Так что напечатанное в «Сидней морнинг геральд»[123] 4 июля (1919 года – авт.) заявление Генерального контролера тюрем С. М. Каули о «постоянном улучшении работы с заключенными с целью повышения их профессиональной квалификации и наделения их позитивным мировосприятием» – просто чушь. Тюрьмы под его управлением сегодня реформированы в той же степени, что и сто лет назад. Более того. Если бы даже он искренне желал реформировать эти тюрьмы и принял такое решение, ничего бы не вышло. Затея оказалась бы бесплодной и бесполезной. Нынешняя система управления тюрьмами предоставляет широкие возможности бессовестным чиновникам для наживы.
…К сожалению, тюремщики и не помышляют о каких-либо реформах. Как-то я спросил начальника одной из тюрем, в которых находился: «В чем, по вашему мнению, состоит главная задача тюрьмы?». «Наказание», – последовал мгновенный ответ. Большинство тюремщиков – невежественные, ленивые, тупые грубияны. Перед тем, как поручать им что-либо реформировать, их надобно реформировать самих, они в этом нуждаются больше, чем некоторые заключенные.
…Во всех капиталистических странах, по всему миру тюрьмы не являются чем-то особенным. Они составляют единое целое с правовой системой, полицией и психиатрическими лечебницами. Все эти институты – неразделимые части одного целого. Тюрьмы как таковые существуют для оправдания существования судов и полиции, необходимых для защиты класса правителей и грабителей, кем по большому счету являются капиталисты.
…Мир в сохраняющихся поныне условиях безжалостной эксплуатации человека человеком – это ад, и тюрьмы представляют собой лишь наихудшую его часть. И я не вижу особого смысла в удалении этой наихудшей части, потому что раковая опухоль все равно будет развиваться с той же интенсивностью, только в отличных формах. Да, тюрьма – это ад, и раем ему никогда не стать. Однако если рабочие осознают свою силу, они с легкостью сумеют со всем этим покончить»[124].
Многие мысли и наблюдения, содержащиеся в очерке Симонова, носят отрывочный характер, остается ощущение недосказанности. Например, автор отмечает, что обращались с ним в целом неплохо, но указывает на некоторые «ошибки», даже «страшные ошибки» в действиях тюремщиков, которые усугубляли его страдания. Что за ошибки толком не разъясняется. От издевательств со стороны уголовников Симонов был избавлен. Как-то он указывал, что однажды его перевозили «с пятью так называемыми „джентльменами“, среди которых были убийцы»[125], но никаких агрессивных действий с их стороны не последовало.
Разумеется, тюремная жизнь не сладкая, но выводы о «физической и умственной деградации» недостаточно подкреплены фактами. В сохранившемся наброске говорится о том, что заключенных плохо и мало кормили, не предоставляли достаточных возможностей для чтения и это, дескать, отучало их принимать пищу, а заодно думать. Аргументация не совсем убедительная. В иных местах лишения свободы узники были бы счастливы регулярно получать тот рацион, который приводил в ужас Симонова, и дважды в неделю пользоваться библиотекой.
Впрочем, главное для нас – не отыскивать нестыковки и несуразности в этом тексте, который, повторим, не более, чем черновик, а понять, какие особенности мировосприятия и характера Симонова высветил тюремный период. Сам факт, что он отправился в тюрьму, хотя мог ее избежать, подтверждал его приверженность революционным идеям, нежелание поступаться принципами. Это был способ продемонстрировать свое мужество, правоту своего дела, привлечь внимание к русской революции, вызвать сочувствие австралийской общественности к Советской России и в то же время бросить вызов властям. Свидетельство того, что человеком он был отважным и упорным.
Тюрьма стала для него огромным потрясением, но своим взглядам он не изменил, и стремления помериться силами с буржуазным государством у него не поубавилось. В заключении он не располагал возможностью получать информацию с воли, но верил, что «товарищи по оружию» продолжают борьбу.
Печатный орган СРР-К «Знание и Единение» продолжал издаваться, в том числе на английском языке. Это было осмысленным решением. Читательская аудитория расширялась (на одних русских, которых на пятом континенте становилось все меньше, нельзя было ориентироваться), охватывая «наиболее сознательную» часть австралийских трудящихся. В отсутствие Симонова газету редактировала Цива Розенберг, больше известная, как «Фанни». Она была активным работником эмигрантского Союза и вышла замуж за Зузенко, который тоже не сидел без дела: готовил совместные акции русских и австралийских рабочих – за отмену Акта об ограничениях военного времени, прекращение интервенции союзников в России и освобождение советского консула. Эти акции получили название «бунтов красного флага» и произошли в то время, когда Симонов находился в тюрьме. 22 февраля СРР-К объявил себя «советской» организацией.
Полиция и лоялисты готовились к отражению натиска радикалов. В помещениях Союза были проведены обыски, выявившие наличие революционной литературы, красных флагов, печатного оборудования и огнестрельного оружия. В январе-марте 1919 года лоялистские группы слились в Объединенный лоялистский союз, который к марту насчитывал 70 000 человек по всему Квинсленду[126].
На конец марта приходится кульминация революционной активности в Австралии, натолкнувшейся на решительный отпор сторонников порядка. На 23 марта была намечена демонстрация русских и австралийских социалистов, которую брисбенская администрация разрешила при условии, что демонстранты не станут поднимать красные флаги. Этот запрет был нарушен. На улицы Брисбена вышли до 1000 человек, воодушевленных революционными идеями и без рабочего знамени тут было не обойтись.
Накануне Фанни Розенберг писала в «Знании и Единении»: «Социальная революция приближается с каждым днем… Наши капиталистические хозяева слишком много едят, слишком ленивы и избегают волнений. Давайте побеспокоим их непрерывной агитацией. И пусть гром гремит на всех улицах и площадях… Да здравствует агитация, непрерывная агитация!»[127].
Шествие рабочих атаковали полицейские и лоялисты. С криками «вычистим эту мразь из Брисбена» и «выкинем русских варваров из Квинсленда» они набросились на ораторов и вожаков демонстрации. Быкова избили и пырнули ножом. Зузенко и трое его соратников, вооруженные револьверами и ружьями, защищали штаб-квартиру СРР-К. Стреляя в воздух, они какое-то время сдерживали разъяренную толпу, однако в конце концов вынуждены были отступить.
В результате погромов, продолжавшихся несколько дней, были разорены все офисы СРР-К, уничтожена библиотека. 16 смутьянов, включая Зузенко и Быкова, приговорили к штрафам и различным срокам тюремного заключения[128].
Невиданная для Австралии вспышка социальной и политической напряженности всерьез встревожила власти. В этой связи правительство Квинсленда и федеральное правительство не стали накалять ситуацию. Задержанных бунтовщиков освободили и выслали из страны. Решили также смягчить наказание Симонову.
Большую роль сыграла в этом поддержка со стороны левых лейбористов и профсоюзов, которые апеллировали не только к своему премьеру, но и к президенту США В. Вильсону и главе британского кабинета Дж. Ллойд-Джорджу. А тут еще Симонов тяжело заболел гриппом, который перешел в воспаление легких. Смерть консула, сколь бы условным ни был его статус, могла вызвать скандал и международные осложнения.
«Я работал главным образом нелегально»
Срок заключения сократили до полугода, затем до четырех месяцев. В начале июля 1919 года Симонов вышел на свободу по специальному разрешению премьер-министра[129] и обосновался в Сиднее по адресу: Room 28, Station House, Rawson Place. Его положение оставляло желать лучшего. Средств на текущие расходы практически не было, австралийские власти его по-прежнему не признавали. В условиях блокады Советской России поддерживать контакты с Москвой было исключительно трудно. Информацию о ситуации на родине давала только пресса.
СРР-К еще не оправился после мартовских погромов. К тому же вновь активизировались групповцы, захватившие руководящие позиции в сиднейском отделении Союза. Они создали свою ячейку, которую Симонов назвал «Организацией 15» (по числу ее членов). В Брисбене и Мельбурне, отмечал он, отделения Союза «еще контролировались хорошими и честными рабочими (членами Коммунистической партии Австралии), но и среди них попадались индивиды, которые тем или иным образом выказывали свою враждебность по отношению к советскому правительству в России»[130]. Последнее утверждение было не совсем точным. Враждебность проявлялась в отношении лично Симонова.