Читать интересную книгу Ушёл отряд - Леонид Бородин

— А как же, — усмехнулся Корнеев.

Кондрашов задохнулся яростью:

— Так какого хрена…

— А с какой стати? Мне ли вам радость доставлять?

— Радость? Так, значит, хана фашистам? — заорал Кондрашов, хватая старосту за грудки. — Выкладывай!

— Не надо так, — чуть побледнев, процедил Корнеев. — Есть масса других способов…

— Да говорите же, черт вас…

И голос дрожал, и руки… Отпустил иуду, сжимая кулаки.

— Если б хана, вы сейчас не со мной беседовали бы, а с вашим ОГПУ. Подумать только, каких слов напридумывали. Искусство по-вашему теперь называется вхутемас, сущая матерщина, ревизорство— рабкрин…

Кондрашов чувствовал, как кровь ударяет в голову.

— Никогда мне так не хотелось вас пристрелить, как… Ну!

— Если напрямую, фронт в сотне километров от нас. Может, даже чуть менее. Под Москвой у Гитлера полное фиаско. А вот Санкт-Петербург, кажется, последние дни доживает в полной блокаде. Сталин готовится к новому летнему штурму Москвы. Только, думаю, боши меняют план кампании, хотят обойти Москву глубоким югом. Впрочем, это только мое предположение.

— Что за боши? Кто такие?

— Презрительное именование немцев французами. Значит, общая картинка: отступив от Москвы где на сто, где на двести километров, немцы в обороне. Крым, Кавказ и вся Украина, само собой, под ними. Предстоящее лето, думаю, решит исход дела. Сил у германца еще тьма. Если подрежут Москву с юга и юго-востока, а с севера Петербург…

Корнеев покачал головой, изображая притворное сочувствие Кондрашову. Но тот с откровенным злорадством ухмылялся в лицо старосте.

— Насчет Петербурга не знаю, а Ленинград им не взять! Понятно? Если от Москвы отбили — все! Тренируйте ноги, чтоб за немцами успевать, поскольку я вас не расстреляю, как положено по военному закону, за что, может, и отвечать придется… Ну да надеюсь оправдаться, когда будем гнать фрицев до Берлина. — С высоты своего роста Кондрашов склонился над Корнеевым и прямо в ухо: — Вот вы себя поди большим умником считаете. И при немцах вы, и мы вас не трогаем… Как колобок. Сказка такая. А между прочим, то, что у нас в Советском Союзе даже какой-нибудь шпанец знает, пустяк, а он у вас мимо ваших белогвардейских мозгов. Что коммунизм — это прогресс. После зимы — весна, и никак иначе. Конечно, можно поднапрячься и с северного полюса льдов натащить-натаскать, только зря, все равно растает. Но даже и без того, без коммунизма, Наполеон Москву брал, и где он после оказался? А в этой самой! Понимаете.

Чтоб голову не задирать, Корнеев отступил на шаг от Кондрашова, прищурился зло, но голосом зла не выдал.

— Что поделаешь, — отвечал, — значит, по судьбе быть мне против прогресса. А что до исхода войны, так не только я, многие в Европе считают, что на России Гитлер сломает себе шею. Коммунизм? Поживем — увидим. Если поживем. Это все, так сказать, в неблизкой перспективе. Сегодня меня другое беспокоит. Чтоб убрались вы как можно скорее из наших болот да чтоб станционного смотрителя не обидели.

Кондрашов расправил шинель под ремнем, фуражку за козырек на лоб подтянул, сказал жестко:

— Повторяться не люблю. Только про болота… Здесь и болота, они тоже наши, а не ваши. Ничего тут вашего нет и не будет. Ну что ж, как говорится, бывайте. Некоторое время. Может, месячишко в вашем распоряжении и есть, но думаю, что меньше.

И зашагал, не оглядываясь более. Не стоил оглядки фашистский староста Корнеев.

Другим утром устроили смотр личному составу. Включая командиров и новобранцев — сто четырнадцать человек. Десять «пасли» зимник, надо было уже их сменять. Зотов держал в руках бумажку со списком. Отряд выстроился вдоль блиндажей и землянок, каждый со своим оружием, у кого оно было.

Кондрашов, Никитин и Зотов медленно обходили строй, осматривали оружие, спрашивали о патронах и получали хмурые ответы. Никто никуда не хотел уходить. Но все понимали: оставаться нельзя. А деревня ждала обоз и при этом смертельно боялась… Потому хотела, чтоб отряд ушел. Отряд понимал хотение деревни и озлоблялся против нее.

Когда с первым обходом достигли крайнего правого фланга, потянуло дерьмом. Конечно, если уходить, зачем далеко бегать. За ночь загадили все забугорье, и даже утренний холод, почти морозец, не гасил вони.

Нынче была первая ночь, когда весь отряд ночевал в лесу. Кроме новобранцев. Мест им не было, и, согласно приказу, они явились в отряд к девяти утра, к построению.

Кондрашов приказал перестроиться по четверо, сдвинуться влево к командирскому блиндажу и встать полукругом.

Зотов бумажку со списком за спину, шаг вперед, а на роже улыбка до ушей.

— Товарищи партизаны! Мы получили наконец… ну, как вообще на фронте дела обстоят. Короче, немцы вчистую разбиты под Москвой. Отброшены местами на двести километров и перешли в глухую оборону. А чё молчим? «Ура» надо!

И оно прозвучало посредь болот, впервые прозвучало. Какое-то мгновение, а люди в строю уже совсем другие — хорошие люди, все. И надежные. Все.

— Подробности, к сожалению, — продолжал Зотов, от радости на фальцет срываясь, — неизвестны, ну, то есть сколько там фрицев накрошили и прочее. Только что понимать надо? А понимать надо, что началось и теперь уже не остановится! Теперь до Берлина! А наша задача проще некуда: бить немца с его тылу, чтоб генералам ихним шеи судорога сводила, чтоб не поспевали оборачиваться, откуда пендель получили. И первый пендель мы им поднесем скоро, но я пока не скажу когда, по причине военной секретности. Сегодня готовимся к походу. От оружия до портянок — чтоб все в ажуре. Ну а как и что, это вам командир товарищ Кондрашов подробно обскажет. Может, еще раз «ура»? А?

Нескладно, не по-строевому, но хорошо озвучился приболотный лес. Будто именно лес, потому что Кондрашов явно услышал эхо, будто из деревни, что за шесть километров.

Капитан Никитин выбирал к центру всех, у кого были гранаты. Велел сложить в кучу. Одиннадцать штук, и ни одной нашей, все немецкие. Никитин взял одну, над головой поднял, громко спросил:

— Пользоваться все умеют?

— Чё уметь-то? Бери, дернул да кидай.

Никитин поднял другую, с такой же длинной ручкой, но с более толстой «рубашкой».

— Чем отличаются? Ну, знатоки?

Тот же голос слева с четвертого ряда:

— Да помощней будет…

— Поясняю. — Помолчал, дождался общей тишины. — Немецкая граната М-24, вес пятьсот грамм… Наша Ф-1, по прозвищу «лимонка», потяжелее, зато надежнее, другой взрывной принцип. Вот эта, что пятьсот грамм, граната наступательная, разлет осколков до двадцати метров. А эта, — потряс в воздухе другую, подкинул, поймал за ручку, — эта оборонительная, и разлет осколков уже до полста метров, а то и до сотни. Вывод?

Огляделся, ткнул пальцем в недавнего «полицайчика» деревни Заболотки Кольку Большакова. На роже еще следы от побоев за учителя.

— Ну, какой вывод?

— Чего вывод? — втянув голову в воротник ватника, растерянно переспросил парень.

— Тупой солдат — опасный солдат! Для своих опасный. Поясняю тупым. Враг наступает, мы в окопе. Кидаешь оборонительную, осколки тебе не опасны. Мы наступаем, враг в окопе или бежит — кидаешь эту и можешь даже не падать на землю, а, наоборот, рвануть вперед, это, конечно, если умеешь кидать. У меня в роте были солдаты, которые на шестьдесят метров кидали…

Видимо, вспомнив, что ни этих солдат, ни роты вообще больше нет, сник, говорил глухо, глаза в землю…

— Длина рукоятки двадцать семь сантиметров, за счет этого дальность… Граната боится сырости по причине негерметичности рубашки… процент отказа от пяти до десяти… процент отказа нашей «лимонки» меньше одного… Гранаты получат, кому скажу…

Политрук Зотов слева на носках сапог дотянулся до уха Кондрашова, прошептал:

— Я тоже тупой! Ничего этого не знал.

А капитан Никитин вдруг снова ожил, подозвал к себе бойца в шинели… Вообще, в шинелях только четверо, все остальные кто в ватниках, а кто и в полушубках. Но и те, что в шинелях, под шинелями душегрейки на овечьем меху. Основательно подраздели деревню партизаны отряда имени Щорса. «Налево застава, махновцы направо, и десять осталось гранат…» У нас положение лучше — гранат одиннадцать. А вот что налево, что направо— ситуации схожие.

— Фамилия? Стоп! Помню. Птичья фамилия… Кречетов, так? Синие петлицы… Что? Никак, кавалерия?

— Так точно, товарищ капитан. Разведсотня восьмой стрелковой.

— И где сотня?

— Немцы пулеметами всех лошадок-коней посекли.

— А люди?

— Чё люди… Неполная сотня против полка… Забрали людей. Кто успел стрельнуть раз-другой, кто нет…

Капитан глянул злобно на бойца, отчеканил, как приговорил:

— Короче, сдалась разведсотня восьмой стрелковой.

— Можно и так сказать, — вяло согласился Кречетов, — забрали…