. Ну их нафиг, дураков этих.
Согласен.
— Радж, — говорю я, — погнали!
Пёс идёт за мной. Соображает, не то что мой Бобик. Рыбкина тянет меня к моему подъезду.
— Ничего себе тебя отделали, — говорит она, поглядывая на мои шрамы.
— До свадьбы заживёт, — беспечно отвечаю я.
— А ты как-то изменился, — пристально смотрит она.
— Ну ещё бы, мужчина куётся в бою.
— Чего он в бою делает? — прыскает она со смеху. — Я думала, он там дерётся.
— Выковывается, — подмигиваю я и рассматриваю её личико.
Нос кнопкой, редкие конопушки, весёлые зеленоватые глазки, румяные щёчки, губки-вишенки. Прелесть просто.
— Чего? — смущается вдруг она.
А я думал её ничем не смутишь.
— Чего смотришь?
— Да вот, залюбовался, — усмехаюсь я.
— Да ну тебя…
Она внезапно краснеет и отворачивается. Мы подходим к подъезду.
— Зайдёшь? — спрашиваю.
— Ага, — кивает Рыбкина. — Зайду. Ты задание сделал или просачковал в больнице?
— Ничего себе просачковал, — возмущаюсь я. — Да я за жизнь свою боролся!
Она заливается смехом. Смешливая какая.
— Мам, у нас гости! — кричу я с порога. — Радж, ну-ка стой. Ко мне. Стой, сказал! Жди!
— Кто там? — доносится из комнаты мамин голос.
— Анна Никифоровна, это я! С наступающим вас! — отзывается моя гостья.
— А, это ты, Наташенька? Проходи. Тебя тоже с наступающим. Хочешь кушать?
Значит Наташа. Хорошо. Пока дамы приветствуют друг друга, я завожу удивлённого Раджа в ванную и протираю ему лапы. Что? Не привык к такому?
Когда вхожу в комнату, до меня долетает обрывок фразы:
— …целые куски из прошлого может не помнить.
Понятно, про меня говорят. Девочка симпатичная и фигурка ладненькая, красоткой будет, не сомневаюсь. Да вот только по малолеткам я не ходок, так что извини, Рыбкина Наталья, пока нам с тобой ничего не светит. Но ты, судя по всему частенько сюда приходишь. Мама вон совсем не удивилась. Для чего? Или почему? Шефство надо мной взяла?
— Ну, Егор, показывай, чего нарешал, — говорит она, увидев меня и уверенно идёт в спальню, к моему письменному столу.
— Ты же слышала, — отвечаю я, следуя за ней. — У меня амнезия. Я даже не помню, где мой письменный стол находится, а ты говоришь.
— Ох, не ври мне, — недоверчиво улыбается она. — Давай, доставай тетрадку.
— По математике что ли?
— Ну, не по русскому же. По алгебре конечно. Ты вообще, решал что-нибудь? Помнишь, на чём остановились? Тангенс суммы, да?
Она по-хозяйски садится за стол и, открыв ящик, достаёт тетрадь.
— Наташ, а ты кем хочешь стать, когда вырастешь? — спрашиваю я.
Она оборачивается и пристально смотрит.
— Что? — развожу я руками.
— Правда не помнишь?
— Милиционером? — отвечаю вопросом на вопрос.
— Пожарником, — насмешливо кривит она губы. — Неужели забыл? Тогда догадывайся.
— А, учительницей, точно!
— Ну вот, значит не всё потеряно и надежда на нормальную оценку на экзамене пока сохраняется. Не стой, тащи табуретку.
— Вот же ты училка, — качаю я головой и иду на кухню.
.
Рыбкина объясняет мне тригонометрические функции, и я быстро врубаюсь. Что-то вспоминается со школы, а что-то просто ложится на молодые свежие мозги, хоть и сотрясённые. Даже ради одного этого стоило улететь в прошлое и помолодеть. Мозг работает чудесно. Я сразу всё запоминаю и схватываю на лету. Вот, что значит юное тело. Мама дорогая!
Моя училка остаётся довольной. В конце занятия я вдруг, подчиняясь порыву, наклоняюсь к ней и чмокаю в щёку. Она в тот же миг вскакивает и, залившись краской, гневно на меня смотрит. Просто испепеляет взглядом.
— Ты обалдел что ли, Брагин? — шепчет она. — Тебе действительно голову отбили? Дурак.
— Ты где Новый Год встречаешь? — спрашиваю я, едва сдерживая смех. — Пойдёшь на площадь Советов гулять?
Она ничего не отвечает и, бросив на меня негодующий взгляд, выходит из спальни.
— До свидания, Анна Никифоровна.
— Уже уходишь, Наташенька? Папе привет передавай. Егор, ты где там? Иди проводи гостью.
В прихожей я пытаюсь подать ей шубу, но она вырывает её из моих рук и, одевается сама, сурово и молчаливо, не глядя на меня. Я с удовольствием наблюдаю, как она обувает фетровые полусапожки, запихивая свои красивые ножки в это чудо текстильной промышленности. «Прощай молодость», называла такие моя бабушка. Интересно, а у Брагина есть какие-то родственники?
— Егорушка, не хочешь прилечь? — спрашивает мама.
— Не, всё нормально, не беспокойся. Я позанимаюсь ещё немного.
— Смотри, не перетрудись. Тебе сейчас нужно больше отдыхать.
— Мам, а мы где Новый Год будем встречать?
— Дома, — удивляется мама. — Где же ещё? В понедельник с работы приду сделаю салатики и курочку. Может соседка зайдёт, тётя Валя. Вот и вся программа. Если хочешь, можешь позвать кого-нибудь. Можешь Наташу пригласить и Серёжу.
— Да ну, они наверное с родителями будут.
— Ты же говорил, что хотел у Серёжки отмечать, что у него все ваши собираются.
— Ах, да, точно… Забыл. Ну вот, как я его приглашу, если у него пати будет?
— Чего будет?
— Ну, тусовка, вечеринка…
— Опять словечки новомодные. Нужно сохранять чистоту языка… — она прислушивается. — Ой, Егорка, сделай радио погромче, песня нравится…
Я подхожу к белой коробочке, висящей на кухонной стене и выкручиваю ручку громкости.
«Ленточка моя финишная, всё пройдёт и ты примешь меня, примешь ты меня нынешнего, нам не жить друг без друга», — поёт Лев Валерьянович Лещенко. Надо же, вот уж кто настоящий символ эпохи…
Когда песня заканчивается, начинает говорить очень серьёзный диктор: «Передаём сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует пятнадцати часам московского времени. Пик-пик-пик-пик-пик-пик… Говорит Москва. В столице пятнадцать часов, в Ашхабаде — семнадцать, в Караганде — восемнадцать, в Красноярске — девятнадцать, в Иркутске — двадцать, в Чите — двадцать один, Хабаровске и Владивостоке — двадцать два, в Южно-Сахалинске — двадцать три часа, в Петропавловске-Камчатском полночь».
Давненько я этого не слышал… Ну что же, надо привыкать… Я возвращаюсь за стол и исследую его содержимое. Самые ценные находки — это модельки машинок с подпружиненными колёсами и открывающимися дверцами. Предел моих мечтаний в своё время. Три-пятьдесят, как сейчас помню.
В моей коллекции оказывается две тачки. Красная «Волга» универсал без водительской двери, и побитый временем «Москвич» четыреста двенадцатый, я думаю. Ещё находится рейсшина для черчения, жестяная коробочка с фигурками индейцев, перочинный нож, швейцарский, настоящее сокровище. Я также нахожу страницу, вырванную из журнала для взрослых. Смешные заросшие дяди и тёти явно немецкого происхождения. Она хранится в конверте, приклеенном снизу к крышке стола. Шпион ты, Брагин.
Больше никаких ценностей не обнаруживаю. Ну, может быть, потом что-то всплывёт. Поужинав и ещё раз погуляв с