Браслет был украшен пятью камеями, выточенными из пяти разных драгоценных камней. Каждая камея не походила на другую. Общим было только обрамление из золотой филиграни в виде розочек и виноградных листьев. Браслет отличался тончайшей работой, но главное – он был залогом беззаботной и обеспеченной жизни.
Он спрятал браслет обратно, положил сумочку и несколько писем, вынутых из кармана, в чемоданчик, запер его и позвал клерка.
Спустя минуту ранний клиент покинул банк. «Скоро, – говорил он себе. – очень скоро все закончится». Он уберет последнее препятствие со своего пути, и его мечта осуществится.
4
Катрин сама не понимала, зачем отправилась на Хэмпстедскую пустошь – то ли развлечься верховой прогулкой, то ли потому, что ей доставляло удовольствие мучить себя.
Было раннее субботнее утро, предвещавшее ясный день. Она оседлала Лису, чудесную лошадку – в чем, в чем, а в лошадях она разбиралась, – но настроение портило то, что ехать приходилось в дамском седле и к тому же шагом, сдерживая резвую лошадку. Ей бы хотелось мчаться наперегонки с ветром, без шляпы, так, чтобы волосы развевались, скакать во весь опор к вершине холма, самой высокой точке Хэмпстедской пустоши.
Но если бы она поддалась искушению, все в Хэмпстеде стали бы судачить о ней, удивляться, где это она научилась так хорошо владеть лошадью, а Макнолли пришел бы в ярость, и совершенно справедливо. Настоящие леди так себя не ведут. Он и без того был сердит на нее за ее выходку в тот вечер, когда она встретила Маркуса.
Катрин оглянулась назад и кивнула своему хмурому провожатому. Макнолли пришлось взгромоздиться на Дерби, старого пони, которого он обычно впрягал в их коляску, чем и объяснялось его дурное расположение духа. Дерби давно уже было пора на покой, но она не могла позволить себе купить новую лошадь. Лиса же принадлежала соседу, который разрешил пользоваться ею в его отсутствие.
Кто-то окликнул ее. Эмили Лоури, миловидная темноволосая женщина, отделилась от группы всадников и направлялась к ней. Катрин и Эмили дружили с тех пор, как Эмили поселилась в Хэмпстеде лет шесть назад. Несмотря на то, что Эмили недавно вышла замуж, у них по-прежнему было много общих интересов.
– Не забудь о четверге! – крикнула Эмили. – Будет особый гость.
Каждый третий четверг месяца Эмили собирала в своем доме на другом конце Хэмпстед-Хит узкий круг гостей. Катрин любила эти вечера, проходившие в непринужденной обстановке. Муж Эмили был молодым членом парламента, только начинавшим свою карьеру, и потому гости всегда были очень интересные. Обычно на эти вечера приглашался в качестве особого гостя человек, оригинально и смело мыслящий. Многие свои статьи Катрин написала после таких вечеров, вдохновленная беседами с этими неординарными людьми.
– Ни за что не пропущу твоего вечера, – ответила она. – Кто на сей раз будет особым гостем?
– Граф Ротем, – сказала Эмили, широко улыбнувшись.
– Ротем?
Эмили была довольна произведенным эффектом.
– Я точно так же удивилась, когда Уильям сказал мне об этом. Воскликнула: «Ротем? Но граф настолько выше нас по положению, Уильям. Ты уверен, что он придет на наш скромный вечер? Может быть, ты его неправильно понял?» И Уильям ответил, что Ротем, в сущности, напросился в гости.
– Не знала, что Уильям знаком с Ротемом, – слабым голосом проговорила Катрин.
– Они и не были знакомы до прошлой недели. Их представил друг другу какой-то общий знакомый. Ах, это замечательно, правда, Катрин? Если Ротем примет участие в Уильяме, мой муж сможет сделать хорошую карьеру. Ротем близко знает всех нужных людей. Только не выдай меня Уильяму, Катрин. Ты знаешь его отношение к протекции.
Радостная Эмили отъехала от Катрин, чтобы поделиться хорошей новостью с кем-нибудь еще, кто попадется ей на глаза.
Ротем! Катрин была уверена, что в последнюю их встречу сумела наконец убедить его, что она не Каталина. Так почему же он напросился в гости к Эмили? Проклятие! Прекратит он когда-нибудь преследовать ее?
Первым побуждением было извиниться и сказать, что она не сможет прийти. Но, подумав, Катрин решила, что лучше встретить опасность лицом к лицу. У Маркуса, видимо, еще оставались какие-то подозрения. Что ей надо сделать, так это пойти ему навстречу и удовлетворить его любопытство. Чтобы у него не осталось и тени сомнения, что она действительно та, за кого себя выдает. Тогда он оставит ее в покое.
В этот вечер Катрин оделась с особой тщательностью. Поворачиваясь перед высоким зеркалом и вглядываясь в свое отражение, она сама была поражена тем, как эффектно выглядит, ничем не напоминая обычную скромную Катрин. Миссис Мак-нолли зачесала ей волосы наверх в виде короны и украсила букетиком шелковых розочек. Кожа, казалось, стала нежнее от румянца, окрасившего щеки. А что новое муслиновое платье с высокой талией и глубоким вырезом сделало с ее фигурой… Она содрогнулась при мысли о том, что сказала бы тетя Беа, увидев ее сейчас.
Нет, не простое желание покрасоваться заставило ее расщедриться на новое платье, говорила она себе. Конечно, ей было неприятно его замечание в тот вечер о «лохмотьях», бывших на ней, и что-то такое о том, что ее можно принять за мать шестерых детей. Шестерых детей! Она приложила ладони к своему плоскому животу. Но какое это имело значение, если она уже превратилась в старую калошу? Все, что она хотела, это выглядеть как можно больше непохожей на Каталину, смотреться настоящей англичанкой.
Катрин постаралась не думать о тете Беа, когда сунула ножки, обтянутые белыми шелковыми чулками, ставшими ей в десять шиллингов, в новые атласные туфельки на высоких каблуках. Десять шиллингов за пару чулок! Это расстроило ее даже больше, чем то, сколько пришлось выложить за платье. Платье хотя бы может послужить несколько лет. А чулки – еще повезет, если их хватит на один вечер. И вся эта роскошь только для того, чтобы сбить Ротема со следа? Она, должно быть, сошла с ума.
Да, разум у нее действительно помутился. Ведь всякий, взглянув на нее, решит, что она пошла на такие ухищрения, чтобы завладеть вниманием графа. Катрин не успела решить, не стоит ли ей переодеться, как в дверь постучали и в комнату вошла миссис Макнолли.
– Посмотри-ка, он выглядит как новый, – сказала миссис Макнолли, показывая отутюженный плащ, который она несла, перекинув через руку.
Она нашла его, когда разбирала в мансарде сундук с вещами, принадлежавшими матери Катрин. Сундук перетащили в мансарду в царствование тети Беа, и миссис Макнолли прекрасно знала, по какой причине это сделали.
Насколько понимала миссис Макнолли, Беатрис Кортни была осколком ушедшей эпохи, пуританкой, ненавидевшей мирскую суету в любом ее проявлении, так что племянницы были лишены красивых платьев, праздников, танцев, посещений театра. Вместо этого – молитвы, рукоделие и зубрежка. Замечательные вещи, которые мать хранила для подрастающей Катрин, тетя Беа сочла баловством, способным лишь испортить девочку, и отправила их наверх, в мансарду. Когда она со своим Макнолли заглянула туда, они обнаружили, что мансарда забита картинами, зеркалами, коробками с «неподходящими» книгами, а также сундуками с одеждой, прекрасной одеждой, вроде того зеленого атласного плаща, который сейчас привела в порядок миссис Макнолли.