Читать интересную книгу Нет - Анатолий Маркуша

В грозовом небе, коль уж затянула тебя судьба, ты не главный противник, не первый враг стихии, но ты все равно в бою, ты в гуще атаки. И пусть дремлют все солдаты на свете, пусть не гремит ни одна зенитная установка, пусть не стартует даже самая малая ракета системы «Земля — воздух», ты под огнем.

Пилот — солдат. Маневрируй, соображай, хитри, уклоняйся от превосходящих сил противника, сумей переиграть бешеного врага. Будь солдатом, если хочешь остаться живым.

Вот уже год прошел, а Кира снова и снова: возвращалась в мыслях к случившемуся, старалась все припомнить, все обдумать, все заново оценить и взвесить, но ничего у нее не получалось. Каждый раз, как только она принималась вспоминать, мысли отказывались выстраиваться в ровную цепочку, расползались, перескакивали с одного на другое, и вместо стройного фильма перед глазами Киры мелькал какой-то несусветный нарез разрозненных, кое-как перетасованных и случайно склеенных кадров.

Кира работает в библиотеке. Кира молодая, пользуется общим вниманием, и как только она становится на выдачу книг, непременно выстраивается очередь. Ей говорят слова, никакого отношения к литературе не имеющие, подсовывают вместе с книгами записки, письма, а один чудак, кстати чудак очень милый, пытался поразить Кирино воображение стихами:

Голубых твоих глаз стратосфера,Яркий пламень смеющихся губ…

Кира плохо запоминает лица своих почитателей. Все кажутся ей затянутыми по одной колодке: одни моложе, другие старше, одни курчавые, в буйных прическах, другие с лысинами…

Библиотека, мир, окружающий ее, — явление временное, вынужденное. Это только ступенька — так решила Кира, когда, не поступив в институт, оформилась на работу…

Как он подошел к стойке, Кира не заметила. Увидела сразу — лицом к лицу. Цыганские черные глаза, прямой нос, твердые губы, чуть раздвоенный подбородок.

Он сказал:

— Пожалуйста, второй том Плеханова, второй том «Теории прибавочной стоимости» Маркса, Луначарского «Об искусстве» и еще «Золотого теленка» Ильфа и Петрова.

— Сразу столько нельзя.

— Почему?

— Не полагается.

— Я верну через два дня.

— Все равно не полагается.

— Сегодня пятница, я верну в понедельник.

И она уступила.

В понедельник он принес все, кроме «Золотого теленка». Из каждого тома торчали закладки — белые, синие и желтые. Он вежливо поблагодарил и попросил новые книги.

— Третий том «Теории прибавочной стоимости», «Анти-Дюринг», «Мифы древней Греции» Куна.

Кира посмотрела на него укоризненно.

— Но я же вас не подвел? Прошу на два дня. И Кира снова уступила.

Потом через несколько лет она вспомнила его первое появление в библиотеке и спросила:

— Как ты успевал все это прочитывать, Вить?

— А кто тебе сказал, что я прочитывал? Я только закладки рассовывал.

Кира засмеялась:

— А я-то, дура, голову ломала, поражалась, что за человек?!

— Правильно, — сказал он. — Знаешь, как Суворов учил: «Удивить — победить!»

Удивил он ее сразу. Победил не тогда, победил позже.

Они встретились года через три. Из того почтенного учреждения Хабаров исчез внезапно, не попрощавшись. Осторожные расспросы Киры ни к чему не привели. Выбыл — и все.

И вот совершенно неожиданно она встретила его на улице, сразу узнала, подошла первая и смело протянула руку:

— Здравствуйте, Хабаров. Помните меня? Узнаете?

— Голубая птица взмахнула крылом, и сердце его, пораженное внезапной лаской, застрочило ровно и часто, как хорошо смазанная швейная машина «Зингер»… Здравствуйте, Кира, не узнать вас может или слепой, или памятник.

— Боже мой, я-то и понятия не имела, что вы такой разговорчивый.

— Иногда, — сказал Хабаров, — иногда это со мной случается. Хотите, я сейчас же начну за вами ухаживать?

— А вы умеете ухаживать за женщинами?

— Ну как вам сказать… Наверное, каждый гусь в душе считает себя павлином.

Он взял ее под руку и повел напрямую через площадь, через громадную площадь, по которой ходить было запрещено, а разрешалось только ездить. Им свистели три постовых милиционера. Два прибежали выяснять отношения. И Хабаров нес такую роскошную чепуху, так вдохновенно импровизировал, что оба загоревшие до медного накала блюстителя порядка в конце концов стали хохотать вместе с Кирой. А Кира смеялась тогда до слез.

Потом они очутились в каком-то ресторанчике, кормили здесь препротивно, но им все равно было хорошо и весело. Неожиданно Хабаров потащил Киру в зоопарк, заставил прокатиться сначала на верблюде, а после — на чертовом колесе. И у Киры закружилась голова. Под конец она плохо слушала Хабарова и внезапно запросилась домой. Он отвез ее на такси. Простился сдержанно.

Оставшись одна, Кира подумала: «Какой-то чумовой».

На другой день, в начале седьмого, позвонили в парадную дверь. Позвонили громко, настойчиво. Заспанная Кира спросила:

— Кто там?

— Посылка Кире Андреевне, — ответили из-за двери. Кира открыла. На площадке стоял рослый парень в черной куртке, подбитой рыжим пятнастым мехом, в здоровенных сапожищах необыкновенного фасона. У ног парня высилось что-то большое и белое.

— Получите, — сказал парень. — Майор Хабаров просил вручить в шесть сорок пять. Велел сказать: «Доброе утро!», и доложить: в семнадцать тридцать будет звонить сам.

— А вы кто? — спросила Кира.

— Механик. Алексеенко. Если что передать надо, могу.

— Нет-нет, ничего передавать не надо. Спасибо. Парень ушел, понимающе улыбаясь. Кира втащила посылку в комнату. Разорвала бумагу. Оказались цветы, цветы в тяжеленнейшей корзине. Но какие! Громадные красные гвоздики. А на дворе был март, самое начало марта, холодное, метельное, многоснежное.

К ручке корзины была пришпилена записка: «Проснись, улыбнись, не хмурься. Посадка — 16.30. Выйду на связь — 7.30. Я серьезный. Вот увидишь! В. X.».

Он был внимательным и щедрым.

Кира познакомила его со своей лучшей подругой Соней. Соне Хабаров не понравился.

— Думает, ему все можно, — сказала Соня, — а почему ему южно больше, чем другим? Денег у него много, вот и позволяет. Поработал бы простым инженером…

— Так он же не копит, а тратит деньги, — вступилась было Кира за Хабарова.

— Откуда ты знаешь? И что вообще ты про него знаешь? Шикарно ухаживает? Допустим. А что дальше?

Кира не стала спорить. Подумала: «Завидует Сонька и злится».

Потом Кира спросила Виктора Михайловича, понравилась ли ему Сонечка.

— Индюшка. Надувается, изображает черт те кого… И глаза у нее неверные.

У Киры был младший брат Костя. Кира считала его неудачником и очень жалела. Хабаров Костю едва терпел. Иждивенец, дармоед, паразит — других слов у Виктора Михайловича я Кости не было. Правда, в лицо он никогда ничего подобного ему не говорил. При нем Хабаров вообще больше молчал, до от Киры своего отношения не скрывал.

Однажды Костя забежал к сестре, когда Виктора Михайловича не было дома. Он, как всегда, спешил и почти от двери выпалил:

— Кирюха, выручай! Две сотни, еще лучше — три, зарез, понимаешь? Кредит нужен долгосрочный — на предмет оплаты неотложных долгов…

Кира, которая терпеть не могла этого дурацкого обращения — Кирюха, для порядка попеняла младшему брату, но в деньгах не отказала.

И случилось так, что именно в тот момент, когда она положила на стол две новенькие сотенные бумажки, в комнату вошел вернувшийся с аэродрома Хабаров. Вообще он никогда не интересовался, на что Кира тратит деньги, сколько. Но тут спросил:

— Для чего этому типу деньги?

— Этот тип, между прочим, мой брат, Витя, и он попросил взаймы.

— Прежде чем занимать, надо научиться зарабатывать…

Тут подал голос Костя.

— Неужели вы обедняете, выручив родственника на какие-то паршивые две сотни, я ж не миллион у вас прошу?

— 3…! — взревел Хабаров. — Еще рассуждаешь. Острить изволишь. Паршивые две сотни! Сейчас я тебе покажу, как эти сотни добываются, сейчас… — И он скинул с плеч кожаную куртку, сорвал рубашку, майку и, задыхаясь от бешенства, прохрипел: — Смотри, любуйся!

Оба плеча Хабарова были в фиолетовых синяках-кровоподтеках. Синяки переходили на спину и на грудь.

— Что это? — испугалась Кира. — Что случилось?

— Это следы парашютных лямок. Понятно? Лямки оставляют о себе вот такую память, когда, зарабатывая две паршивые сотни, человек крутится в перевернутом штопоре. Ясно?

Костя, пробормотав что-то непонятно-извиняющееся, попытался улизнуть.

— Куда? Деньги на стол!.. — и Хабаров отобрал-таки у него эти две сотни.

Кира долго плакала потом, а Виктор Михайлович, придя в себя, пытался успокоить ее: