— А ты трус, Слим Нордтон, клянусь аллахом. Но есть лекарство от страха. Хороший глоток ракы, вот что тебя укрепит!
— Мальчик, — сказал Нордтон, — тебе сколько лет?
— Давно не мальчик, двадцать три.
— Ладно, — усмехнулся Нордтон, — давай выпьем, ты уже большой, уже можно. Двадцать три… почти ничего. Удивительно. Еще в прошлый раз, когда познакомились, я удивлялся, наблюдая за тобой. Далеко обошел своих сверстников.
Бозок рассмеялся:
— Это они понимают, держат руки по швам.
— У ракы, турецкой водки, забавное свойство. Плеснешь воды в стакан с нею — жидкость становится белой как молоко, плеснешь воды еще раз — становится прозрачной. Слим Нордтон больше забавлялся этим свойством ракы, чем пил.
Он почувствовал, что юный трибун норовит подпоить его, и решил не доставлять тому удовольствия потерей контроля над собой. "Сопляк, ничтожество, — с презрением думал он о собеседнике, — не тебе потешаться над стариной Слимом, вонючий лакей с амбицией фюрера".
— Так, — произнес Бозок после недолгой задумчивости, — выходит, у нас есть шанс порадовать Эла весточкой о том, что мавр сделал свое дело и заслужил награду.
— Да, — сказал Нордтон, — деньги мне нужны позарез. Сегодня. Во вторник утром я улетаю. Просто необходимо подновить виллу и хоть на пару месяцев дать нервам отдых и покой.
— Иными словами, тебе необходимо хорошенько спрятаться после африканской заварушки с трупами. Эл поймет тебя, не сомневайся, дружище.
— Благодарю, Хаби, за мной не станет, дай срок.
Бозок дружески улыбнулся в ответ, подмигнув, и многозначительно вскинул два растопыренных пальца, указательный и средний.
— Ну, я пойду, — сказал он, — скоро пять. К семи будь в отеле.
— До вечера, — сказал Нордтон. — Заедешь или позвонишь?
— Позвоню. Не торопись, еще есть время, посиди, здесь неплохо. — Хабахаттин Бозок поднялся, ткнул подскочившему гарсону потрепанную купюру и двинулся прочь, обронив: — Начинай успокаивать нервы.
В мыслях Нордтона был скверный осадок.
По Босфору осторожно двигались суда разных стран. Несколько раз он замечал и красный флаг с серпом и молотом. Многие из посетителей скромного кафе, о помост которого терлись волны, провожали этот флаг уважительными взглядами, что вызывало у Слима Нордтона смешанное чувство удивления и досады.
На противоположном, азиатском берегу пролива пестрели нагромождения жилищ. До самой вершины холма, который венчала телевизионная вышка, петляя меж маслиновыми рощицами, тянулось шоссе.
За спиной в крохотной будке бара открытого кафе "Бебек" магнитофон громыхал то американским джазом, то виртуозными импровизациями солистов, то мощным ревом бигбенда, истерично тревожным.
Нордтон почувствовал тяжесть в голове, ему невольно подумалось, что через несколько минут в его черепе разыграется мигрень, как у того господина, на которого он надеялся и который не захотел его видеть.
Он с ненавистью покосился на танцевавших молодых людей, поправил галстук, встал и отправился в обратный путь, к отелю, по шумным улицам. На перекрестках маячили армейские патрули с карабинами наготове, ибо в любой момент могли раздаться смертоносные автоматные очереди юнцов, кроваво играющих в политику.
Поздно вечером, когда зажглись уличные светильники, когда подростки разложили на тротуарах веера омерзительных порножурналов и фотографий, обозначив их стоимость каракулями, когда зазывалы притонов заняли свои посты, когда в пивных Галатасарая усилилось хмельное разноязыкое песнопение, когда затихли до утра радиофицированные голоса муэдзинов, а святые храмы померкли рядом с неоном небоскребов, в шестьсот девятом номере отеля "Бале" зазвонил наконец телефон.
— Нордтон слушает.
— Все о'кэй, жду тебя в машине на площадке перед муниципальным салоном живописи, это в двух шагах.
— Черт возьми, Хаби, где ты пропадал?
— Не сердись, дружище, хлопотал ради тебя. Нам предстоит приятная прогулка морем. Ты был на Бьюик-ада? Сказочный островок. Там нас ждет парень, которому Эл приказал пополнить твой бумажник.
— Какая у тебя машина?
— "Мурат". Я сам окликну. Спускайся, надо обернуться в хорошем темпе, мы ведь собирались еще поспеть в казино на песенки Айжды Пеккан, не забыл?
— Иду, — проворчал Слим Нордтон, — с моей ногой только бегать…
Допуская, что ему могут вручить крупную сумму и наличными, Слим прихватил наплечную сумку и поспешил к упомянутой площадке возле городского выставочного зала, в котором, как он знал, часто бывали платные демонстрации картин и карикатур, но нечасто бывали зрители. Жизнерадостный и кудрявый юноша с повадками супермена снова назначил встречу в малоприметном месте.
"Понимаю и одобряю Броуди, — подумал Нордтон, — мальчишка действительно феноменальный, осмотрительный и деловой, не какой-нибудь дебил из мафии, а тонкий, перспективный игрок. Он начинает мне нравиться".
Нордтон пытался прикинуть в уме, на какую сумму может рассчитывать и как держаться на Бьюик-ада перед новым типом из компании Эла Броуди. Настроение Слима заметно приподнялось.
У одного из автомобилей, стоявших на площадке, призывно открылась дверца.
Машины этого образца встречаются в разных странах под разными названиями — "мурат", "фиат" и прочие. Хорошие, удобные машины, они распространены по свету не меньше, чем вездесущие "тоёта" или "форд".
На Бозоке лоснилась новенькая кожаная куртка, парусиновая кепочка была надвинута до самых бровей, растянутые в неизменной улыбке тонкие губы удерживали сигарету.
Прежде чем включить стартер, он протянул усевшемуся рядом Нордтону распечатанную пачку местных сигарет "Самсун" и зажигалку.
— Спасибо, у меня свой сорт, привычка, — сказал Слим, доставая из кармана собственную коробку сигарет.
— Американские?
— Нет, "Хелас Папостратос", из старых запасов.
— Трава, — фыркнул юноша, выводя машину на трассу.
— Дело вкуса, — саркастически молвил Нордтон, — но я курю греческие.
Машина покатила вниз по Истикляль джаддеси, мимо станции метро, через Золотой Рог по мосту Ататюрка, через Аксарай прямо к побережью Мраморного моря, где на одной из многочисленных лодочных стоянок ждал маленький прогулочный катер.
Ночь сгущалась над сияющим Стамбулом, роняя в морскую воду отражения лучистых, как стекло, звезд, когда они мчались вдвоем в резвом катере, держа курс на смутно вырисовывавшиеся вдали контуры островов, усеянных мириадами электрических светлячков.
— Даже здесь мне мерещится запах нефти! — воскликнул Слим Нордтон, подставляя лицо под освежающие удары встречного воздуха.