Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шкаленко Андрей Сидорович, 1915 г. р., офицер запаса. За уклонение от воинской службы. Женат. Двое детей. Бывший член ВКП(б). Что заставило человека скрываться от мобилизации, тем более — члена партии?
Огарев Виктор Викторович, 1921 г. р. Лейтенант. Был на фронте. Ранен. Опять фронт. Драка с высшим по званию командиром. И причина банальная — женщина.
В общем, со всеми тремя надо встречаться и говорить лично.
* * *Ближе к полуночи потянулась к развалинам водяной мельницы на северную окраину села блатная публика со всего батальона. Был кинут клич на сбор. По одному, по двое прокрадывались к полуобрушенной стене, ныряли в зияющий оконный проем. Размещались вокруг мельничного жернова. Правил сбором вор в законе по кличке Кашира, закоренелый и изворотливый уголовник, принадлежащий к верхушке блатного мира, главный ревнитель его законов и нравов. Природа наделила Каширу цыганской внешностью — курчавые смоляные волосы, темные с отливом глаза, смуглая кожа — и располагающими манерами.
По правую руку — Сюксяй. Ему поручал Кашира организацию толковища. Всего к условленному месту сбора приглашались около сорока человек А сошлись менее половины. Когда стало ясно, что ожидать больше некого, Сюксяй вслух пересчитал людей — семнадцать человек! — и злобно выругался:
— Дешевки, твари. Отвалили, трухачи. Давай, Митяй, думай, как работать будем? Кто на себя Стоса возьмет? — Сюксяй лукавил. Все у них с Каширой обговорено и решено заранее было. Но надо было соблюсти этикет.
Сюксяй пробежался глазами по лицам подельников и остановил выбор на Сашке Рубаяхе из четвертой роты. Знал его тяжелую руку-удавку. Сашка по наводке Каширы уже работал по-мокрому.
Но Рубаяха неожиданно заартачился:
— Стос — чего? Он трухляк Пусть его другие работают. Соболь вон. А я Петра Малечика на себя возьму. У меня с ним счеты еще по Казани есть. Он мое шмотье с рыжьем прихомутал. Должок получить требуется.
Соболь и рад бы в отказ пойти, да авторитета среди воров ему много не хватает. А так — что? Силенкой бог не обидел, да и молва по всем лагерям пойдет, кто Стоса ухайдакал. Везде будут Соболя бояться. Ему ли коротышку-урода не уделать. Случай подходящий, чтобы авторитет свой возвысить. Но самое главное — об этом Соболь еще на площади перед штабом разнюхал, — что Стос, Малечик и Фура вагон с эвакуированными потрясли. Серьги и кольца золотые поснимали. Тряпок гражданских два чувала набили. А сам Стос золотой крест носит. И плевать Соболю на то, сдавал Стос или Фура воров ментам, за один только этот крест Соболь готов обоих на тот свет спровадить.
Покидав понты, наконец выработали план: Соболь пилотку на уши натянет, воротник у шинели поднимет и войдет в землянку, вроде новенький, место себе подыскивать станет. Дойдет до Стоса и финяк ему в ребра вгонит. Остальные сразу на шум гуртом ввалятся.
Малечика Рубаяха успокоит, а на Фуру Залетный с Канаем навалятся. Кашира с Сюксяем проследят, чтобы все шмотки забрали, и кипеш успокоят. Шестеркам с вояками пригрозят, чтобы никого не признавали. Вроде спросонок в темноте лиц не разобрали.
Было уже около двенадцати, когда заговорщики, опять же поодиночке, по двое, потянулись к землянкам пятой роты. Ветреная безлунная ночь скрадывала шаги, скрывала крадущиеся тени. Первым, придерживая под шинелью прихваченный из пирамиды «шмайсер», к которой на ночь по уговору с Сахно был приставлен его шестерка по кличке Ворон, шел Сюксяй. Через полчаса все налетчики благополучно добрались до указанной Канаем землянки. Достав ножи, скопились по обе стороны от входа, готовые к броску.
— Давай, Соболь, пошел, — просипел Кашира.
Соболь, пригнувшись, толкнулся в дверь. Все напряглись, замерли. Сердца отстукивали секунды, потом минуты: вторая, третья. А внутри ничего не происходило — гулкая тишина. Наконец дверь бесшумно приотворилась, и в проеме появился Соболь:
— Кончен бал, босяки. Кто-то заложил — ушли, суки, — глухо сообщил он. — Нет их тут. Оторвались. И сидора с собой прихватили.
— Ты чё, Соболь, пургу гонишь? Труханул? — надвинулся на него с ножом Кашира. — Когда оторвались? Тут были. Канай?!
— Тут были.
— Нету. Оторвались. Дежурный говорит, сразу после ужина ушли. Вроде как к дружбанам, в другую землянку подались.
— Унюхали, сволочи, — заложил кто?
— Давай за землянку — там решим, — обеспокоился Сюксяй.
Перебрались за глухую тыльную сторону землянки. Присели на корточки, в круг.
— Шмон надо делать. Здесь они, падлы, где-то прижухли, — вспарывает ножом землю Сюксяй. — Светиться на люди не пойдут — побоятся, чтоб не сдали. В пустых землянках икру мечут.
— Дело говорит Сюксяй, — поддержал Канай.
— Кто дуру с собой прихватил?
Пистолеты оказались у Каширы и Каная.
— Пойдешь первым! — предупреждает Сюксяя Кашира.
— Держи фонарик, — тут же протягивает тому ручной фонарик и Канай.
— Пистолет давай тоже. Махаемся. На автомат. С пистолетом сподручней.
— Спускайся тихо, не топай, — наставляет предусмотрительный Кашира. — Кинешь по углам лучом и — гаси сразу, если усекешь. А то у них тоже дуры могут быть. В потемках легче мочить их будет.
— Пошли! — подал знак Канай. И все потянулись гуськом за Сюксяем.
Первые два блиндажа оказались пустыми. Третий, четвертый и пятый тоже.
— Все, кажись. Больше нет, — выбравшись из последнего наружу, надорванным голосом объявил Сюксяй. — Или есть еще где, Залетный?
— Бывший склад надо обыскать. Там еще блиндажик есть, где шофера останавливаются, — припомнил Залетный. — Не могли они далеко уйти.
— Давай туда! — И Сюксяй, забыв о предосторожности, ткнулся ногой в кучку строительного мусора, поддел носком кусок жести, загремел.
— Тише ты! — зашипел, прянув от него вбок Кашира. — Залетный, веди. Сначала блиндаж, потом склад.
Теряя остатки выдержки, направились к блиндажу, в котором останавливались на ночлег шофера, если случалась неуправка в батальоне. Сюксяй, не осторожничая, толкнул дверь, включил фонарик В тот же миг из глубины помещения захлопали пистолетные выстрелы. Подломившись в пояснице, Сюксяй головой вперед полетел в проход. Идущий следом за ним Залетный метнулся к стене влево от входа, а державшийся начеку Канай со всего маха пластанулся на землю, дал в проход длинную автоматную очередь.
Потом, перекатившись бревном в правую от входа сторону, подхватился на ноги, рывком забросил тело на крышу блиндажа и уже оттуда, сверху, просунув ствол автомата в дверной проем, дал еще одну размашистую автоматную очередь.
Кашира, вжимаясь в землю, тоже посылает наугад несколько пуль из пистолета. Улучив момент, Залетный, толкнувшись с полусогнутых ног, низом, щучкой летит в проход. За ним, как только в рожке у Каная кончаются патроны, бросаются Соболь и Кашира.
Замешкавшийся Рубаяха успевает добежать до двери, но тут его настигает вой тревожной сирены, взметнувшийся над штабом. Там вспыхивают прожектора, раздаются крики команд.
— Атас! Легаши! — приникнув к косякам, кричит Рубаяха. — Рассыпайся! — И первым бросается наутек, в спасительную темь.
Последними выскальзывают из блиндажа, таща в руках объемистые вещмешки, Соболь и Кашира.
* * *— Ротный, — просунув голову в дверь, сообщает Богданов, — опять этого раздолбая нет. Весь день где-то шляется. Как привели пополнение, так и пропал с концами. Отбой через пять минут.
— Здесь я, не волнуйся очень-то! — торжествует сзади Витькин голос. — Ну-ка пропусти, мне к ротному надо.
Как был в шинели нараспашку, в комнату вваливается благодушно настроенный Туманов. С ходу клюет носом в стоящие на печурке котелки.
— Ого, здесь супец кое-какой пропадает. Разрешите уничтожить?
— На здоровье. И ложись спать. С двух ноль-ноль заступишь на дежурство. Сменишь Тимчука.
— Есть в два ноль-ноль заступить на дежурство. — Витька торопливо доскребывает котелок, рукавом шинели вытирает мокрый рот. — Слышь, Паш, седня ночью заварушка будет. Нашенские Кешу Стоса убивать будут. Всей кодлой совет держали. Толковица у них была. Начисто замочить решили. Говорят, если его не замочить, он всех под справ пустит. Они все его ненавидят. Барыга сказал, что если кто на дело не пойдет — запросто перо в бок схлопотать может.
Павел рывком вскинулся на кровати, опустил ноги на пол.
— Что еще за Кеша Стос? Откуда такой взялся? От кого информация — выкладывай!
— Да видел ты его на площади. Седня с этапом пришел. Коротышка такой. Они говорят, маленький, но вонючий падла. Он, говорят, своих продал, и за это его из Сиблага отпустили. И дружки его, что с ним пришли, тоже суки продажные. Они ментам воровские хаты сдавали, и в лагере через них побег не удался.
— Что заваруха ночью будет — кто сказал?
— Мне Барыга, шестерка Сюксяя, по секрету шепнул. Сюксяй сказал, что у них рыжья, золота, значит, до хрена и что замочат их нынче точно обязательно.
- Батальоны просят огня. Горячий снег (сборник) - Юрий Бондарев - О войне
- Встречный бой штрафников - Сергей Михеенков - О войне
- Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!» - Владимир Першанин - О войне
- В бой идут одни штрафники - Сергей Михеенков - О войне
- В окопах Сталинграда - Виктор Платонович Некрасов - О войне / Советская классическая проза