Ларри были спортивная рубашка, брюки и спортивная куртка. Бирнс подумал, интересно, где Ларри оставил свой плащ — в прихожей?
— Читаешь? — спросил Ларри. В его голосе уже не осталось ничего детского. Он говорил глубоким грудным голосом, необычным для молодого человека, которому не исполнилось еще и восемнадцати.
— Нет, — сказал Бирнс. — Тебя жду.
— О?
Бирнс внимательно смотрел на сына, поражаясь, как много может передать простое восклицание «О?»
— Где ты был, Ларри? — спросил Бирнс. Он не отрывал взгляда от лица сына, надеясь, что тот не станет лгать. Ложь убьет Бирнса, он ее не выдержит.
— В школе, — ответил Ларри, и Бирнс принял ложь, причем боль оказалась меньше, чем он ожидал. Неожиданно что-то внутри у него изменилось — он стал чувствовать себя не столько отцом, сколько начальником следственного отдела 87-го участка. Переход произошел быстро и необратимо — сказался многолетний опыт. За считанные секунды Питер Бирнс превратился в полицейского, который допрашивает подозреваемого.
— В школе?
— Конечно, папа. ‘
— В Калм-Пойнтской средней школе? Ты ведь там учишься?
— А ты разве не знаешь, пап?
— Вопросы задаю я.
— Да, в Калм-Пойнтской.
— Не поздновато ли для школы?
— Ах, вот что тебя беспокоит, — сказал Ларри.
— Почему ты пришел так поздно?
— Ты же знаешь, что мы репетируем.
— Что?
— Пьесу для старшеклассников. Все так серьезно, почти сотню раз повторили.
— Кто еще занят в пьесе?
— Много ребят.
— Кто ее ставит?
— Мисс Керри.
— Когда начинаются репетиции?
— Слушай, что это еще за допрос?
— Когда закончилась репетиция?
— Около часа, наверное. Мы с ребятами зашли еще выпить содовой.
— Репетиция закончилась в половине одиннадцатого, — сказал Бирнс спокойно. — Тебя там не было. И в пьесе ты не участвуешь, Ларри. И не участвовал. Где ты был между половиной четвертого и двумя часами ночи?
— Черт возьми! — сказал Ларри.
— Не сквернословь в моем доме.
— Боже, ты говоришь как окружной прокурор.
— Где ты был, Ларри?
— Ладно, в спектакле я не участвую, — признался Ларри. — Я не хотел говорить маме. Меня выгнали после первых же репетиций. Актера из меня не получилось. Видимо…
— Ты плохо играешь и плохо слушаешь. Ты никогда не играл в этой пьесе, Ларри. Я сказал тебе это несколько секунд на. ад.
— Ну…
— Зачем ты лжешь? Что ты делал все это время?
— Что я делал? — переспросил Ларри. — Послушай, пап, я хочу спать. Если ты не возражаешь, я пойду лягу.
Он уже направился к двери, когда Бирнс заорал:
— Я возражаю! Вернись!
Ларри медленно повернулся к отцу.
— Здесь не вонючий полицейский участок, пап, — сказал он. — И не ори на меня, будто я твой лакей.
— Я здесь командую подольше, чем в своем участке, — сурово проговорил Бирнс. — Убери свою ухмылку, а то я тебе все зубы повыбью.
У Ларри отвисла челюсть. Наконец он произнес:
— Послушай, пап, я действительно…
Бирнс быстро встал со стула. Он подошел к сыну и приказал:
— Вытащи все из карманов.
— Что?
— Вытащи все… -
— Подожди минутку, — сказал Ларри взволнованно. — Давай потише. Черт возьми, у тебя что, в полиции работы мало, раз ты дома продолжаешь…
— Замолчи, Ларри. В последний раз говорю.
— Сам замолчи! Я не собираюсь терпеть такого…
Бирнс ударил его неожиданно и зло. Он ударил его мозолистой от вечной работы рукой так сильно, что Ларри упал.
— Вставай! — сказал Бирнс.
— Только попробуй еще раз ударить меня, — пробормотал Ларри.
— Вставай! — Бирнс наклонился, схватил сына за воротник, рывком поднял его на ноги и, подтащив к себе, сквозь зубы спросил — Ты колешься?
Тишина вползла в комнату, заполнив все углы.
— Ч-ч-что? — спросил Ларри.
— Ты колешься? — повторил Бирнс. Теперь он шептал, шепот его хорошо был слышен в тихой комнате, из прихожей дол£ носилось монотонное тиканье.
— Кто тебе сказал? — выдавил из себя Ларри.
— Отвечай.
— Я… я балуюсь немного.
— Садись, — устало сказал Бирнс. ,
— Пап, я…
— Садись, — повторил Бирнс. — Пожалуйста.
Ларри сел в кресло. Бирнс походил по комнате, остановился напротив сына и спросил:
— Насколько это серьезно?
— Не очень.
— Героин?
— Да.
— Давно?
— Около четырех месяцев.
— Нюхаешь?
— Нет. Нет.
— Подкожные инъекции?
— Пап, я…
— Ларри, неужели внутривенно?
— Да.
— Как это началось?
— В школе. Один парень курил травку. Марихуану. Мы называем это…
— Я знаю названия, — сказал Бирнс.
— Вот так это и началось. Однажды я перепутал. Думал, что мне дали понюхать кокаин, а это оказался героин… Потом я начал делать себе уколы под кожу.
— Как скоро ты перешел на внутривенные?
— Через две недели.
— Тогда ты прочно влип, — сказал Бирнс.
— Я могу сам бросить, когда захочу, — заявил Ларри с вызовом.
— Конечно. Где ты берешь наркотики?
— Послушай, пап…
— Я спрашиваю тебя как отец, а не как полицейский, — поспешно вставил Бирнс.
— В… в Гровер-парке.
— У кого?
— Какая разница? Послушай, пап, я брошу, хорошо? Честное слово. Но давай сейчас оставим это. Мне как-то не по себе.
— Тебе скоро будет еще больше не по себе. Ты знал парня, которого зовут Анибал Эрнандес?
Ларри молчал.
— Послушай, сын. Ты ездил через весь город в Изолу и почему-то покупал в Гровер-парке, на моем участке. Ты знал парня, по имени Анибал Эрнандес?
— Да, — признался Ларри.
— Хорошо знал?
— Я покупал у него пару раз. Он был сбытчиком. То есть продавал другим ребятам. Хотя и сам кололся. .
— Я знаю, что значит сбытчик, — сказал Бирнс терпеливо. — Сколько раз ты покупал у него?
— Пару раз, я же сказал тебе.
— Ты хочешь сказать, два раза?
— Ну, побольше.
— Три?
— Нет.
— Четыре? Ради всего святого, Ларри, ответь мне, сколько раз?
— Видишь ли… по правде говоря, я почти все время покупал у него. Ты же знаешь, если сбытчик продает хороший товар, то за него держишься. Вообще-то он был хороший парень. Несколько раз мы… мы балдели вместе. Бесплатно. В таких случаях он с меня ничего не брал за героин. Так давал. Хороший был парень.
— Ты все время говоришь «был». Значит, ты знаешь, что он умер?
— Да. Я слышал, он повесился.
— А теперь слушай меня внимательно, Ларри. На днях мне позвонили и сказали… »
— Кто звонил?
— Он не назвался. Я согласился говорить, потому что это имело отношение к делу Эрнандеса ' было еще до того, как мы получили результаты вскры
— И что же?
— Этот человек сказал мне не
— Каких? Что я наркоман?
— Не только.
— Что еще?
— Он сказал мне, где ты был и что ты делал вечером семнадцатого декабря и ночью восемнадцатого.
— Да?
— Да.
— Так где же я был?
— В подвальной комнате Анибала Эрнандеса.
— Вот как?
— Так мне сказали по телефону.
— Ну и?..
— Это правда?
— Может быть.
— Ларри, хватит умничать. Помоги мне