Читать интересную книгу Улица вдоль океана - Лидия Вакуловская

Когда Коравье проснулся во дворе Пепеу, разбуженный криками Еттувье, голос, у Еттувье был не такой слабый и испуганный, как сейчас. Наоборот, он был громким, веселым, и крепким, потому Коравье и проснулся. Он увидел, что собака его притащила с берега нерпичью требуху. Ее здорово покусали другие собаки, и Коравье стал журить ее за то, что она ушла одна, забыв, что ее, старую и слабую, всегда обижают молодые сильные собаки.

— Глупая, глупая, — говорил он, поглаживая рукой ее разодранные бока. — Зачем от Коравье уходила? Разве ты сильная? Тебе нельзя биться с молодыми собаками.

Собака подтянула, принесенную требуху к Коравье и, припев на задние лапы, смотрела на него мутными, полинялыми глазами, тихонько повизгивая и постукивая по земле хвостом.

— Кто тебе говорил, что Коравье есть хочет? Коравье много ел сегодня: жена Пепеу хорошо кормила, — отказался Коравье от угощения и, трудно поднимаясь со шкуры, продолжал: — Надо идти смотреть, почему Еттувье громко кричит, что на воде делает.

Он проковылял через, дорогу, обогнул домик сельсовета и увидел на воде лодку и Еттувье (кто знает, как он сумел развязаться!). Лодка качалась и кренилась с боку на бок, потому что качался стоявший в ней Еттувье. Он размахивал руками, притоптывал ногами, хохотал и кричал на весь океан:

— Эй, Рыпель! Что, повез меня в милицию? Ха-ха-ха! Я твою милицию не боюсь, Барыгина не боюсь! Я своей жене не подчиняюсь! Никому не подчиняюсь!

Еттувье орал по-русски, и Коравье не понимал, о чем, он кричит, но сразу догадался, что Еттувье пьян, потому и вышел в океан не на вельботе, не на моторке, а на лодке, в которую не рискнет сесть ни один зверобой.

Видя, что лодка вот-вот опрокинется, Коравье крикнул:

— Еттувье, иди назад! Зачем пьяный в океан ходишь?!!

Ему казалось, он кричит громко, на самом же деле слабый, надтреснутый голос его потонул в шуме убывающей воды, не долетев до Еттувье.

— Иди назад! — снова строго сказал Коравье, напрягая голос и воображая, будто Еттувье слышит его. — Зачем хочешь, чтоб океан тебя забрал?

И вдруг случилось то, что не предвидел Еттувье: лодка опрокинулась, и Еттувье полетел в воду, пронзительно и коротко вскрикнув. Коравье тоже испуганно вскрикнул и заспешил прочь, не решаясь оглянуться. Страх его был так велик, что он не помнил, как очутился во дворе клуба и откуда в его руках оказался ржавый стальной прут, похожий на кочергу…

А теперь Коравье сидел на высоком обрыве, откуда хорошо были видны тонущий Еттувье и суетившиеся у воды люди. Опрокинутую лодку уносило в океан, она то погружалась в воду, то выпрыгивала на поверхность, и вместе с нею исчезала, то снова показывалась голова Еттувье. Когда голова показывалась, Еттувье что-то выкрикивал жалобным, захлебывающимся голосом. Коравье знал, что еще немного, и ледяная вода сведет судорогой руки Еттувье, руки сами собой отпустят лодку, и дух Келлы заберет Еттувье к себе.

Так было, когда океан забирал его старшего сына Олеля.

Коравье никогда не забудет ту ночь. Ветер нежданно пригнал к стойбищу большие голубые льдины, на которых крепко спали моржи. Целое стадо молодых откормленных моржей принес ветер голодным людям стойбища, и все мужчины бросились тогда к байдарам, заряжая на ходу карабины, а все женщины побежали в тундру за хворостом, чтобы поскорей разжечь жаркие костры и поскорей начать топить жир. Олель был метким охотником, он первым уложил моржа и, взяв его на буксир, повернул свою байдару к берегу. Коравье ждал сына на берегу, готовясь помочь ему пришвартовать байдару и убитого моржа. Он заметил, как разбуженный выстрелами здоровенный морж грузно плюхнулся со льдины в воду и пошел наперерез байдаре Олеля. Коравье успел крикнуть сыну, чтоб тот бросил весла. Но было поздно: морж скользнул под днище байдары и, тряхнув спиной, подбросил байдару в воздух. Олель вскрикнул так же пронзительно и коротко, как вскрикнул Еттувье, когда под ним опрокинулась лодка. И тогда сразу закричали все зверобои и в испуге бросились к берегу, со всей мочи налегая, на весла. На берегу заголосили женщины, запричитал и забил в бубен прибежавший шаман. Но громче всех слышался голос тонущего Олеля. Цепляясь руками за рваные края льдины и захлебываясь, Олель жалобно просил духа Келлы не забирать его к себе. И все люди кричали и просили Келлы не забирать Олеля, но никто не решался приблизиться к воде, зная, что сердитый Келлы заберет и их вместе с Олелем…

Теперь Коравье молча смотрел, как тонет Еттувье, слышал крики людей внизу под обрывом и знал, что дух Келлы вот-вот заберет к себе Еттувье. Напрасно люди просят его не делать этого. Коравье тоже плакал и просил не забирав Олеля, но Келлы никогда не слушает людей.

Но Коравье ошибался. Он не знал, что люди, суетившиеся внизу под обрывом, ни о чем не просили Келлы. Люди под обрывом просто растерялись, а вместе с ними растерялся и Барыгин, когда сообразил, что ни один вельбот нельзя спустить на воду, потому что ни на одном нет ни весел, ни мотора — зверобои разнесли их по домам. Но все остальные поняли это позже. Сперва же мужчины бросились к опрокинутым вельботам и потащили их по гальке к воде, не подумав, зачем нужно спускать на воду сразу все вельботы, чтобы спасти одного Еттувье, и зачем спускать вельботы, если на них нет моторов.

Нутенеут металась по берегу.

— Еттувье тонет! — кричала она, заламывая руки. — Мой муж тонет! Почему стоите, почему не спасаете Еттувье?!

Старик Пепеу, прибежавший вместе со всеми, спохватился первым.

— Глупые люди! Как без мотора вельбот ходить будет?! — крикнул он. — Надо бежать мотор брать, весло брать!

Мужчины бросились к своим домам, словно для того, чтобы спасти Еттувье, нужен был не один руль-мотор и не две-три пары весел, а по меньшей мере десяток руль-моторов и пар двадцать весел.

А лодку и Еттувье относило все дальше в океан, и голос Еттувье слышался все слабее и реже…

Калянто и еще несколько мужчин пытались увести Нутенеут, но сделать это было нелегко: она упиралась, кричала. Ее силой оттащили к каменистой пещере, вымытой океаном в отвесной стене берега, и двое мужчин остались держать ее, что-то говоря ей, а она продолжала вырываться.

Когда, наконёц, прибежал рослый парень с руль-мотором на плече и мальчонка с веслами, Барыгин сам влез в вельбот, за ним — фельдшер Павлов, за Павловым — Рыпель, за Рыпелем — Калянто. Оставалось оттолкнуться от берега и завести мотор.

И тут произошло то, чего никак не ожидал Барыгин. Из толпы к вельботу бросилась женщина и, схватив Калянто за рукав, что-то закричала ему, задыхаясь и давясь словами. Глаза ее испуганно метались в узких раскосых веках. Калянто выругался и ударил женщину ладонью по руке.

— В чем дело? — раздраженно спросил Барыгин.

— Глупая жена у меня, — Калянто силился улыбнуться, но губы не слушались его, и улыбка получилась кривей — Боится, что мы потонем. Вспомнила Келлы.

В тот же миг моложавая и миловидная жена Калянто обернулась к толпе и страстно прокричала:

— Нельзя пускать! Их заберет Келлы!..

И притихшая толпа вдруг охнула, крякнула, взвизгнула. Женщины бросились к вельботу, окружили его, забредая по пояс и по грудь в воду, цеплялись руками за корму и борта и с криками потащили вельбот обратно на берег.

— Товарищи, что вы делаете! — Барыгин вскочил на бортовую скамью, — Ведь человек гибнет! Ваш товарищ!..

Растерянный Калянто, фельдшер и Рыпель тоже пытались что-то говорить. Их никто не слушал, и корма вельбота хотя и медленно, но все больше выдвигалась из воды на сушу.

Барыгин почувствовал полное бессилие перед этой толпой женщин. Он видел перепуганные лица, орущие рты, видел и понимал, что сейчас что бы он ни сказал, что бы ни сделал — все напрасно. Кто-то из них — может, старуха Этынкай, пришептывавшая днем над убитой нерпой, может, Гиуне, которая усерднее других тянула из воды вельбот, может, миловидная жена Калянто, может, еще кто-то вспомнил минуту назад о духе Келлы, и страх перед Келлы всех поразил, как столбняк. Темный, неосознанный страх, который веками жил в их предках, замутил сознание людей, и сейчас бессильны всякие увещевания и разумные Доводы.

И все-таки Барыгин пытался что-то сделать.

— Товарищи женщины! Никто никого не заставляет идти на вельботе! — напрягая горло, уже не говорил, а хрипел он, — Идут те, кто сам желает!

Его голос потонул в женском крике. Вельбот уже был вытащен на берег, и даже нос его не касался воды, но женщины продолжали волочить его дальше.

Мужчины вели себя странно. Они стояли плотной молчаливой стеной, словно их нисколько не касалось, что Делают их жены, и эта мужская стена отступала назад, по мере того, как вельбот продвигался по суше.

И вдруг на помощь пришел Ким. На сей раз руки Кима были свободны от книжек, и этими огромными ручищами он начал оттаскивать от вельбота женщин.