Но даже и при этом раскладе вышло, что расстаться он не сумел с очень и очень многим. Сумка получилась неподъемной. Когда Меф оторвал ее от пола, ему почудилось, что рука у него отвисла до колена, как у обезьяны. А надо было еще положить зубную щетку, мыльницу, пару полотенец, несколько футболок, тетради и кое-что другое, по мелочи. Всю зимнюю и осеннюю одежду Меф бросил в резиденции, решив, что брать все сразу явный перебор. Да и желание собираться у него уже иссякло.
Последним в сумку забрался Депресняк, устроился в майках, прокопав себе логово, и нагло уставился на Мефа. Буслаев хмыкнул и задвинул его молнией. Он надеялся в качестве моральной компенсации прищемить коту хвост, но тот его дальновидно убрал.
С порога Меф еще раз оглянулся.
— Ну вот и все! Спасибо этому дому — пойду к другому! — сказал он.
«Книга Хамелеонов» затряслась, истерично запрыгала, точно требовала, чтобы Буслаев немедленно открыл ее, однако Меф не стал к ней даже подходить. Волоча по ступеням бряцавшую оружием сумку, он спустился по лестнице.
* * *
Дафна провела в Эдеме две с половиной недели. На две недели Меф настроил себя заранее, а вот к последней половине оказался не готов, и она стала для него особенно мучительной. Но вот, наконец, и она миновала.
Появилась Дафна внезапно, не утром, но еще не вечером, в ту смутную часть дня, когда уже не работается, но еще не отдыхается. Меф без всякого дела шатался по улицам, когда вдруг увидел ее маленькую фигурку, мелькнувшую между домами. Мгновенно узнав, он рванулся к ней, подбежал и остановился в шаге. Даф смотрела на него, внутренне светясь, хотя внешне оставалась серьезной. В руках у нее Меф увидел флейту. От бронзовых крыльев на шее исходило слабое сияние.
Депресняк, по обычаю всех котов, не стал проявлять бурной радости. Он приблизился к хозяйке и подозрительно обнюхал ее ноги, ревниво проверяя, не терлись ли о них другие коты. И лишь после этого небрежно потерся сам.
Наступив на кота, Меф метнулся к Дафне.
— Как ты? — спросили они в одно и то же время, и вопросы, столкнувшись, отскочили как бильярдные шары.
— У меня все хорошо! Яд вывели. И мавки, и тот прежний, на флейте. Мне вернули маголодии и крылья. Я много летала все эти дни! Очень много!.. Дорвалась! Меня хотели еще на неделю оставить, но я сбежала, — сбивчиво сказала она. — А ты как? Где ты жил?
— У Недогаврикова, — с улыбкой ответил Меф.
Он потому и улыбался, что знал, какую реакцию вызовет у Даф звучание фамилии Недогавриков. Вроде бы не полный Гавриков, а так, ни то ни се. Недогавриков был одним из многих прежних приятелей Улиты, которого ведьма попросила ненадолго приютить Мефа. Ведьма догадывалась, что к матери Меф не вернется, равно как и в гимназию к Глумовичу, где за ним еще числилась комната.
— Как-как? — переспросил, помнится, Меф, впервые услышав фамилию.
— Даже и не думай издеваться! — предупредила ведьма. — А то знаю я тебя! Заявишь, что ты Недобуслаев! Чувство юмора у тебя, как у Недочимоданова… тьфу ты!
Приятель Улиты оказался молчуном. Причем молчуном настолько хроническим, что Меф не понимал, как он сумел когда-то познакомиться с Улитой. Должно быть, ведьма говорила сразу за двоих и, принимая во внимание ее вербальные дарования, неплохо с этим справлялась.
За две недели Меф слышал голос Недогаврикова всего три или четыре раза, когда тот отвечал по телефону. В остальное время им вполне хватало жестов. Если прежний приятель Улиты показывал на пылесос или швабру — это означало, что сегодня очередь Мефа убирать. Если с грохотом выдвигал в кухне вторую табуретку — приглашение к столу. Если заходил к Мефу и демонстрировал пустой пакет — это переводилось: «Закончился хлеб. Топай в магазин!»
В первые дни Меф по привычке пытался произносить хоть какие-то слова. Ну, допустим, «доброе утро!». Недогавриков сдержанно кивал, подтверждая, что он вполне осознает тот факт, что утро не злое, а довольно-таки доброе, однако обмусоливать эту тему до бесконечности не имеет желания.
Тогда Меф и «привет!» перестал говорить к полному удовольствию хозяина квартиры. Лишь дружелюбно кивал и получал в ответ не менее дружелюбный кивок. Вскоре Меф с удивлением обнаружил, что для нормальных мужских отношений слова не особо и важны. Вполне достаточно кивка, рукопожатия или спокойной улыбки.
Похоже, речь как таковая возникла, когда в жизнь мужчины пришла женщина и стала загружать его утомительными поручениями. Ну, например, выбить палицей шкуру мамонта или камнями загнать домой расшалившихся ребятишек. Мужская дружба в ту эпоху уже сложилась в своем современном варианте и особых изменений не претерпела.
Когда Дафна вернулась, Мефу стало ясно, что пора искать себе другое жилище. Он подошел к Недогаврикову, ткнул себя пальцем в грудь и показал на входную дверь. Недогавриков в ответ поднес левую руку к сердцу, а правой сделал «пока-пока!».
* * *
Бродя по городу, Мефодий и Дафна размышляли, где им поселиться.
— А если к Эссиорху? — предложила Дафна.
— У Эссиорха живет Корнелий. Он меня раз десять в день будет вызывать на дуэль, чтобы продемонстрировать, как он лихо цепляет флейтой за шкаф.
— Не издевайся!
— Я не издеваюсь. А у тебя он будет просить телефончик.
— Ты что, ревнуешь? — уловив новую для себя интонацию, с любопытством спросила Даф.
— Ревнует — значит любит, — сказал Меф.
— Бред! Ревность — это как жидкость для разжигания костров, которую покупают неопытные туристы. Когда человек начинает подливать ревность в огонь любви, значит, огонь сам по себе уже едва горит. Или пламя не греет и хочется его усилить. В общем, что-то не в порядке, — убежденно сказала Даф.
Она предложила Мефу не изобретать велосипед, а пойти по стопам Эссиорха.
— Найдем неудачливую квартиру, в которой должно что-то случиться, и поселимся там. Хозяева только спасибо нам скажут, — сказала она.
Меф не возражал. Он предположил, что, если не заморачиваться, неудачливую квартиру можно найти еще до вечера. Главное, чтобы не на «Речном».
— Почему не на «Речном»? — удивилась Дафна.
— Там снимают Прасковья с Ромасюсиком. Не стоит особенно толпиться в одном районе. Хотя, конечно, странно, что они устроились так скромно. Уверен, при минимальном желании Лигул разместил бы Прасковью всемеро лучше. Дворец в Трансильвании, виллу в Ницце — мало ли у мрака резиденций?
— Лигул хочет, чтобы Прасковья освоилась в этом мире. А освоиться человек может, когда его не защищают от бытовых трудностей, — предположила Дафна.
— Ну так это еще не трудности! Если нужны трудности — то тогда не в Москву на «Речной вокзал», а куда-нибудь за Урал, в общагу. Там бы шоколадного Ромасюсика сожрали в три минуты, а Прасковье пришлось бы зубами выгрызать себе экологическую нишу, — сказал Мефодий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});