Читать интересную книгу Русская революция в Австралии и «сети шпионажа» - Юрий Артемов

Брошюру «Что такое Россия» (это была не книга, а небольшая брошюра) ему все же удалось издать, но она была тотчас запрещена цензурой.

Власти увязывали деятельность Симонова с радикализацией австралийского рабочего движения во второй половине 1918 и начале 1919 года, к чему приложили руку русские политэмигранты. Они организовали ряд массовых акций, проходивших под красными флагами и с пением «Интернационала». Некоторые привели к открытым столкновениям с полицией и отрядами так называемых «лоялистов», формировавшихся из демобилизованных солдат. «В антибольшевистской кампании, – пишет австралийский историк В. Крупник, – приняли участие и демобилизованные солдаты из состава британских экспедиционных сил в России. Один из них – уроженец России Берк – рассказал в брисбенской печати о жестоком обращении большевиков с ранеными и пленными контрреволюционерами и солдатами японского оккупационного корпуса на Дальнем Востоке». Все это нагнетало антироссийские настроения и вызывало требования принять меры против местных русских вплоть до полного «избавления от этих паразитов»[104].

Активность консула-трибуна все больше раздражала официальные круги. В течение второй половины 1918 года отношение к нему стремительно ухудшалось, прежняя относительная терпимость сменилась неприкрытой враждебностью. Она еще больше усилилась, когда Симонов возглавил кампанию протеста под лозунгом «Руки прочь от Советской России». Ездил по городам и весям, призывая пролетариат встать на защиту «завоеваний социализма». Хотя 19 сентября в Австралии была запрещена публичная демонстрация красного флага «как символа вражеской страны», на многих митингах с участием Симонова этот запрет нарушался.

6 сентября в Лондоне арестовали Литвинова. Австралийцы тут же выписали ордер на арест Симонова, правда, решили с этим немного повременить. «Когда в Лондоне был арестован тов. Литвинов, я был в Брисбене и сочувственники из военного штаба мне сообщили, что подписано распоряжение о моем аресте (warrant). Однако арестован я не был»[105]. Возможно, власти не торопились обострять социальную ситуацию с учетом популярности Симонова среди рабочих, надеялись, что узнав о грозящем ему заключении, он одумается и исправится.

В соответствии с Актом о введении ограничений военного времени и рядом других связанных с ним декретов (включая Акт об ограничении прав иностранцев – Aliens Restrictions Act) жизнь находившихся в Австралии граждан других стран жестко регламентировалась. Им запрещалось принимать участие в общественной жизни, власти могли интернировать или арестовывать их за деятельность, противоречившую национальным интересам. Но ни Симонов, ни его товарищи не умерили свои бунтарские настроения и не прекратили публично выступать.

Он не сомневался, что арест неминуем. Приходило одно предупреждение за другим. 24 сентября пришло письмо бригадного генерала Дж. Х. Ирвинга, начальника 1 военного округа, с требованием исключить из публичных выступлений Симонова любые вопросы, имевшие отношение к военным действиям[106]. Подразумевалась, конечно, антивоенная риторика. Буквально говорилось следующее: «В соответствии с параграфом 17 Акта 1915 года об ограничении прав иностранцев, я, Джеффри Джордж Хоуи Ирвинг, запрещаю Питеру Симонову из Брисбена публично выступать или принимать участие в каких-либо собраниях, на которых обсуждаются любые вопросы, так или иначе связанные с ведением войны, или принимать участие в любой пропагандистской деятельности, имеющей отношение к войне. Если вы не станете следовать этому запрету, это будет означать, что вы поступаете вопреки полученному указанию»[107].

Симонов тут же отправил послание Уотту, оспаривая запрет и пытаясь сохранить за собой право на публичные выступления. Поскольку, «австралийская пресса чудовищно искажает положение дел в Советской России», он, будучи «генеральным консулом», просто обязан «время от времени» разъяснять общественности, как в реальности обстоят дела на его родине. Что до антивоенной тематики, то было сказано следующее: «…Когда я говорю о войне, то только с целью показать ее последствия для моей страны». Если же его деятельность не по вкусу властям, добавлял консул, то он видит «единственную альтернативу» – дать ему разрешение на выезд из Австралии[108].

Отдадим должное терпению австралийцев, они пытались избежать жестких мер в отношении Симонова – консул все-таки, пусть и непризнанный. Офис премьер-министра снова и снова упрашивал его соблюдать законы[109], но все напрасно. Советский представитель отвечал письмами-протестами, рассчитывая оттянуть неприятную для него развязку.

В октябре он посетил с лекциями Ньюкасл, Сидней и Мельбурн, где его восторженно встречали члены профсоюзных и социалистических организаций. Это не осталось незамеченным. 3 ноября бригадный генерал Р. Э. Уильямс, командующий 3 военным округом, направил Симонову грозное напоминание: «Петру Симонову, иноземцу» запрещается любая пропагандистская деятельность, этот запрет носит всеобъемлющий характер и распространяется на «все собрания на территории Австралийского Союза»[110].

Симонов закрывает свой офис в Мельбурне. Денег катастрофически не хватало, но не это было основной причиной. Он был слишком поглощен пропагандистской деятельностью, чтобы заниматься консульскими делами. К тому же отлично понимал, что его вот-вот арестуют. Это произошло в Мельбурне 3 ноября. Затем Симонова перевезли в Сидней, где должен был состояться суд.

5 ноября ему вручили извещение, в котором говорилось, что он подлежит судебному преследованию за нарушение Акта о об ограничениях военного времени и Акта об ограничении прав иностранцев. В частности, ему вменялось в вину то, что «будучи иностранцем, он выступал на митинге в Сиднее 15 октября 1918 года» вопреки данным законам. Хотя извещение было подписано генерал-майором Дж. Л. Ли, Симонов уведомлялся, что судить его будет гражданский суд, а не военный трибунал[111]. Это было ему на руку. Военные судьи могли повести себя покруче гражданских, не стали бы церемониться с наглым и неугодным стране «штафиркой». Очевидно, австралийские власти не рискнули перегибать палку. Симонову предстояло участвовать в открытом процессе, что давало достаточно широкие возможности для защиты.

Процесс начался 12 ноября. С Симоновым в паре шел Перси Брукфилд, которого тоже задержали в начале месяца. Его положение было не столь угрожающим. Бруки не был иностранцем и нес ответственность только за антивоенную пропаганду. Он внес установленный залог за себя и за своего русского друга (по 500 фунтов)[112], что позволило им оставаться на свободе до решения суда.

В ходе процесса заслушали показания филёров, проще говоря, шпиков, которые следили за Симоновым и конспектировали все его выступления. Один из них, Ф. У. Грив показал, что 10 и 16 октября 1918 года он присутствовал на собрании Социал-демократической лиги в Брисбене, в котором приняли участие 150–170 человек «всех национальностей». 20 октября он посетил собрание «в помещении Австралийской социалистической партии в Сиднее»[113]. Гриву ассистировали детективы Бакстер и Хиггинс.

Филёрские отчеты – любопытнейший документ. Грив скрупулезно записывал все сказанное Симоновым, по сути, он представил в управление полиции и в суд подробнейшее изложение выступлений советского представителя. Это – характерное свидетельство не только тщательной и добросовестной работы органов правопорядка, но и взглядов Симонова, его мировоззрения, восприятия происходившего в России и в мире. Документы говорят о том, что он отнюдь не был невежей и выскочкой, каким его изображали в своих доносах групповцы. Видно, что это человек достаточно эрудированный, умевший ясно и аргументированно доносить до слушателей свои доводы.

Он говорил, как убежденный большевик, давал оценку событиям в бывшей Российской империи в точном соответствии с ленинскими установками. Подчеркивалась закономерность революции и вскрывалась «несостоятельность» измышлений буржуазной прессы – будто Ленин и Троцкий действовали как агенты германского генштаба.

Вместе с тем Симонов не ограничивался пропагандистскими клише, излагал свою точку зрения весьма убедительно, ссылаясь на множество фактов российской истории XIX – начала XX в. Декабристы, Герцен, книга Чернышевского «Что делать», особенности участия России в Первой мировой войне… Возможно, это был дежурный набор большевистского агитатора, но чтобы его освоить требовались определенные интеллектуальные способности. Наставничество товарища Артема не прошло даром.

Существенное дополнение. Симонов неуклонно придерживался нужной идеологической линии, как человек, постигший политграмоту. Вместе с тем у него хватало осторожности и такта обойтись без открытых призывов к свержению власти.