Она была помехой привычному укладу его жизни, препятствием, мешающим ему наслаждаться сезоном и обществом друзей, этакой острой иглой, колющей его совесть, шпорой для его чувствительности. Но она оставалась, в конце концов, всего лишь женой. А жены должны знать свое место. Ее место было в Киттридж-Хаусе. Сколько ей потребуется времени, чтобы это понять?
Он запустил пальцы в ее волосы, ощущая, как они нежно скользят по тыльной стороне его ладони.
Когда-то он считал ее хорошенькой. Но в этот момент она выглядела настоящей красавицей. От румянца ее кожа нежно светилась. Каштановые волосы беспорядочно разметались по плечам — непокорная масса спутанных локонов. Она выглядела как флорентийская Венера, только гораздо стройнее. Однако он знал, что не стоит вслух произносить подобные слова. Женщины сразу почувствуют мужскую слабину и сядут на шею.
— Вы весьма привлекательны, жена моя.
— Меня зовут Тесса, — сказала она тихо, располагающе.
Он прекрасно знал это. И готов был повторять это имя множество раз. Но теперь у него вновь появилось чувство, что следовало все-таки отослать ее назад, в Киттридж-Хаус.
Это была идеальная возможность разорвать тонкую нить, связывающую их. Следовало послать к черту ее наивность и задушить свое непрошеное желание. Ему следует держаться подальше от нее и вернуться к любовнице.
Но он же обещал ей ребенка. А за это она предоставит ему свободу.
— На этот раз он точно убьется.
— Не думаю. Он скачет верхом как сам дьявол.
— И тем не менее это выглядит безрассудно, не так ли?
Парадная дверь была открыта, слуги собрались на пороге, их внимание было приковано к чему-то, происходящему на площади. Тесса спустилась по лестнице как раз в тот момент, когда одна из горничных повернулась и, увидев ее, поклонилась и попятилась. Дворецкий кашлянул, и остальные слуги разошлись.
— Что происходит, Майклз?
— Ничего, ваша светлость.
Она улыбнулась. У Гарри часто бывал такой же точно вид, когда он что-то скрывал. Это требовало расследования. Она посмотрела через плечо Майклза и нахмурилась.
Перед каждым из особняков стоял высокий черный железный фонарь. И все они светились, создавая эффект пунктирной линии, очерчивающей площадь. Вдоль нее двигались двое всадников, каждый держал в левой руке большую пивную кружку. Они скакали наперегонки по площади. Целью этой импровизированной игры, очевидно, было погасить как можно больше фонарей содержимым кружки, стараясь при этом остаться в седле.
Одним из всадников был Джеред.
В другом она узнала его приятеля из вчерашней компании в цирке. Смех и аплодисменты, сопровождающие каждый успех резвящихся игроков, исходили от женщины, которая так собственнически касалась вчера руки ее мужа. Его любовницы.
— Что они делают, Майклз? — Это был идиотский вопрос, особенно потому, что она сама прекрасно могла видеть, что происходит. Но в данный момент разъяснение, похоже, требовалось.
Майклз взглянул на нее, но воздержался от ответа.
Джеред выиграл гонку, развернул коня и, допивая по дороге кружку, пустил его рысью к тому месту, которое, очевидно, было стартом. Ее муж явно был сильно пьян, но это его ничуть не заботило. Он остановился перед женщиной, нагнулся и жестом, странно напоминающим тот, трехлетней давности, поднял любовницу в седло и поцеловал ее. Страстно. Нежно. Вальяжно и неспешно.
— Ваша светлость? — произнес Майклз рядом с ней.
Она повернула голову и выдавила улыбку.
— Вы можете закрыть дверь, — сказала она.
Это и правда было очень странное чувство. Как будто что-то острое царапало ее по коже. Тесса ощущала странную тяжесть, словно за те пять минут, что она спускалась, превратилась в старуху.
«И кто-то говорил мне, что слышал, что он оделся нищим и провел ночь на углу Уайтчепела, только чтобы пересчитать шлюх, которые соблазнили его друга. Вообрази только, ради глупого пари он чуть не потерял десять тысяч фунтов и получил их назад одним броском костей... Его любовница была актрисой, которая выступала в тех скандальных сценах — ну ты знаешь, о чем я говорю, Бетти. Совершенно голая, она стоит на сцене, протягивая руки, и не шевелится... Он носится верхом на этой своей лошади по лондонским улицам со своими друзьями. Все, как мальчишки, кричат и орут и будят почтенных горожан».
Разумеется, до нее доходили эти сплетни. Их все слышали. Она тоже верила им. Он был не таким, как ее братья, которые озорничали из каприза, испытывая пределы терпения родителей. Но никто из них не переходил границ, и она раньше не думала, что Джеред такой. До тех пор, пока он не посмотрел на нее, выпрямившись в седле, и не заметил ее прежде, чем поцеловать свою любовницу. Рассчитанный жест. Он прекрасно осуществил свое намерение.
Она осторожно закрыла дверь своей спальни — так, что щеколда не издала почти ни звука. Почему-то казалось чрезвычайно важным сделать именно так. Затем оперлась рукой о дверь и прислонилась к ней лбом. Она плакала, когда он уехал из Киттридж-Хауса, но сейчас она не станет этого делать. Да и не надо. Это была раздражающая глубинная боль, заставлявшая вывернуться наизнанку, чтобы подставить ее солнцу и таким образом постараться сжечь. Она тяжело вздохнула, потом еще раз, пока не почувствовала себя более спокойной, оттолкнулась от двери.
Она ощущала грусть, ярость, пустоту и смятение от того, что, при всем свалившемся на нее, должна переживать все это одна.
— Ты возвращаешься вместе со мной, дорогой? — проворковала Полин. Ее голос как будто царапал его нервы, как та хитроумная штуковина, которой Майклз натирал мускатный орех в его глинтвейн. Ее любовь сильно подогрел великолепный браслет на ее руке. Это был подарок, которым он надеялся компенсировать свое будущее поведение.
Его кровь все еще бурлила в венах — сочетание скачки и бренди. Он ощущал себя на редкость оживленным. Положил в карман деньги, которые Эдриан неохотно протянул ему, и рассеянно похлопал его по спине.
— Киттридж, тебе дьявольски везет.
— Выше нос, в следующий раз я позволю тебе выиграть.
— Я лучше поставлю на петушиный бой. Не могу соперничать с твоими лошадьми.
Джеред расхохотался и взглянул на вход в свой дом. Она исчезла. Дверь была накрепко закрыта.
Полин протянула руку и провела по его ноге от колена к бедру. Но он как будто не заметил этого. В конце концов, ему нужно думать о своих герцогских обязанностях.
Джеред спешился, причем с неожиданной легкостью — вопреки тому факту, что был не совсем трезв.
— Может быть, позже, — пробормотал он. Было бы проще сказать ей прямо, что в обозримом будущем он не собирается посещать ее. Женщины, однако, существа непредсказуемые, и она могла с одинаковой вероятностью вонзиться ногтями в его лицо или зарыдать. Лучше позволить ей самой прийти к этому выводу.