— А мне «доброе утро»?
— Налысо побрейся.
— Достали вы меня уже оба, скорпионы! Что брат, что сестра… Всё, радуйтесь, молчу и ухожу, не буду мешать вашей милой семейной беседе!
— Сколько яда в голосе! Надеюсь, он на меня обиделся.
— Думаю, на этот раз ты ни при чём, это я его загрузил с утра пораньше… — Рихард устало опёрся на руку. — Ты когда уезжаешь? Подбросить?
— Спасибо. Да, что-то ты неважно выглядишь, братец. Шумные вечеринки не идут тебе на пользу. Да и мне тоже… Я возьму твой стакан с водой?
— Сушняк, мэм? — усмехнулся он. — Неудивительно. Что на тебя нашло? Ты обычно столько не пьёшь. Очередное жизненное разочарование?
Рихард решил, что она сочла вопрос риторическим — слишком уж долгой была пауза.
И ошибся.
— Не поверишь, как раз наоборот. Вчера я отмечала формальный конец своей глупой и бессмысленной жизни. И заодно начало новой. Совсем другой… Где не будет всех моих старых придурков, а новые, надеюсь, теперь ко мне и сами не полезут. В нашу прошлую встречу ты намекал, что в тридцать лет пора бы уже повзрослеть, помнишь, Рихи? Так вот, можешь считать, что я наконец-то вняла и осознала, и начать за меня радоваться. Ну или затопать ногами и заорать, что я дура. Мне в общем-то всё равно. Я уже всё решила, окончательно.
— Нив, ты меня пугаешь, — прямо сказал он. Голос у Герды был действительно какой-то странный, непривычный. С одной стороны, явно нервничает, с другой — в этом они были похожи — приняв решение, она уже от него не отступит. Это-то и напрягало. — Что там у тебя опять случилось? Я могу тебе помочь?
— Можешь. Если не будешь меня отговаривать, это всё равно бесполезно, — она помолчала. — В общем, я собираюсь усыновить ребёнка.
— Что??
— Я собираюсь усыновить ребёнка! — повысив голос, отчеканила Герда.
В столовой установилась продолжительная тишина. Уж чего-чего, а такого заявления Рихард совершенно не ожидал. И потому даже растерялся.
Первой мыслью было «зачем??» Зачем ей всё это надо?? К счастью, озвучивать её он не стал. В конце концов, от его мнения сейчас ничего не зависит. Герда давно уже взрослая самостоятельная женщина, неглупая и вполне успешная. Вот только заботиться ни о ком как не умела, так и не умеет. То есть абсолютно. В детстве у неё даже неприхотливые рыбки дохли, потому что она вечно забывала их покормить. Многие знакомые считают её безответственной эгоисткой и манипуляторшей, которая обожает перекладывать на других собственные заботы. Откровенно говоря, это не так уж далеко от истины. И лишь немногие знают другую Герду Хантер. Чуть более открытую, искреннюю, чуть более настоящую. Среди них — её старший брат и, как это ни странно, его нелепый и невоздержанный на язык дружок. Который всё ещё помнит юную Ниви — доверчивую неопытную «малявку», и с непонятным упорством пытается «выманить» её из-за привычной ныне маски Снежной Королевы. Даже Рихард понял, что это бесполезно — та, прежняя, Герда навсегда осталась в прошлом. Как и он сам. Но Дэн, упёртый как стадо баранов, этого понимать не хочет, вновь и вновь разбивая голову о неприступную каменную стену. Что ж, некоторые вещи каждый должен принять для себя сам… Тем более, что надежда у него пока ещё есть. Или теперь уже — была?
— Расскажи, как это тебя… сподвигло?
— Ты хотел сказать — угораздило? — хмыкнула девушка. — Это будет ближе к истине. Ладно, слушай. Моя подруга София состоит в каком-то благотворительном фонде. Я туда только деньги перечисляю, а она плотно увязла. Вечно носится, что-то организовывает, встречи, акции — в общем, развлекается по полной. Позвала меня на прошлой неделе с собой в загородную поездку, а я взяла и поехала, хоть повод был в выходные дома не появляться. Рэйнер, этот придурок, он же отказов в принципе не понимает, опять бы то названивал, то в дверь ломился, то серенады под окном блеял… Достал уже — сил нет! В общем, приехали мы, как выяснилось, в детский интернат. Этот фонд его курирует. Очередной визит дорогих попечителей, мы им книжки-игрушки-денежки, а нам за это почёт, слава, банкет, ну и послушать, как детки стишки читают, куда без этого. Послушали. Потом стали ходить по интернату и подарки дарить. Можешь догадаться, как я там себя чувствовала… — Герда вздохнула и отхлебнула ещё воды. — Под конец сунула мне Софи плюшевого медведя, говорит, не стой ты как дура, всучи его хоть вон той девочке, по головке погладь и поулыбайся полминуты — не съест она тебя. А дальше всё было… неожиданно. Вышла я вперёд с этим медведем, и вдруг ко мне с разбегу какой-то мальчишка кинулся. Кричит «мама, мама!», лезет ко мне, и лицо такое счастливое-счастливое… Я где стояла, там и села, хорошо, что на стул. А он ко мне на колени забрался, обнимает, на медведя этого и не смотрит, только на меня. И всё «мама, мама»… Мне потом уже сказали… извинялись, глупо, мол, получилось. Мальчику так понравилась сказка про фей, что он решил — его новая мама будет непременно фея, добрая и прекрасная. Придёт к нему, подарит белого мишку, он почему-то именно мишку хотел, а не солдатиков там или ещё что, во что мальчишки играют — и заберёт домой. Он мне сказал, что как только меня увидел, сразу понял, что я — его мама. Потому что я самая красивая и точь-в-точь похожа на фею…
— И ты не устояла? — глуховато спросил Рихард. — Поддалась порыву — это я вполне могу понять. Но ты не могла не осознавать…
— Да прекрасно я всё осознавала! — зло процедила она. — Ты мне ещё этих рыбок идиотских припомни! А тут не рыбки, тут целый живой ребёнок!! А я даже не знаю, с какой стороны к нему подойти… Наиграюсь и брошу, ты это хотел сказать?! Рих, а ты знаешь, что у него родители оба умерли, на машине разбились, а он домашний и ему там плохо, другие дети его обижают!
— А ты не хотела бы просто…
— По трусости своей — хотела, конечно, — уже спокойно отозвалась Герда. — Приходить раз в месяц, дарить подарки и гладить по головке… Но разве прекрасные феи так поступают? Я научусь, Рихард. Вот увидишь.
— Прости меня заранее за вопрос, но потом у меня не будет возможности его задать. Мы с тобой слишком редко обсуждаем личные темы.
— Согласна. И даже подозреваю, что именно ты спросишь, — она помолчала. — Почему чужой ребёнок, а не свой? Неужели нет среди моих придурков хоть одного поприличнее, на роль быка-осеменителя? А не в них дело, Рихи. Во мне. Врачи сказали, давно, что не светит мне самой ни. ра. Так что в этом смысле вся надежда только на тебя, братец.
— Это точно? Может…
— Не может, Рихи, не может. Один-единственный аборт — и всё. И я больше не хочу об этом говорить.
За столом снова воцарилось молчание. Непривычно тянет в груди… наверное, слишком душно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});