плечо старшего и что-то прошептал ему на ухо.
Тот с трудом сдержался, прекратил создавать шар убрал сгустки энергии.
Затем он сложил руки на груди и вздернув нос произнес свое имя, стоя ко мне вполоборота.
— Федор Владимирович Жаботинский…
— Фух, ну так бы сразу и сказал, что Жаботинский. А то я подумал, что снова оскорбил кого-то знатного…
Нет. Не ему тягаться со мной в остротах.
Я двумя словами опустил его. Во-первых, выходило что он представитель не очень известного рода, во-вторых я признал факт оскорбления с моей стороны, но не собирался извиняться.
Он сжал кулаки и подался на меня опустив голову как бык. Его остановили сопровождавшие. Один из них, понимая, что происходит, решил прекратить это.
— За тобой выбор оружия схватки, времени и места, — сказал он мне более уважительным тоном, чем его друг.
Никто кроме Аввы не знал, что я потерял свою силу. Я надеялся, что найду способ и сумею ее вернуть себе. Но сейчас я не собирался драться с ним при помощи боевой магии. Шпага самое оно.
Рапира и сабли для моего нового тела были пока тяжеловаты.
Я услышал, как в разговор вступила Киття-Уголек.
— Валил бы ты отсюда Федор. Ты хоть и закончил училище пятью годами ранее, но своим, ты тут так и не стал, — она качнула в мою сторону головой, — он вайта завалил вчера. А вайты явились из-за твоего преподобного братца. Ты явно Илье неровня.
— Бабе слово не давали. Заткнись, — он хмуро посмотрел на мою новую подругу.
— Слышь, Жаботинский. Так и быть — я принимаю вызов. Но чтобы наши шансы были равны — мы будем драться на шпагах.
Я сделал шаг вперед прикрывая собой Киттю и продолжил:
— Никакой магии. А то потом скажут, что я тебя хитростью и своей магией ушандошил. Ты ответишь и за брата, и за себя, и за нее, — я кивнул в сторону Китти.
— Хах, на шпагах? Ну смотри.
Мой выбор оружия явно развеселил Жаботинского и его спутников.
— Обещаю, что разрежу твои штаны на полоски, за твои «заткнись» и «бабу», — я спокойно смотрел снизу вверх ему в глаза
— Нет! Илья нет! На шпагах нельзя! — Киття в ужасе подскочила ко мне, — Выбери, пожалуйста, любую магию. Еще не поздно! Он лучший фехтовальщик в нашей державе! Ты можешь погибнуть, я не допущу э..
Я остановил ее жестом, улыбнулся ей и перевел взгляд на моего соперника. Улыбка сошла с моего лица.
— В четверг, в полночь. На лобном месте у Кремля. Шпаги.
Теперь нужно было просверлить его насквозь глазами.
Он слишком уверен в своих силах. Что же, придется ему признать, что род Вороновых возвращается.
Я начал играть в гляделки. Моё спокойствие выглядело маленькой победой на фоне его агрессии. Он порывался столкнуться со мной лбами.
Со стороны это выглядело, как будто огромный детина желает ущемить меньшего и физически более слабого.
При этом он не контролировал свои эмоции и раскачивался. Его оттащили от меня.
— Тебе конец, Воронов! — он брызгал слюной.
Его сопровождающие молча уселись в седла. Федор последовал их примеру. Он закрутил своего коня на месте.
— Не опаздывай на мономахию, боярин, — ответил я старшему Жаботинскому с достоинством в голосе, развернулся и отправился на занятия.
Ученики в большинстве своем последовали за мной. Многие были растеряны. Они тоже считали мой выбор неразумным.
Пусть. Мы еще посмотрим, кто лучший фехтовальщик.
В том, что я уделаю его в поединке я не сомневался.
Больше меня заботило, то что от Жаботинских можно было ожидать всего, что угодно. Они могли применить против меня магию, и я оказался бы бессилен.
Кроме того, мне предстояло узнать за какие заслуги старшему была оказана честь и было позволено носить парчовый мундир.
Но на это счет у меня был свой план.
Я ожидал, что они уедут, но это оказалось заблуждением.
Всадники пришпорили коней и направились к наставническому корпусу.
К этому времени из корпуса вышел Авва. Он был хмур и не рад нежданным гостям.
Он не слышал нашего разговора, но видимо догадывался, о чем мы беседовали.
Поравнявшись с протопопом Жаботинский старший, что-то резко выговаривал наставнику. Тот отвечал.
Разговор шел на повышенных тонах.
Жаботинский периодически оглядывался на нас, учеников и показывал рукой в сторону места, где вчера открылся портал.
До меня долетели обрывка.
— Тем не менее, государь приказал вас доставить. Это в вашей школе вскрылся портал. Великого Князя не интересует, кто в этом виноват.
— У меня занятия. Я приеду, после того, как завершу их.
— Государь наказал, что дело не терпит отлагательств. И вообще. Это мы еще посмотрим, кто здесь виноват!
Ах вот оно что. Жаботинские накапали Великому Князю и теперь решили нейтрализовать Авву. Жалкие стукачишки. Он был единственным, кто мог воспрепятствовать нашей дуэли.
Его слово было тяжелее права бояр вызывать другого на мономахию.
Ну что же, я рассчитывал только на себя. Мне наоборот не хотелось опеки со стороны наставника.
Тем лучше, когда все завершится им припомнят и этот гнойный донос.
Жаботинский желал унизить протопопа в глазах учеников. Он настаивал, чтобы Авва шел пешком, рядом со всадниками. Но не тут-то было. Из монастырской конюшни вывели белого коня с рыжей гривой.
Это грациозное животное неописуемой красоты, рыло копытом землю и махало головой, пока его спешно седлали. Я сразу в него влюбился.
Я дал себе слово, что когда-нибудь я заимею такого же красавца.
Не смотря на свой преклонный возраст, Авва лихо вскочил на высоченного коня. Тут же дал пятками в бока и помчался галопом к воротам на выезд.
Лошади Жаботинского и его спутников хоть были тоже хороши, но на фоне рыжегривого красавца Аввы, смотрелись ущербными клячами.
Они пустились за ним, но конь наставника делая мощные гигантские скачки, ушел вперед на десять корпусов.
Выходило, что Авва прибудет в Кремль намного раньше своих сопровождающих. Что вообщем-то, было позором для последних. Они вроде, как конвоиры.
Я улыбнулся и тихо, так чтоб никто не слышал обратился к Ивану Горохову.
— А есть у тебя такой порошок, который мог бы нейтрализовать магию на небольшом пространстве? Что-то типа блокирующего круга, как в древние времена.
Я рассказал ему о своих опасениях.
Иван обещал подумать и что-нибудь придумать к сроку.
Другие обсуждали предстоящую дуэль.
Ученики на моих глазах разделились на две группы. На тех, кто верил в меня. Я был их надеждой на избавление от гнета и безнаказанных издевательств Жаботинского. В их глазах я становился защитником всех угнетенных.
И на