— Хорошо, что ты о лектории вспомнила, — смущенно заметил Сергей, которому всегда как-то неловко было выслушивать похвалы по своему адресу. — Лекторий, по-моему, сыграл некоторую роль в последних успехах наших машинистов. Не пора ли из этого практические выводы сделать? Я полагаю, что пришло время пересмотреть ваш диспетчерский график.
— Мы уже подумываем об этом, — ответила Анна. — Зайдем, может быть, к нам, поговорим серьезнее? Да и с отцом посоветуемся. У старика ведь большой опыт за плечами.
Жизнь подсказывает майору решение
Майор Булавин был теперь занят одной мыслью: как скрыть от врага замысел советского командования. Не раз приходило на ум назойливое желание арестовать Гаевого, но майор всякий раз отвергал его. Арест Гаевого представлялся самым легким решением задачи, но это была линия наименьшего сопротивления, а Евгений Булавин по опыту знал, что она никогда не бывала надежной.
Ясным казалось пока только одно: нужно использовать во что бы то ни стало незнание вражеским агентом того, что все его действия находятся под контролем советской контрразведки.
Долго ходил сегодня Евгений Булавин по станции, наблюдая за отправкой поездов. Это не входило в его обязанности, но мысль работала четче, когда он прохаживался на свежем воздухе, наблюдая за слаженными действиями станционных рабочих. Особенно привлекали его осмотрщики. Молотками на длинных рукоятках постукивали они по ободам вагонных колес и стальным листам рессор, чутко прислушиваясь к звучанию металла. Работа их требовала изощренного слуха, способного по оттенкам звуков дрожащей стали угадывать неисправность ходовых частей и рессорного подвешивания вагонов с его сложной системой пружин и балансиров.
Тут же, рядом, трудились и другие осмотрщики, занимавшиеся автоматическими тормозами и тормозными передачами. Знал Булавин и их работу и работу пролазчиков, залезавших под вагоны для осмотра «подбрюшной» части, состоящей из балок, связей, болтов и гаек.
— Говорят, Максимыч, — услышал Булавин голос из-под вагонов, — бригада Семенова обязательство взяла: осматривать в смену три лишних состава.
— Не отстанем и мы от них, — отозвался рослый старик, заливая смазку в буксу — чугунную коробку с подшипниками вагонной оси.
— Если так пойдет дело, — засмеялся кто-то под вагоном, — нам просто составов не хватит.
— Не беспокойся, Василий, за паровозниками дело не станет. Они, по почину Сергея Доронина, с каждым днем все больше тяжеловесных поездов приводят.
«Выходит, что Доронин не только у паровозников популярен», — подумал Евгений Булавин, прислушиваясь к разговору.
Постояв еще немного возле осмотрщиков, готовивших поезд к отправке, он задумчиво зашагал по шпалам, пахнущим нефтью и креозотом, мимо длинных составов большегрузных вагонов, санитарных поездов, стрелочных будок и станционных постов. Раза два прошелся мимо депо и уже собрался возвратиться назад, как вдруг услышал знакомый голос, окликнувший его.
Булавин обернулся. Позади него, улыбаясь, стоял секретарь партийного комитета паровозного депо Иван Петрович Мельников, спрыгнувший с подножки маневрового паровоза.
— Мое почтение, товарищ майор, — весело сказал он, протягивая Булавину руку. — Давненько вы к нам не заглядывали.
— Здравствуйте, Иван Петрович, — обрадованно отозвался Булавин, пожимая крепкую, мускулистую руку Мельникова, сохранившую еще следы мозолей от рычагов управления паровозом.
Евгений Андреевич хорошо знал этого плотного, невысокого человека в кожаной куртке с форменными железнодорожными пуговицами: часто встречался с ним в райкоме партии, не раз заходил к нему в партийный комитет.
— А у нас тут интересные дела творятся! — возбужденно заговорил секретарь партийного комитета. — Движение тяжеловесников достигло уже такого размаха, что мы подумываем о сокращении паровозного парка процентов на тридцать пять — сорок. Неплохо ведь, а? Что вы на это скажете?
Булавин задумался. У него мелькнула вдруг заманчивая мысль.
— А что, если бы ваши машинисты, Иван Петрович, взяли бы на себя обязательство перевезти в полтора-два раза больше грузов, чем они возят сейчас? — спросил он, пытливо вглядываясь в серые глаза Мельникова.
Пока секретарь партийного комитета раздумывал, Булавин добавил:
— Это сейчас очень важно для фронта, Иван Петрович.
— Понимаю, Евгений Андреевич, — задумчиво ответил Мельников. — Сейчас все мысли у нас только о фронте. А что касается предложения вашего, то с народом нужно об этом потолковать. И, пожалуй, не с одними только машинистами. Постараюсь к завтрашнему дню поговорить кое с кем.
…В тот же день вечером Булавин зашел к Доронину на квартиру. Сергея дома не оказалось.
— Где бы мне разыскать его, Елена Николаевна? — спросил он мать Доронина.
— Не сказал он мне ничего, — ответила Елена Николаевна и добавила, улыбаясь: — Думается мне, однако, что у Рощиных.
«Это даже, пожалуй, к лучшему, — решил Булавин дорогой, направляясь к дому Рощиных. — Не мешает и с Петром Петровичем посоветоваться. Да ведь и дочка его, Анна Петровна, — лучший диспетчер на участке. Может быть, и она что-нибудь подскажет…»
Двери Булавину открыл сам Петр Петрович.
Указывая дорогу, он проводил Булавина в просторную комнату, в которой за большим столом, склонившись над какими-то чертежами, сидели Сергей и Анна. Они были настолько увлечены своим занятием, что даже не заметили прихода Булавина.
— Добрый вечер, друзья! — громко произнес Евгений Андреевич, переступая порог комнаты.
— А, Евгений Андреевич! — удивленно воскликнул Сергей, подымаясь из-за стола.
Встала и Анна.
— Здравствуйте, Анна Петровна! — Булавин протянул ей руку и спросил, кивнув на стол: — Что это вы бумаги столько извели? Какие стратегические планы решаете?
— Наши транспортные оперативные задачи обсуждаем, товарищ майор, — ответила Анна. — Да вам это вряд ли интересно.
— Почему же? — улыбаясь, спросил Булавин. — Меня как раз именно это и интересует. Любопытно послушать ваши замыслы.
Сергей с Анной смущенно переглянулись.
— Решили мы, понимаете ли, график движения поездов пересмотреть, — сказал наконец Сергей. — Уплотнить его немного. Вот прикинули пока приблизительно, и то получается большое сокращение во времени на каждом рейсе. Правда, Аня?
Анна утвердительно кивнула головой и заметила:
— Мне думается, что если собраться диспетчерам и машинистам и обсудить сообща такой уплотненный график, можно было бы почти вдвое увеличить оборот паровозов и, следовательно, вдвое больше перевезти грузов.