Тесса откинулась назад, закрыла глаза, но потом решила, что от этого тошнота становится только сильнее. Она сосредоточилась на фонаре, но он так резко раскачивался из стороны в сторону, что она поняла, что это тоже не поможет. В конце концов она закутала руки в сюртук Джереда, согревая их. И молилась, чтобы не опозориться.
— Вам действительно плохо, да?
Она кивнула.
— Мы скоро будем дома. Может, мне опять остановиться?
— Нет, давайте не будем откладывать наше возвращение.
— Осталось всего несколько минут.
Воцарилась тишина, во время которой Тесса старательно смотрела вдаль, на погружающийся в сон ночной Лондон. Почему кажется, что этот город никогда не отдыхает, а только меняет своих дневных обитателей на тех, что рыщут в темноте?
— Интересно, что люди подумают, увидев нас? — наконец спросила она.
— Мне на это наплевать.
— Правда? — Она улыбнулась. — Вы никогда не смотрите на кого-то, не задумываясь при этом: чем он или она занимаются, как живут? Вот, к примеру, тот мужчина, — сказала она, указывая на вышедшего из кареты господина. — На его лице написана какая-то твердая цель. Куда он направляется? Что у него за дело? Почему он оставил своего спутника в карете?
— И все это за один взгляд? Какое вам до этого дело?
— Мне просто любопытно. А вам нет, Джеред? — Она огляделась. — Почему, например, в фонарях это странное стекло?
— Оно называется «линза», Тесса, и закреплено таким образом, чтобы усиливать свет.
— О-о, — протянула она, улыбаясь ему. — Ну вот, теперь я запомню это навсегда. А если меня кто-нибудь спросит, я расскажу.
— Сомневаюсь, что в Киттридж-Хаусе кто-то заинтересуется лондонским освещением.
Фаэтон замер перед особняком. Лакей бросился к ним вниз по лестнице, но Джеред знаком отпустил его.
— Очень хорошо, — сказала она, откидываясь на подушки. — Отошлите меня обратно. Но, Джеред, ваши шансы получить наследника уменьшаются с каждым днем.
Он целую долгую минуту ничего не говорил, а только смотрел на нее, не отводя взгляда. На секунду показалось, что его глаза смягчились, потом он моргнул, и в них появилось совсем другое выражение. Размышление, любопытство, возможно, даже что-то более жесткое, холодное. Это не должно было произвести на нее такого впечатления, заставить ее дрожать, желать растаять в его объятиях.
— Тесса, вы хотите ребенка?
Эта причина разыскивать его была ничуть не хуже любых других. Она не настолько глупа, чтобы говорить ему, что ей нужна его любовь, что она приняла решение провести настоящую военную кампанию, чтобы привлечь его внимание. Это было бы, наверное, так же бессмысленно, как желать, чтобы у нее были светлые волосы и голубые глаза. Вместо этого она кивнула, завороженная улыбкой, которой он одарил ее, — непринужденный жест свойственного ему очарования.
Его руки обвились вокруг ее талии, и она казалась в его объятиях малышкой, хотя была выше большинства знакомых ей женщин.
Тесса положила руки ему на плечи, глядя на него, и тихо вздохнула, когда его губы коснулись ее губ. Ее шляпа оказалась слишком тяжелой, и волосы нужно распустить. Когда он снова опустил ее на землю, она только обмякла в его руках, прильнув головой к его груди. Потребовалось огромное усилие, чтобы она смогла отступить на шаг.
— О Боже. — Она несколько раз моргнула, потом подняла глаза и обнаружила, что он пристально смотрит на нее, но выражения его глаз она не смогла разгадать.
«Что он скажет? Ограничится банальным замечанием, злобно-приземленным или изысканно-вежливым?» После нескольких томительных мгновений он заговорил.
— В Лондоне вы побываете много раз, он вам успеет надоесть. Но мой ребенок будет рожден в Киттридж-Хаусе, договорились?
— Конечно.
— И вы никогда больше не станете вмешиваться в мою жизнь?
Она кивнула.
— Тогда, Тесса, я буду старательным мужем.
Улыбка, которую он подарил ей, была на удивление торжествующей.
Глава 6
Тесса сидела за туалетным столиком, горничная стояла сзади и завязывала чепец, который будет покрывать ее волосы ночью. Они обе обернулись, когда вошел Джеред.
Знала ли она, что он стоял в коридоре, размышляя про себя, что мужья совсем не так ведут себя с женами? Ему надо было бы встретиться с ней за завтраком и указать, что более разумным будет составить расписание. Таким образом, она могла бы ожидать его по понедельникам и четвергам и, возможно, вечером по субботам, если у него не будет других дел. В таком случае было бы предостаточно возможностей произвести будущих наследников, при этом контролируя свои чувства, приводящие к опрометчивым поступкам — таким, как тот, который он совершал сейчас.
Он качнул головой, горничная отошла на шаг и снова посмотрела на свою хозяйку.
— Спасибо, Мэри.
Дверь тихонько закрылась.
— Не благодарите слуг, Тесса. В этом нет необходимости.
— А как же простая вежливость, Джеред?
— Тесса, мы платим им жалованье. Этого вполне достаточно.
Он пристально посмотрел на нее.
— Дорогая, вы не будете скучать по семье, если останетесь в Лондоне? — Он приподнял одним пальцем ее подбородок.
— Мои родители здесь. Их дом не так далеко, и трое младших братьев тоже с ними.
Это была новость, которая не слишком ему понравилась. Она смотрела на него, как будто изучая, — любопытный, оценивающий взгляд.
— А Гарри? Он все такой же развитой не по годам? — Его пальцы, похоже, завораживала каждая черточка ее лица. Она выглядела очаровательной, и все же не ее красота привлекала его в эту минуту. Может быть, то, как она улыбается?
— Джеред, ему уже больше не пять лет.
— А вы больше не девушка.
Она отвернулась и снова посмотрела в зеркало, пальцы пробежали по краю щетки с серебряной ручкой. Она не выдала ни словом, ни жестом, что почувствовала, услышав его слова. Он положил руки ей на плечи и понял, что она дрожит. Вожделение — внезапное, острое и дикое — вдруг охватило его.
— Вы помните нашу брачную ночь, Тесса? — вдруг спросил он, стараясь казаться беззаботным. Нечего было ожидать от этой женщины чего-то такого, чего бы он не испытывал с другими. Конечно, он постарается быть на высоте, но она окажется такой же, как любая другая женщина. Разве что поднимет руку в порыве нежности и проведет пальцами по его губам, заставляя его плоть содрогаться в ответ. И посмотрит на него вот так, как будто он был божеством и героем, единственной целью которого было приносить ей радость.
Она встала, облаченная в нежное персиковое кружево, струящееся до пола. Одной рукой она сжимала полы халата на груди, другой прижимала складки к ногам. И все же одно колено дерзко выглядывало из-под складок, ею округлость и розовый цвет выглядели соблазнительно. Его завораживали ее длинные ноги — сцены их брачной ночи терзали его много дней.