властителей, не представителям капитала, а непосредственно всем, независимо от их социального статуса. Кстати, опыт подобного общества в нашей истории был. Особо отмечу, что именно по лекалам того опыта строится работа «Демиурга».
— Речь, полагаю, идёт о Советском Союзе? — сказал Мартынов.
— Совершенно верно, речь об СССР, — согласился с писателем Мазаев. — Именно здесь, в Стране Советов впервые в мире сформировалось справедливое общество людей, уверенных в завтрашнем дне. Вскоре вы сможете в полной мере оценить мою правоту на собственном опыте, — улыбнулся Олег Борисович. — Молочных рек с кисельными берегами я вам там не обещаю, проблем, особенно на бытовом уровне, в том мире хватает, но все недостатки компенсируются доброжелательной атмосферой.
— Послушать вас, так это просто рай земной, — усмехнулся Овирский. — Нет ни зависти, ни подлости и даже преступники с нимбом и крылышками мотыльками по лагерям порхают.
— Ничего подобного я не утверждал, — повернулся к нему Мазаев.
— Но впечатление создалось именно такое. Впрочем, это не столь важно. Я о другом. Союз продержался чуть больше семидесяти лет. В историческом плане это мгновение. Так стоит ли тратить усилия на поддержание столь нежизнеспособной структуры?
Самсонов удивлённо переглянулся с Мартыновым. Для них слова Овирского стали полной неожиданностью. Как и для Зотагина. Он посмотрел на лектора, ожидая немедленной гневной отповеди позволившему усомниться в необходимости осуществляемого проекта. Однако Мазаев, напротив, заинтересовался точкой зрения Овирского.
— Иными словами, вы считаете социалистический строй нежизнеспособным? Я правильно вас понял, Лев Аристархович? — спросил он.
— Именно так, Олег Борисович, — согласно кивнул тот. — Сама история наглядно продемонстрировала нам это.
— По-вашему, корректируя на его основе ход истории, мы занимаемся полнейшей ерундой? — уточнил Мазаев.
— Я бы сказал, бесполезной тратой средств и усилий.
— Вот даже как! Весьма интересно! Готов внимательно выслушать ваши доводы!
— К вашим услугам! Вы позволите?..
Овирский поднялся из-за стола и подошёл к интерактивной доске. Включил её, взял с лотка маркер и стал ждать, когда доска загрузится. Мазаев молча наблюдал за его действиями от окна. Остальные тоже молчали с интересом ожидая продолжения. Когда программы установились, Овирский провёл маркером на доске короткую прямую линию, завершив её жирной точкой. Над линией крупно написал “Россия”, а точку пометил числом 1917.
— Российская Империя. Семнадцатый год, — дополнительно обвёл он дату. — Год исторического разлома.
— Февраль или октябрь? — спросил Мазаев.
— Начну с февраля, — ответил Овирский. — Поскольку не все здесь присутствующие достаточно хорошо ориентируются в исторических деталях, — он выразительно посмотрел на Зотагина, — напомню, что целью Февральского переворота в России было свержение монархии. Помазанник Божий Государь Император Николай Второй Романов в феврале того года был предан ближним окружением, отрёкся от престола и стал простым гражданином бывшей империи, а ныне уже республики. Несмотря на кризис власти последствия февральских событий на тот момент были предсказуемы. Через относительно небольшой отрезок времени всё вернулось бы на круги своя, потому как сама Февральская революция являлась буржуазно-демократической. Неустойчивость, вызванная данной точкой бифуркации, в историческом плане была бы сравнительно короткой. Лет десять от силы. Особых изменений в общественном строе не предвиделось. Разве что частная собственность поменяла бы владельцев. И то не везде. Конечной же целью этого переворота, планировавшегося заграничными акторами, было превращение России в колонию, или, ещё лучше, в конгломерат управляемых извне мелких княжеств. Что мы с вами в данный момент наблюдаем здесь. Якутия и Сибирская Республика под жёстким патронажем Америки, европейская часть страны, где не шло опустошительных боевых действий, теперь в составе Османской Империи… Всё перечислять нет смысла. Даже здесь, на Урале, нас защищают, а по сути контролируют и направляют какие-то неизвестны нам силы будущего. Октябрь семнадцатого лишь отодвинул готовящийся тогда финал, а не предотвратил его. Наша параллель вновь, как в начале того столетия, так и останется основной реальностью, сколь бы новых параллелей мы не создали при помощи «Демиурга». Лично я сомневаюсь в положительном результате данного предприятия. Пусть даже мы вновь на какое-то время сохраним ту параллель, она всё равно окажется нежизнеспособной, — Овирский посмотрел на Мазаева, ожидая оценки сказанному.
— Мелкие княжества, говорите? — прищурился лектор. — Получается, большевики в октябре семнадцатого, спасли страну от развала.
— Большевики лишь отсрочили его, — стоял на своём Овирский. — На семьдесят лет. Чуть больше, но это не суть важно. Важно другое. Они же в конечном счёте и развалили страну. Точнее коммунисты, как они сами стали себя называть. В конце декабря одна тысяча девятьсот девяносто первого года принята декларация о прекращении существования СССР. Союз распался исключительно из-за предательства коммунистов во власти. — подчеркнул Овирский. — От некогда большой и сильной страны осталась лишь Российская Федерация, окружённая осколками своего былого величия. Февраль семнадцатого, спустя семь десятилетий, завершился тем, чем и должен был завершиться ещё тогда, в начале века. Развалом страны, уничтожением собственной экономики, засильем иностранного капитала, обнищанием и беспросветным будущим для большинства членов общества.
Овирский продолжил на доске линию из первой точки. Поставив над новой точкой число 1991, небрежно заштриховал промежуток между ними.
— Это период существования Союза, — пояснил он. — А это, — Овирский продолжил линию дальше, — наша с вами реальность.
— Которая полвека спустя споткнулась об очередную точку бифуркации, завершившуюся развалом уже самой Российской Федерации, — дополнил Мазаев.
— Прямой связи с Советским Союзом я в том не вижу, — сказал Овирский. — СССР давно почил в бозе вместе со своим социалистическим укладом.
— Однако, Лев Аристархович, вы так и не привели убедительных доказательств его нежизнеспособности.
— Разве? — удивился тот. — Хорошо, извольте. Революционная пассионарность к концу существования СССР практически сошла на нет. Вместо неё постепенно образовалась партийная сословность. Так называемая партноменклатура. Внутри государственного аппарата махрово расцвели коррупция и кумовство. Для партаппаратчиков была отлажена система льгот и привилегий, а так называемая стабильность кадров означала их пожизненность, — стал перечислять Овирский. — Можно назвать ещё тысячу причин политического, экономического, социального плана, но главенствующую роль всегда играет человеческий фактор. СССР не был исключением. Пассионариев на лидирующих постах сменили гедонисты, а зачастую просто предатели, что и предрешило конец Союза. И так будет происходит каждый раз, сколько бы мы его не реанимировали. Человеческую природу не изменить. Всегда будут те, кто захочет построить своё благополучие за счёт других.