Десима поставила бекон и отошла поискать сковороду.
— Я просто подумала о том, что намереваюсь сделать и что это шокирует Чарлтона.
— Вы собираетесь сообщить ему, что провели несколько ночей в доме с мужчиной без женской опеки? Бедный Чарлтон! Я начинаю ему сочувствовать.
Десима уставилась на него.
— Я не имею ни малейшего намерения рассказывать ему об этом. Господи, какую суету он бы поднял! Чарлтон вмиг оказался бы у вашего порога, требуя, чтобы вы женились на мне или какую-нибудь другую чепуху.
— Именно так и должен поступать возмущенный брат.
— Но Чарлтон об этом не узнает. Я напишу ему, что у меня было трудное путешествие из-за поднявшейся метели, что заставит его испытать удовлетворение, он предостерегал меня от поездки, а Огаста не знает, когда меня ждать, и не станет беспокоиться.
Эдам взял у нее тарелку и стал перекладывать в сковороду ломтики ветчины.
— Должны ли вы рассказывать мне это? Возможно, единственная причина, по которой вы в безопасности со мной, состоит в том, что я ожидаю в любую минуту появления вашего брата, разыскивающего вас.
— Вы пытаетесь напугать меня ради моего же блага, — со вздохом сказала Десима. — Обратите внимание, что я при первой нашей встрече ни разу не упомянула, кто меня ждет и когда, — я не настолько наивна. Теперь я знаю, что могу вам доверять, так что это не имеет значения.
— А если мое чувство чести требует, чтобы я пошел и признался во всем? — Эдам тряхнул сковороду над плитой и снова поставил ее.
— Вы этого не сделаете. — Конечно, он дразнит её. Но серо-зеленые глаза смотрели спокойно и серьезно. — Это было бы ужасно. — Избегать нудных поклонников только ради того, чтобы единственный мужчина, который ей понравился, был вынужден сделать ей предложение! — Я не хочу выходить за вас замуж, а вы, безусловно, не хотите на мне жениться. Обещайте, что вы не расскажете Чарлтону о нашем совместном заточении. — Он пожал плечами, и Десима схватила его за запястье. — Пожалуйста, обещайте, Эдам!
Он улыбнулся:
— Я дразнил вас, Десима. Обещаю.
Она сердито стряхнула его руку. Но она уже знала, что сердиться ей надо прежде всего на себя, потому что она лгала: на самом деле ничего на свете она не хотела больше, чем стать женой Эдама Грантама. Но только если бы он тоже этого захотел.
Десима высокомерно молчала, когда относила больным их завтрак, а затем садилась с шелестом юбок, чтобы съесть собственный. Через минуту она почувствовала, что Эдам наблюдает за ней с ироническим блеском в глазах.
— Ну? — нетерпеливо осведомилась Десима. — Почему вы так смотрите на меня?
— Дуться вам не к лицу, Десима, вам явно недостает опыта. Мои сестры — чемпионы в этом виде спорта, так что я могу судить.
— Думаю, вы правы. Честно говоря, я привыкла всегда покорно исполнять то, что от меня требуют, или просто притворяться, что многих ужасных вещей не существует. Дуться я не пробовала. Это эффективно?
— Это игра, — с усмешкой признал Эдам. — Эмили и Сэлли дулись, сердились и льстили, а я притворялся непреклонным, но в девяти случаях из десяти давал им то, что они хотели. Теперь они практикуются на своих мужьях.
Десима задумчиво жевала.
— Не хочу критиковать ваших сестер, но это выглядит весьма… непривлекательно. Я бы предпочла обсудить проблему и доказать свою правоту.
— Как вы делаете с Чарлтоном? — спросил он. Десима почувствовала, что краснеет.
— Как я намерена делать в будущем.
— Оставьте тарелки, — сказал Эдам, когда она начала собирать их. — Никакой работы в день Нового года. Мы пойдем взглянуть на лошадей.
Мужчинам легко говорить, думала Десима, поднимаясь по лестнице, чтобы взять шаль и посмотреть на Пру. Они издают приказы, а женщины и слуги их выполняют.
— Пру, если я тебе понадоблюсь, я во дворе, — окликнула Десима, беря перчатки и сбегая по ступенькам в тяжелых ботинках.
Эдам уже был в конюшне, когда она шла через двор. Десима начала огибать предательскую полосу льда, где упал Бейтс, и вдруг, разбежавшись, проскользила целых двенадцать футов, размахивая руками, пока не обрела равновесие. Смеясь, она вошла в конюшню.
Серебристый смех заставил Эдама посмотреть поверх двери стойла, где он накладывал вилами свежую солому. Зрелище было еще более очаровательным, чем смех. Черт возьми! Почему эта женщина не может сделать что-нибудь, вызывающее к ней неприязнь?
— Что вас так развеселило?
Десима обезоруживающе улыбнулась ему, направляясь к стойлу Лиса.
— Я покажу вам, когда мы выйдем наружу. Привет, красавчик!
Лис просунул голову над дверью, выжидательно подталкивая ласкающую его руку.
— Да, у меня есть сахар, сладкоежка. — Десима повернулась к Эдаму, все еще поглаживая нос большого жеребца, что, казалось, приводило его в состояние блаженного транса. Эдам наблюдал за ее руками. — Я думала о паре для моей кобылы, Ряби. Вы не возражали бы свести с ней Лиса?
Она спросила об этом без всякого смущения.
Эдам задумался.
— Он крупный конь — высотой в семнадцать рук[11].
— Думаете, жеребенок получится слишком большим для нее? — Десима разглядывала Лиса, склонив голову набок. — В ней шестнадцать рук, так что я уверена, проблем не будет. Конечно, мы можем составить договор, и я выплачу гонорар за удачного жеребенка.
— Значит, она тоже крупная кобыла. — Это все, что он смог сказать.
— Что вы об этом думаете? Если вас волнует родословная Ряби, то я ее с удовольствием предъявлю. Она на четверть арабка.
— Не вижу, почему бы и нет. Мы это обсудим.
Идея о случке его жеребца с ее кобылой пробудила в нем такой поток животных чувств, что он не осмеливался смотреть Десиме в лицо. Она как будто не имела никакого понятия о той земной чувственности, которую пробуждала в нем.
Закончив работу, они вышли наружу.
— Теперь расскажите, что вызвало у вас смех. — Все, что угодно, лишь бы перестать думать о ней, высокой, стройной, гибкой и обнаженной, в его объятиях.
— Вот что.
Десима разбежалась и элегантно заскользила по ледяной полосе, раскинув руки для равновесия. Эдам застыл, боясь, что она упадет. Десима развернулась, снова разбежалась и покатилась обратно, смеясь над его испуганным лицом.
— Вы не умеете кататься на льду?
— Никогда не пробовал. Прекратите — вы упадете и сломаете себе что-нибудь.
Десима остановилась.
— Не упаду! Я отлично катаюсь. Смотрите! — К его ужасу, она сделала полный круг. — Видели?
— Немедленно сойдите со льда! — Эдам почувствовал, что слова застревают у него в горле.