Крикнуть она пока не может — свело горло.
Олег первым хватается за шнур и даже не дёргает, чтобы проверить, надёжно ли закреплён. Он верит сестре как себе. За какую-то минуту он вскарабкивается по шнуру наверх, взлетает на крышу флигеля и до хруста обнимает Алину.
— Ты в порядке?
— Олег, я чуть не обгадилась. Но было круто.
— Будет хуже. Давай свяжемся тросом-страховкой, — предлагает Олег.
Алина отстраняется, обнимает себя за предплечья:
— Нет.
И Олег понимает, что это «нет» обжалованию не подлежит.
Пока все по очереди поднимаются, Олег оценивает вид сверху.
Постапокалипсис какой-то. Хмурый ветренный день. Слышатся потрескивания и завывания. Вокруг какие-то развалины.
Олегу стало не по себе. Впервые идея этого трейса показалась ему идиотской и самоубийственной.
Старею я что ли?
На крыше флигеля Медуза, свисая по диагонали, с треском выламывал монтировкой чёрные доски из наглухо забранного оконного проёма. Его держал Олег, Олега — Алина, её — Бомба, а Гэндальф — Бомбу. Гэндальф мёртвой хваткой уцепился за уступ в стене. Да ещё и подстраховался — второй рукой он накрепко сжал ручку альпенштока, вонзённого в кирпичную стену. Доска под могучими ударами Медузы трещала, и внутри элеватора от этого гуляло эхо — как хриплое дыхание больного существа.
Олегу вдруг до рези в голове захотелось отпустить Медузу, чтобы он с воплем упал и застыл внизу изломанной фигуркой, вокруг которой на бетоне распускается кровавый цветок.
Олег с трудом прогнал навязчивое видение. Что ты творишь? Это же отличный парень, такой же как мы все. Но нечто в его голове только сказало: «Это — ОТЛИЧНЫЙ парень. Отличный от вас. От вас всех».
— Готово! — сказал Медуза, и широкая доска полетела вниз, где и разбилась на щепки.
А ведь этой доской мог быть сам Медуза.
Он гибкой змеёй всосался в открывшуюся дыру и включил фонарик.
За ним по очереди последовала вся четвёрка.
Внутри, разрываемые только пятнами фонарей, царили бедлам и разруха. Треснувшие стены с обвалившейся штукатуркой. Чересполосица колонн, некоторые из которых обвалились. Кучи битого кирпича под ногами. Сырость и затхлость, которые заменили воздух. Оживший кошмар.
И огромные пятна гари вокруг.
Элеватор что — поджигали?
Пятёрка двинулась вперёд, хаотично размахивая световыми конусами фонариков.
— Вот это обстановочка!
— Атмосферненько!
— Все ведут запись?
— А то!
Впереди великим чёрным ничто перечеркнула пол расселина. Часть перекрытия обвалилась вниз. Бомба посмотрел в пропасть.
— Я читал, что с этим элеватором связана жуткая легенда.
На его внезапно охрипший голос вдруг запищали и захлопали крыльями, и коснулись каждого омерзительной кожистой поверхностью бесчисленные летучие мыши. Пятёрка попадала на бетон. Твари безошибочно нашли выход — провал окна — и устремились наружу.
— Заткнись, — севшим голосом крикнул Медуза, ощупывая щит-маску. Вроде цела. Его жест повторила вся компания.
Алина вдруг надтреснуто рассмеялась. Вскочила, взяла короткий разбег и ласточкой перемахнула через пропасть — только крошево заскрипело под бутсами. Алина ушла в перекат, а потом вскочила и встала, разведя руки. Как циркач после смертельного акробатического номера. Софитами стали четыре фонарных луча. Они скрестились на стройной фигурке, одетой в чёрное.
— Смелее, мальчики, — звонко крикнула Алина, — Тут совсем не опасно.
Сначала прыгнул Медуза, потом — Бомба, потом — Гэндальф, а последним Олег. Он чуточку не рассчитал прыжок, не дотянул самую малость, поэтому контактная нога соскользнула с края обрыва. Торец плиты резанул ногу до колена, её ожгла резкая боль, и Олег со всего маха шлепнулся об острую грань животом. Его как дубиной перетянули. Хватая ртом воздух, парень начал медленно сползать в обрыв. Пальцы скрежетали ногтями по бетону.
Мне конец?
Предплечье перехватила сильная рука и дёрнула на себя. Плечевой сустав чуть не вывернуло. Олег пропахал пару метров пола и остался лежать под испуганные вскрики. Наконец встал на четвереньки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Слава богу, нога не сломана. Инвалида отсюда только МЧС вытащит. А уж какой счёт потом выставит служба безголовому самоубийце — и представить страшно!
— Ничего не сломал? — спросил Медуза.
Олег кивнул. Вожак рывком поднял тряпичного Олега и придвинул к нему лицо:
— Видишь, я тебя спас. Дважды. А ты хотел меня отпустить. Там, на крыше флигеля. Ты хотел моей смерти. Выходит, ты мой должник. А я всегда плачу свои долги.
Странная фраза, сказанная шёпотом, словно прочистила Олегу мозги.
— Олег! Олег! Близбрат! Олег, ты цел? Ты не молчи! — Алина кричала. Она то обнимала, то покрывала близнеца торопливыми поцелуями. То брала его лицо в ладони. То гладила непослушные волосы.
— Я цел, сестра, — хрипло сказал Олег, — И даже ничего не поломал.
— Ну и чего стоим? — крикнул Медуза, и эхо отозвалось карканьем на его слова, — Трейсеры мы или погулять вышли? Вперед, к звёздам!
Позади остались тысячи пролетов без перил — крошащихся, с рёбрами ржавой арматуры в дырах. Позади — извилистые лабиринты с надтреснутыми простенками. Позади — коварные прямоугольные дыры в полу, которые встречались чаще, чем хотелось бы. И далеко не все из них были забраны досками.
Пятёрка была на последнем этаже, и триумф уже собирался переполнить их, а знамя их банды занять мачту флагштока на фронтоне, которую словно для незваных гостей пощадило неумолимое время.
Бомба смотрел в четырёхугольный провал, расположенный над таким же провалом на предыдущем этаже. И так до бесконечности. До самого низа.
— Можно я всё-таки расскажу легенду? — попросил он, — Мы уже почти дошли. Ну не будьте такими суеверными!
Народ сидел вокруг дырки на корточках — восстанавливал дыхание. А неутомимый Гэндальф курил. И как ему удаётся совмещать такие взаимоисключающие привычки?
— Валяй, — махнул рукой Олег.
— История этого элеватора22 началась в далёком тысячу девятьсот четырнадцатом году, ещё при царь-тряпке.
— Вот умели тогда строить, — сказал Гэндальф, затягиваясь. — Вроде бы обычное зернохранилище, а какое красивое. Не то что нынешние коробки.
— В девятнадцатом году его сдали в эксплуатацию, — недовольно зыркнул на него Бомба, — А в двадцать четвёртом, уже после революции, сооружение перешло в собственность Госбанка. И оно добросовестно отработало по прямому назначению вплоть до середины девяностых, когда было заброшено и превратилось в замок с привидениями.
— И в чём тут легенда? Обычная скучная история.
— По легенде, в этих застенках был спрятан клад. Здесь затаил ценности некий банкир, когда-то работавший в администрации элеватора.
История была и правда занимательная. Итак, банкир задолжал крупную сумму кредиторам при проведении операций с зерном. Те не давали ему спокойно жить, и в один из прекрасных дней незадачливый банкир, чтобы остатки богатств не достались въедливым кредиторам, спрятал деньги в здании элеватора, замуровав сокровища в стену. Поскольку ушлый зернократ (или зернокрад) понимал, что его смерть от утюга на животе или от кипятильника в жопе — дело считанных часов, то решил свести счёты с жизнью — прямо здесь. И свёл. Курносая, наверное, аплодировала изящной красоте ситуации. Если же вернуться в реальный мир, то ни о размерах, ни о содержимом клада точной информации нет, как нет и подтверждения факта, что экстравагантный банкир вообще существовал.
— Поговаривают, что уже десятилетия неупокоённый дух бродит по элеватору и охраняет свои сокровища, — шептал Бомба. — Убивает незваных гостей. Может, поэтому здание ещё никто из наших не покорил?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Жуть-то какая! — прошептала Алина.
— А давайте их поищем. Сокровища эти, — залихватски предложил Гэндальф. — Убьём сразу двух зайцев.
— Тьфу на тебя, кладоискатель-самоучка, — шикнул Медуза, — Не за тем пришли. Эй, братья, кто-нибудь ещё помнит о цели нашего восхождения?