Хэппенинги МУХОМОРОВ, к примеру, происходили так: вывозили публику, как на маевку, за город, в лесную чащу, а там из-за кустов выходили бравые ребята в хаки с ружьями и оглашали приговор: «Сейчас один из вас будет расстрелян!» С француженкой, которая не поняла русского концептуального юмора, случилась истерика… Когда началась война за Фолкленды, МУХОМОРЫ отправили письма М. Тетчер и аргентинскому президенту Галтиери, где на фоне матерных выражений требовалось: «немедленно очистить Фолклендские — тире — Мальвинские — тире — Мухоморские острова», их исконную территорию. Как ни странно, у МУХОМОРОВ еще оставалось время писать картины, которые выставлялись то в лесу, прибитые к деревьям, то у Лелика в «Салуне», то в клубе «Рокуэлл Кент» (где каждый из членов группы представил изображения четырех других в одеяниях монархов разных стран и эпох). Но что всемирно-исторического могли принести упражнения «мухомора» Алексиса Каменского с магнитофоном «Комета», на который он вознамерился записать звуковой коллаж из популярных мелодий и вокальных опытов своих коллег, если им медведь немного оттоптал уши? Несмотря на саморекламу этого «Золотого диска» («Отцы новой волны в СССР!») вряд ли кто-то ожидал от их вторжения в музыку большего эффекта, чем от вторжения в мировую политику. Но в тот вечер, когда по Би-би-си на музыку А. Пахмутовой навалился бодрый голос еще одного «мухомора» Свена Гундлаха: «Молодой солдат стройбата, весь от горечи шатаясь, вдруг ворвался в инкубатор, грязно, матерно ругаясь!», изменилась судьба не только авторов «Золотого диска» (из столичного инкубатора крамолы как раз в стройбат), но и советской рок-музыки. То, что они придумали, потом называли по-разному: и по-научному «неоконформизмом», и на жаргоне — «стебом». В общем, веселое отпевание официальной культуры и идеологии в ее собственных ритмах. Эту эстетику позже разовьют ДК, ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ и еще позже загубят десятки бездарных эпигонов.
С легкой руки Новгородцева страна настолько поверит в «рок-группу МУХОМОР», что ее имя попадет в ругательные статьи «специалистов», окажется рядом с ПРИМУСОМ и ЗООПАРКОМ, а художника-«мухомора» Костю Звездочетова всерьез будут просить спеть что-нибудь на вечере в камчатском стройбате (куда сошлют Костю в 84-ом).
У руля группы ДК весной 1983 года стали музыканты с многолетним стажем — Евгений Морозов «со товарищи». С самого начала они удивили рокеров своим парадоксальным кредо. Вся отечественная «волна», по их мнению, базируется на более или менее сознательном отождествлении исполнителей с персонажами — то есть на романтизме: что бы ни говорили про себя М. Науменко или Свинья, они все равно рассчитывают на наше сочувствие и даже восхищение. Позируют.
ДКовцы решили создать новый тип рок-группы, руководствуясь беспристрастным и рациональным подходом к художественному образу.
«Пьянь, рвань и грязь…» — так комментировал их творчество В. Голованов в статье с характерным названием «Немузыкальная история»[24]. Действительно, это целая галерея портретов «типичных представителей», от приверженца назревающей «Памяти» («Красивый прохожий мне в урну плюет») до лощеного завсегдатая «Березок» («Любовь дипломата»). Здесь же и «музыкальный критик», сделавший себе карьеру на погромных. статьях против рока («Мичела»), и несчастные женщины с мешками, заполняющие каждый день столичные магазины («Москва колбасная»), и многие другие. Концерты группы проходили по понятным причинам очень редко и, как правило, далеко за городом. Сценический облик ее тоже был достаточно своеобразен.
Мечущийся по сцене с микрофоном Морозов (в основательно поеденном молью джемпере и тренировочных штанах)надрывает в крике профессионально поставленный голос:
Я люблю позиции без смысла, Устремляю взгляд пустой в окно. Мне уже не сладко и не кисло — Мне по-пионерски все равно. А ты ушла! Ша-ла-ла-ла-ла!..
…А отрешенные лица остальных музыкантов показывают, что переживания героя песни вызывают у них сочувствия не больше, чем у биолога поведение амебы под микроскопом. Нехожеными путями пришли к нам ИСКУССТВЕННЫЕ ДЕТИ известного поэта Алексея Дидурова и барда Владимира Алексеева. Вообще в 83-м году рафинированная интеллигенция начинает проявлять интерес к року: на сэйшенах появляются писатели В. Славкин, А. Житинский, Л. Петрушевская, музыковед Ю. Дружкин. Режиссер А. Васильев, работавший тогда на Таганке, приглашает Гребенщикова и ЗЕБР для работы над спектаклем «Серсо» (В общем, ничего путного из этого не получилось: рокеры нового поколения не вписывались в театральное производство). Всякое наведение мостов с другими жанрами нас радовало. Как писал автор этих строк в те годы, «свободным обитателям рок-архипелага недостает общей культуры». И ДЕТИ стали как бы олицетворением мечты. К сожалению, им так и не удалось отыскать для поэзии Дидурова и В. Коркия соответствующего музыкального, тем более визуального решения. Впрочем, какое там визуальное решение с такими текстами:
Пива навалом, водки вдвойне, Деньги не пахнут как розовый сад, Кто не погиб на афганской войне Пьет за троих неизвестных солдат…
По иронии судьбы московские группы подоспели как раз — проводить в последний путь клуб «Рокуэлл Кент». Вынос тела президента клуба Сгаса Воронина состоялся на парткоме института, где ему был предъявлен четвертый номер «Зеркала» с публикацией Кости Звездочетова:
Приветствую вырождающиеся нации! В них сладостная нега и гниль аристокрации. А также вершина человеческого общения — Половые извращения.
— Это что, коммунистическое воспитание? Ссылки на то, что автор, по-видимому, выражает негодование по поводу разложения Запада, действия не возымели. С закрытием клуба наши «семинары» перебазировались на квартиры и приобрели менее официальный характер. Журнал переименовался в «Ухо» и наконец расстался с реальными фамилиями под статьями: их сменили имена известных политобозревателей или новообразования типа «Шизомуил Устинович Параноев».
Периферия
Кажется само собой разумеющимся, да так, впрочем, всегда и было, что культура на периферии развивается через подражание центру: так появляются десятки «машин», «воскресений» и «россиян», похожих на первоисточник, как лицензионный диск на фирменный — почти то же самое, только гораздо хуже качеством. Вопреки этому универсальному закону областные города с 1983 г. демонстрируют столицам совершенно оригинальный и вполне конкурентоспособный рок.
Как заметил музыковед Ю.С. Дружкин, усвоение заимствованного явления культуры происходит так: по мере его распространения из круга космополитической элиты в разные регионы и в разные слои, народа, нововведение подвергается трансформации под влиянием местных условий и традиций. В результате то, что было этнически чужеродным, оказывается наполовину своим, «почвенным». А через несколько десятилетий вчерашняя новация столь прочно врастает в народный обиход, что сам вопрос о ее происхождении вызывает недоумение. Чайная церемония? Конечно, Япония! Гармошка? Конечно, Россия!
Молодой учитель рисования из башкирской столицы Уфы Юрий Шевчук представлял собою тот основательно повыбитый XX-м веком российский тип, который некогда покорял Чукотку для царя Алексея и дрался насмерть с царем Петром за вольность. По-пролетарски простой в общении, Юра начитан как мало кто из столичных интеллигентов, так что даже уральский эрудит Илья Кормильцев, автор текстов НАУТИЛУСА, с удивлением признал однажды: «Шевчук знает больше стихов, чем я…»