Все собравшиеся в таверне молчали, завороженные блеском этой монеты, стоимость которой составляла тридцать фунтов стерлингов.
Гарри решительно подошел к Джеймсу Карпентеру:
— Я с лихвой плачу за свой проезд и проезд моей жены на «Фэамонте». Так что мы больше не являемся его собственностью. Извольте приказать капитану, чтобы он отпустил мою супругу, мсье.
Гарри не был квакером, но он знал, что и в таверне, и в публичном доме, в Дублине или в Филадельфии, действуют неписаные правила. И главное правило гласило: если ты хочешь, чтобы тебя услышали, надо обращаться к самому сильному.
Карпентер схватил гинею. Немного подумав, он улыбнулся и сказал капитану:
— У вас было право, но этот юноша заявил о своих правах. Отпустите его жену.
— Но это воровство! — закричал капитан.
— Вам заплатят ваши законные шесть фунтов двадцать шиллингов, — сказал Карпентер.
— Уверен, что нет! Я обращусь к мировым судьям!
— Умейте проигрывать. Не стоит превращаться в сутягу, капитан. К тому же здесь нет ни судей, ни адвокатов, ни стражников, ни тюрьмы. Вы напрасно спорите. Надо с состраданием относиться к грешникам. Поговорим о других вещах.
Карпентер повернулся к Гарри:
— Я верну вам деньги за вычетом того, что причитается капитану. Они принадлежат вам.
Шелби Фрост объяснил Карпентеру, кем были эти молодые люди, и рассказал, какое участие в их судьбе принял Оглеторп.
— Вы оба католики, которых преследуют, — сказал Карпентер. — Так добро пожаловать в Филадельфию! Надеюсь, вы будете способствовать ее процветанию.
— До чего же они честные, эти поселенцы! — сказал Гарри Шелби Фросту, когда они выходили из таверны.
— Что касается меня, то я нахожу этих квакеров скорее странными…
— Как называется это место?
— Георгиана. Лет тридцать назад здесь жила шведская семья из Норркопинга.
Перед глазами Гарри и Лили простирался земельный участок площадью в восемь акров, который нашел Шелби Фрост на берегу реки Шуилкил.
На участке стоял домик, вернее, деревянная хижина, ее архитектурный стиль был неведом в Англии и Ирландии. Домик был построен из цельных сосновых бревен, проконопаченных мхом. Крыша была сделана из дранки.
Эта часть Филадельфии была малозаселенной. Поселенцы считали, что подлинный торговый потенциал колонии — перевозки товаров по Делавэру, а не по Шуилкилу. Многие упрекали Уильяма Пенна в том, что он колонизировал этот берег, который считался бедным и слишком отдаленным. Однако поселившись здесь, Гарри Бэтман понял замысел основателя: Делавэр был морскими воротами колонии, а Шуилкил, который протекал поперек земель Пенсильвании, мог обеспечивать различными товарами всю колонию и запад, когда там будут построены города. Месторасположение Пенсильвании, которое так не понравилось Гарри в момент прибытия «Фэамонта», начинало обретать для него смысл: один километр прибрежной территории Шуилкила, который Уильям Пенн купил у племени ленапов, в один прекрасный день начнет приносить небывалые прибыли.
У Бэтманов было всего трое соседей, немцев, которые тут же пришли к ним, чтобы помочь проветрить и убрать дом и размежевать первые делянки для сельскохозяйственных культур.
Гарри и Лили никак не могли опомниться, ведь в Ирландии они никогда не стали бы собственниками. Тех денег, что они там зарабатывали, им едва хватало на жизнь.
Объездив всю Георгиану, Гарри нашел работу лесоруба. Он делал сваи и брус для палисадов. Старые лесорубы посмеивались над молодым угловатым парнем, плохо приспособленным к жизни на открытом воздухе, обливавшимся потом, поскольку топор был для него слишком тяжелым.
Лили нанялась на ферму Германтауна, небольшого городка, основанного поселенцами из Крефельда Вестфалии. На ферме пряли лен и делали масло на новых маслобойках, привезенных из Соединенных Провинций.
Простота и трудолюбие помогли Лили подружиться с Эннеке Пасториус, женой основателя и бальи[3] Германтауна. Лили стала посещать занятия в бесплатной школе, открытой Эннеке.
Совсем немного времени понадобилось Гарри и Лили для того, чтобы обосноваться в Филадельфии, где они впервые в жизни почувствовали себя свободными и счастливыми, за что Бэтманы были искренне благодарны епископу Уайту Оглеторпу. На каждой мессе они непременно молились за своего благодетеля.
Гарри расширил круг своей деятельности. Он работал пастухом, точильщиком, солил провизию на зиму, пас ягнят, обжигал кирпичи, помогал рыть дренажные канавы вдоль пахотных делянок и колодцы, взрывал горные породы, вязал сети. Работая стригалем овец, он оказал своей родине честь, поставив рекорд по настригу за день. Юноша хорошо развил свои мышцы и постепенно превратился в мужчину.
Воровство и ложь теперь были для него неприемлемы. Покидая Ирландию, он распрощался со всеми дурными привычками, которые приобрел там.
С каждым годом положение Бэтманов в колонии становилось все прочнее. Они с нетерпением ждали рождения своего первенца.
Благодаря недавно проложенной почтовой линии, связавшей Пенсильванию с Нью-Йорком, а Нью-Йорк с Бостоном, они получали сведения о жизни в Европе, которые привозили корабли из Лондона.
Именно так Бэтманы узнали о содержании мирного договора, навязанного англичанами ирландцам после поражения при Огриме и Лимерике. Верховный судья Робинсон недвусмысленно объявил: «В Ирландии закон не допускает существования людей, исповедующих римско-католическую веру».
В стране своих предков ирландцы стали чужаками. Им было запрещено носить шпагу, заключать смешанные браки, давать образование своим детям или отправлять их учиться за границу, приобретать земли, принадлежащие протестантам, принимать участие в выборах, завербовываться в солдаты, брать долгосрочные займы, держать лошадь, стоимость которой превышает пять фунтов. Ирландских аристократов и офицеров выслали на континент, а епископов изгнали.
С почтой пришли новости и из Франции.
При дворе Людовика XIV обсуждался вопрос об ирландских беженцах и об Уайте Оглеторпе.
Бежав из Рингсенда, прелат добрался до замка Сен-Жермен-ан-Лэ, где проживал в изгнании английский двор Якова II. После нескольких месяцев переговоров, обманутый королем, попавшим под влияние иезуитов, Оглеторп отказался от политической борьбы и поселился в монастыре капуцинов в Отёе. Он заверил, что отныне не будет заниматься делами, касающимися Ирландии и Англии. Однако такое заявление епископа не удовлетворило его противников. Через год Уайта Оглеторпа нашли убитым в его келье.