— Возвращайся уже в постель, ладно? — я сдвигаю покрывало с его стороны. — Мне нужно, чтобы ты согрел меня своим термобельём.
С пакетом из пекарни в руках Джимми запрыгивает в кровать — больше на меня, чем на свободную часть — и я визжу, когда он приземляется. Каркас кровати скрипит и изголовье вновь бьётся о стену.
— Я собираюсь положить туда войлок или какой-нибудь резиновый чехол.
— Потому что… — дразню я.
— Потому что, может не сегодня, может даже не завтра, но, когда-нибудь, я собираюсь вытрахать тебя и эту кровать прямо через стену, — говорит он, целуя меня.
Рот Джимми обжигает меня мятной прохладой, а кожа кажется ледяной по сравнению с моей. Я прижимаюсь ближе и вновь оборачиваю свои ноги вокруг него. Он выдыхает мне в щёку и стонет, а может, это делаю и я.
Я натягиваю покрывало на наши головы, и Джимми смеётся, целуя меня, прежде чем отстраниться.
— Это тебе, — он кладёт рядом со мной бумажный пакет в сооружённой нами палатке из стёганного одеяла.
Я разворачиваю верхушку тёплого на ощупь пакета и заглядываю внутрь.
Свежие, горячие, прекрасные пончики. Их два. Джимми берёт один и протягивает мне. Я вонзаю в него зубы, и мои глаза закрываются.
Глазурь сладкая, тесто идеальное. Из меня вырывается невольный стон, и я понимаю, что мой свеже-пончиковый стон очень даже схож со стоном из-за Джимми.
Его глаза движутся по моему лицу, и он тоже кусает пончик, а затем подносит большой палец к моей губе. Я чувствую крошки глазури на своей коже и пытаюсь их слизнуть. Видимо, у меня не выходит, потому что Джимми облизывает свой палец и стирает крошки за меня.
— Черт, ты красавица.
Мило, что он это сказал, но я чувствую, что должна почистить зубы, да на голове у меня творится непонятно что. Но из-за того, как Джимми смотрит на меня, я чувствую себя красивой. Очень красивой. Он откладывает пакет и крепко сжимает меня, переворачивая нас так, что я оказываюсь сверху. Мои спутанные волосы спадают на его грудь.
— Я откопал твою машину, — он улыбается, наблюдая за мной и проводя пальцем по моей ключице.
— Уже?
— И, — добавляет он, вытягиваясь чуть больше, так, что я вижу каждый секси-дюйм его пресса, — я свистнул твои ключи и пригнал её сюда. Кто сказал, что рыцарство вымерло?
— Ну, это была не я, — я провожу пальцами по его грудной клетке.
Джимми кивает, чуть наклоняя подбородок, чтобы лучше меня видеть.
— Знаешь, я тут подумал, так как сегодня будний день…
— О, Боже мой, — я цепляюсь за его грудь. — Который час?
— Около восьми, — отвечает он в своей развратной сексуальной манере, которая говорит мне о том, что у него есть планы. Множество планов, и ни один из них не включает взаимодействие с внешним миром.
— Чёрт, — я выпутываюсь из-под одеял и запихиваю остатки пончика в рот. — У меня работа. Мне нужно бежать.
Я собираю свои шмотки, которые он аккуратно сложил на стул у кровати. Сначала я хватаю трусики и натягиваю их на бёдра. Я даже не успеваю их как следует надеть, как уже держу в руках джинсы и втискиваюсь в них.
Джимми садится на кровати, расставив ноги и положив локти на бёдра. Его волосы в беспорядке. Он самое сексуальное создание на планете.
— Я увижу тебя снова? — спрашивает он.
Я замираю с пальцами в петлях ремня, в то время как мой рот всё ещё занят пережевыванием пончика.
— Если захочешь.
Джимми делает взмах своей большой рукой и хватает меня, утаскивая на кровать.
— Я даже не собираюсь отвечать на это. Настоящий вопрос: как сильно ты опаздываешь?
— Ты сможешь быть быстрым? — говорю я, крепко сжимая бесподобные V-образные мышцы.
— Ты бессердечная женщина.
Я впиваюсь в него руками. Работа есть работа, и я ненавижу опаздывать. Абсолютно ненавижу. Но думаю, я бы возненавидела ещё больше то, что мне пришлось бы уйти прямо сейчас.
— Серьезно. У меня две минуты.
— Чёрт возьми, да, я смогу быть быстрым. Я могу пробежать сорок ярдов за две секунды. Две минуты — это целая бесконечность.
Джимми снимает термобельё, а я скидываю джинсы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он уже твёрдый и ему даже не нужно направлять себя, когда он входит в меня. Когда он толкается, то приподнимает пальцем мой подбородок, чтобы я посмотрела на него.
— И да, я хочу снова увидеть тебя. Так скоро, как это возможно. Хотя, я должен тебя предупредить…
Мои глаза закатываются, когда он находит нужный ритм.
— Предупредить о чём?
— О том, что когда я вижу то, чего хочу, — он целует моё ухо, — я всегда получаю это. Всегда.
— И что же, это я? — говорю я, чуть сжимая его.
Джимми натягивает над нами одеяло.
— Совершенно верно, красотка. Это ты. Так что тебе и твоему доктору Кегелю3 лучше подготовиться к тому, что вас сметут с ног. Начиная с сегодняшнего ужина.
______________________
Примечания:
1 — Merry Maids (Счастливая служанка) — международный франчайзер, который продает и поддерживает услуги по уборке жилых помещений на всей территории США, Канады и Великобритании.
2 — «Kirkland Signature» — это частная марка Costco. Продаётся Costco на их вебсайте и складах, и является торговой маркой компании.
3 — Доктор Арнольд Кегель — американский гинеколог, известный, как составитель «Упражнений Кегеля», необходимых для укрепления интимных мышц.
Глава 13
Мэри
Я плетусь домой со скоростью миля в час, следуя прямо за большим красным снегоуборочным грузовиком с наклейкой «Медведей» на заднем стекле. Я словно плыву и всё ещё ощущаю на себе тепло рук Джимми, прокручивая в голове все те вещи, которые он со мной делал, то, как он делал, и то, что он мне при этом говорил.
Думаю, очень скоро мне понадобится ещё больше Джимми Фальконе.
Вообще-то, я так затерялась в мыслях о прошлой ночи, что почти забыла о важном для моего Вранглера моменте. Когда я смотрю на счётчик, то вижу на нём: 199.999. Мы как никогда близки к волшебной цифре.
— Мы сделали это, крошка, — говорю я, шлёпая по приборной панели. — Самое время для памятной фотографии.
Я оглядываюсь по сторонам и вижу безлюдную заправку «Mobil»1, где снежные заносы обвивают топливные колонки. Я съезжаю на подъездную дорожку и достаю телефон. Из-за варежек на руках он немного скользит, поэтому я сильнее зажимаю его между пальцами. Впрочем, мы ещё не проехали нужное расстояние до заветного числа. Это очень важный момент, и я не хочу наткнуться на Холстеда и пропустить его, поэтому газую на жёлтый свет. Очень, очень медленно я кружу вокруг колонок, наблюдая, как шесть вращающихся счётчиков склоняются к шести новым цифрам. Из круглосуточного магазинчика за мной с открытым ртом наблюдает доброжелательный на вид пожилой сикх2. Я делаю ещё кружок вокруг дизельной колонки и машу ему рукой. На следующем круге он нерешительно машет мне в ответ, как бы зависнув рукой в воздухе. И, прямо там, у заснеженной ледяной машины, это происходит.
Цифра на счётчике достигает 200,000.
Я делаю фотку.
— Юхууу!
Мужчина из круглосуточного магазинчика поднимает большой и указательный пальцы, соединяя их кончики в круг. Это универсальный жест, чтобы спросить всё ли в порядке?
Я поднимаю вверх большие пальцы, убираю телефон и уже собираюсь выезжать с заправки, когда замечаю его.
И, внезапно, всё становится очень плохо.
На нём серое пальто, из-под которого виднеется темно-серый костюм в тонкую полоску. Он потирает руки, обходя сбоку свой внедорожник «Lexus». Мой бывший.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я мало чего боюсь, но от этого человека просто каменею.
Его зовут Эрик Кавано, и он биржевой маклер в Чикагской торговой палате3. Он проводит своей картой и что-то набирает на клавиатуре, но сейчас на улице дубак, а на планете не существует клавиатуры, способной нормально работать в такую погоду. На миллисекунду я вижу, как в нём загорается тот старый, парализующий гнев, когда он хлопает ладонью по стенке колонки с несоразмерной для этой ситуации гневом, и это как будто возвращает меня назад в прошлое.