вы хотите получить тридцать тысяч долларов авансом и наличными?
– Пятнадцать тысяч наличными в виде аванса и столько же в качестве гонорара после изобличения преступника.
– Окей. Я согласен, – ответил тот надтреснутым голосом.
Он вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и положил на журнальный столик.
– Здесь ровно пятнадцать тысяч. Можете пересчитать.
– Нет надобности.
– Мне не нужен никакой договор. Я вам верю.
– Я вам тоже. Но для чистоты помыслов прошу подписать обязательство о выплате означенного гонорара, в случае разоблачения мною лица, вымогавшего с вас деньги. Тем более, сия бумага уже составлена.
– Вы чертовски предусмотрительны.
Частный детектив взял с письменного стола папку, выудил из неё два листа и, протянув визитёру, пояснил:
– Один экземпляр вам, другой – мне. Оба – на английском языке.
Мистер Баркли раскрутил позолоченный «Паркер» и поставил две подписи. Убрав вечное перо, он протянул Ардашеву конверт.
– Я принёс вам четвёртое письмо.
– «Сэр, у меня для Вас плохие новости! – вслух прочёл Ардашев. – $2000, которые Вы мне передали – насмешка. Я было обиделся и хотел вернуть их Вам назад, но потом передумал. Посчитал, что они пригодятся для продолжения нашей переписки и пойдут на почтовые и канцелярские расходы. Я вот что хочу сообщить: если Вы пришлёте мне ещё $3000, то ваш помощник Эдгар Сноу проживёт спокойно весь сентябрь. А, если он Вам не нужен, то и не надо никаких денег. Я прикончу этого мозгляка бесплатно. Надеюсь, он Вам надоел, и его смерть Вас нисколько не огорчит. И должок за Вами, напоминаю, в $31 000 никуда не делся. Итого: $ 34000. До свидания. Всегда Ваш, Морлок».
Дочитав текст, Клим Пантелеевич принялся рассматривать конверт, а потом заметил:
– Письмо отослано из Нью-Йорка на адрес вашего банка. Обратный адрес, наверняка, вымышленный.
– Да, пинкертоны мне сообщили, что там находится Окружной суд.
– А домой письма не приходили?
– Нет. Ни разу. Но, как вы понимаете, если Морлок сфотографировал меня с горничной, значит, он уже ошивался под моими окнами. Я не знаю, насколько серьёзна эта угроза. Я поступлю так, как вы мне посоветуете.
– Мистер Баркли, мы с вами находимся в Праге. Морлок – в Нью-Йорке. Но третьего дня кто-то подмешал вам в бутылку виски морфин. Связано ли это с действиями Морлока или нет – мы не знаем.
– Господа, я должен извиниться перед вами за то, что в ресторане я сказал вам неправду, – глядя в пол, проронил бизнесмен. – В тот день, когда меня отравили, я получил пятое письмо от Морлока. Мне вручил его коридорный отеля со словами «сэр, только что почтальон принёс вам письмо». Это первое из всех писем, догнавших меня за границей. Прежде, чем вы прочтёте его, я хотел бы прояснить некоторые детали… В начале нашего столетия я имел небольшую фирму в Сан-Франциско, торговавшую лесом. Бизнес приносил очень скромный доход, и я решил заняться строительством. Дело наладилось, но ранним утром восемнадцатого апреля 1906 года случилось землетрясение, а потом и пожар. Город был превращён в руины. Но, как говорит один мой знакомый: «Плоха та буря, что не приносит чужого добра». Через своего знакомого в муниципалитете я получил несколько выгодных подрядов. Всего через три года после катастрофы в городе разными строительными компаниями, в том числе и моей, было построено более двадцати тысяч зданий. Доход у меня был приличный, и в год проведения всемирной выставки «Панама-Пасифик» я купил банк, переименовав его в честь себя «San Francisco JBank». Согласитесь, неплохо придумал – JBank, то есть банк Джозефа Баркли (Joseph Barkley). Буквально за несколько лет моя жизнь изменилась настолько, что я перестал смотреть на цены в магазинах. Возможно, для кого-то это предел мечтаний, но не для меня. Перед самой войной я перебрался в Нью-Йорк. И там тоже купил банк. Теперь к названию я добавил окончание «s», то есть множественное число. И по всей стране стали возникать отделения «San Francisco JBanks». Так из строителя я превратился в финансиста. Потом я неплохо заработал на кредитах для военных поставок. Но и войны, как и землетрясения, когда-то заканчиваются. В мае этого года некий господин открыл золотой вклад в моём банке. Банковская тайна была соблюдена. Однако не прошло и двух недель, как один щелкопёр из бульварной газетёнки «Сан-Франциско Дейли Репорт» написал на меня пасквиль. В нём говорилось, что золото прибыло контрабандой из Владивостока на американском судне, и якобы я, закрыв на это глаза, его принял. Там утверждалось, что на самом деле, это часть русского золотого запаса, украденного Чехословацким корпусом у русского адмирала Колчака. Действительно, на слитках стояло клеймо Российской Империи, и я не стал докапываться, у какого банка он их приобрёл, а просто предложил свою цену за благородный металл. Я ведь не обязан спрашивать у клиента откуда он прибыл в США, хотя по паспорту он был гражданином Чехословакии. К тому же, для того, чтобы открыть банковский счёт в США не обязательно быть гражданином нашей страны. Появление этого клеветнического материала никак не отразилось на моей репутации, хотя Господу известна сумма, с которой мне пришлось расстаться в пользу нескольких влиятельных федеральных чиновников. Так вот, в пятом письме Морлок прислал мне эту самую газетную вырезку и письмо.
Американец достал распечатанный конверт и протянул Климу Пантелеевичу.
Текст статьи был тот же самый, о котором рассказал Баркли, а само письмо, напечатанное на машинке, гласило: «Сэр, у меня для Вас плохие новости! Вы, оказывается, плут и мошенник, а ещё хотите породниться с чешским королём. Вы опозорите Америку! Я этого не допущу и просто прикончу Алана Перкинса. Но за $ 3000 могу проявить великодушие и сохранить ему жизнь. Кстати, как насчёт того, чтобы Ваши деловые партнёры в Праге узнали о махинациях с украденным русским золотом? Этого может не случиться, если Вы вышлете мне $ 5000 телеграфным переводом на Главпочтамт Нью-Йорка предъявителю долларовой купюры R 11352896 F. Итого, учитывая Вашу запятнанную репутацию, а также жизнь Вашу и Перкинса, соблаговолите выложить $ 39000. Всех благ, всегда Ваш Морлок».
Рассмотрев газетную вырезку со всех сторон, Ардашев спросил:
– А что это за карандашные пометки на обратной стороне газетных полей – буквы с и b?
– Понятия не имею.
Клим Пантелеевич поднёс к глазам конверт. Он, как и остальные, был из плотной жёлтой бумаги. Настоящий американский. Края внутреннего клапана лоснились от гуммиарабика.
– Письмо, как и прежние, отправлено из Нью-Йорка. Шло долго. Сутки пролежало в США, семь суток пересекало океан и четверо суток добиралось в Прагу из Саутгемптона, – заключил Ардашев