Братство
«Курт, проверь страховку!» – раздался крик откуда-то сверху, из-за карниза. Курт несколько раз окинул взглядом вбитые намертво крючья, крикнул вверх: «Зер гут, Серега!» – и медленно стал продвигаться по «полке» к маленькой площадке. Кавказ ему нравился больше Альп, тут не так все приглажено, как в Европе, и немного отдает какой-то восточной дикостью, аборигены наполовину перемешаны с русскими, поэтому не так страшно. Но все равно, когда ему приходилось встречать горца в бараньей папахе, с кинжалом за поясом, он сразу вспоминал записки русского поэта Лермонтова о том, как здесь любили пошалить абреки полтора столетия назад. Но проводник Серега не без юмора успокаивал: «Да не волнуйся ты, он же трезвый».
Вечером в лагере у костра Курт делал пометки в своей топографической карте, слушал русские песни под гитару и необыкновенные горные истории.
Старый опытный проводник Мироныч заглянул Курту через плечо и с иронией полюбопытствовал: «А ты, случайно, не шпионишь тут у нас?» Все альпинисты дружно рассмеялись. «Зря вы ржете, придурки!» – Мироныч нахмурился. – «Я в свое время десятку оттянул за здорово живешь, и в штрафбате перед этим три с половиной года, но, правда, благодаря горному братству жив остался». Курт не обиделся, он привык, что здесь его часто местные нежно называли: «Наш фашистик», несмотря на то, что война закончилась уже много лет назад. И для местных это было не ругательством, просто многие считали, что немец, что фашист – одно и то же.
Курт с любопытством спросил: «А что за горное братство?» Мироныч опять нахмурился, окинул всех суровым взглядом: «Надеюсь, среди вас «доброжелателей» нет?». Вся компания обиженно загудела.
– В тридцать пятом году Россия с Германией была взасос. И на Кавказ толпами ринулись немецкие альпинисты. Облазили здесь, можно сказать, каждый бугорок, ну и я заодно с ними. Так сказать, послали на обмен опытом. Был у них один старший группы, тоже, как тебя, Куртом звали, так мы с ним в связке пролезли тут все что можно и не можно.
Тут Мироныч по-доброму ухмыльнулся:
– Однажды в Баксанском ущелье он, бедняга, сорвался. И болтался у меня, как пойманная рыба, на страховке, пока я его тащил. Тяжелый был, бес, но вытащил все же, – он покачал головой и добавил: «К счастью».
Так мы после этого с ним шнапсу немецкого надрались до синих соплей. Он все говорил мне: «Мы, альпинисты, братья во всем мире». А на следующий день опять в горы. И так два месяца лазили, как очумелые, а он тоже вот так все рисовал на бумаге и рисовал.
Когда немецкая дивизия «Эдельвейс» выбила части Красной Армии с Кавказа, приказом Сталина было решено, что каждый отступающий должен был вынести на своих плечах один рюкзак горной породы, что содержит молибден, с рудников города Тырнауса. Стране требовалась эта руда для изготовления брони. К несчастью, немцы наступали быстро, и меня словили возле самого этого Тырнауса с тяжеленным мешком за плечами, как и многих других. Они долго не могли понять, зачем и куда я пру на себе эту тяжесть. Тогда не понимал этого и я, а объяснить им ничего не мог, хоть запытай насмерть. Ну зачем лейтенанту Красной Армии рюкзак с камнями?
Мы, то есть все пленные, сидели в огромном сарае, где раньше размещалась колхозная конюшня и на допрос нас выводили по одному, но страшней всего было то, что из тех, кого вызвали, назад никто не возвращался. Ну, думаю, все, хана пришла. Повели и меня. Что говорить, струхнул порядком, но держался молодцом, готовясь умереть за Советскую власть, век бы ей не бывать», – Мироныч горестно сплюнул и продолжил: «Смотрю, за столом, весь такой напомаженный, чистенький, сидит майор. Пригляделся, а это – батюшки-светы – мой Курт! Он, как меня увидел, весь расплылся в улыбке, поднялся, что-то сказал сидящим рядом офицерам, подошел ко мне и три раза по-нашему, по-русски расцеловал. Я аж обалдел от такого приема и даже не знал, как реагировать. Потом ко мне подошли остальные, и каждый пожал мне руку. На столе появился шнапс, не наша копченая колбаска, и вместо допроса эти «эдельвейсники» стали со мной разные восхождения вспоминать: на Памире, где и мне приходилось бывать, на Кавказе и во многих разных других местах, о которых я только в книжках читал.
Я-то говорю с ними, а сам все думаю: поговорят-поговорят и кокнут потом. Когда я был от шнапсу уже совсем тепленький, и храбрости во мне поприбавилось, я спросил: «Что вы со мной делать хотите?» Курт даже как-то обиделся, говорит: «Будешь проводником у нас работать, тебе будут платить». Предложение, конечно, хорошее, если выбирать между жизнью и смертью, но и предателем родины своей уж больно быть не хотелось.
Посидели еще немного, еще выпили, набрался я духу и опять спросил: «А если я откажусь?» Честно скажу, спросил, и мне жутко сделалось, что они ответят. «Да ничего, выпьем еще немного, и иди на все четыре стороны».
Так оно и получилось – выпили мы еще, расцеловались, и подвезли они меня на машине поближе к линии фронта, да какой там линии, просто поближе к нашим», – и Мироныч замолчал.
«Ну, а дальше что?» – спросили притихшие ребята. «А дальше меня встретили мои братья-славяне и вкатили мне за эту историю штрафбат, а потом еще и десятку, как на сладкое, вроде бы я врагам карты помогал составлять в свое время. Вот такая история, так что, Курт, перестань шпионить», – напоследок пошутил Мироныч.
Но нам смеяться почему-то совсем не хотелось.
Дед Мороз
Стремительно приближался Новый год, и я изо всех сил пытался найти профессиональных актеров или просто любителей подзаработать в праздничную ночь на роль Деда Мороза и Снегурочки. Но все «волшебники» были уже давно ангажированы моими конкурентами. Отчаявшись, я купил рекламную газету, в которой некая театральная студия предлагала свои услуги, и набрал номер телефона. Через час эффектная особа в шубе из соболя уже сидела в моем кабинете, и мы обсуждали подробности, связанные с подарками для гостей моего ресторана в новогоднюю ночь и местом для переодевания актеров. Договорились, что в десять вечера они порадуют моих гостей небольшим представлением. Дама протянула мне чек на предварительную оплату и, рассыпавшись в комплиментах друг другу по поводу приятного знакомства, мы расстались.
Вечером тридцать первого, в половине одиннадцатого, в моей квартире раздался звонок. Это был мой коллега Ренар: «Володя, Деда Мороза нет! И все бы ничего, но тут сидит один мальчишка из нашей гостиницы и очень его ждет!» Я десятки раз набирал номер телефона этой особы в шубе, но трубка отвечала мне только длинными гудками.
Поезд незаметно тронулся. Вася уткнулся лбом в стекло, наблюдая, как люди на перроне махали руками, провожая близких. Казалось, что они машут ему тоже, и он с удовольствием махал им в ответ. Его мама, улыбаясь, смотрела и не говорила ни слова, оставляя сына в приятном заблуждении. Сколько у него в тот день было радости – ведь они ехали в Ригу праздновать Новый год! Ему было всего восемь лет. К сожалению, он очень отличался от своих сверстников: его ноги не хотели правильно ходить, не всегда слушались руки, и диагноз, который поставили врачи, был неутешительным, поэтому каждый год три летних месяца он проводил в Евпатории, где врачи колдовали над его немощным телом, а мать всегда была рядом. Но в тот день он ехал не лечиться, он ехал на праздник! Тем более что ему сказали, что там, в Риге, он встретится с настоящим Дедом Морозом, а это уже было чудо.
Ночью он не мог спать, все время представляя себе этого зимнего волшебника с белой бородой, а рядом с ним прекрасную Снегурочку. Только за полночь его убаюкал монотонный стук колес, а разбудил бодрый голос проводницы: «Доброе утро! Чай будете?» Как же это вкусно – утром в поезде чай с хрустящим квадратным печеньем! Он отхлебывал горячий чай, стараясь не отрывать стакан от маленького столика, чтобы не пролить, смотрел в окно, за которым совсем не по-зимнему не было снега, и ждал, когда же он увидит Ригу. Наконец за окном появились какие-то строения, и вскоре поезд уже бежал через город. Народ стал собираться, стуча сдергиваемыми с полок чемоданами и раздвижными дверьми купе.
Маленькая гостиница в центре старого города казалась ему просто волшебной, как в сказках Андерсена. Скрипучая дубовая лестница вела на второй этаж, где был их номер. Он изо всех сил цеплялся за перила, но наверх поднимался сам. Его мать была сильной женщиной – она видела, как ему трудно, но не приходила ему на помощь, когда была уверена, что он справится, даже если ему было очень тяжело. Она делала из него здорового мужчину, который может рассчитывать только на себя.
В небольшом номере стояли две деревянные кровати (очень похожие были у бабушки в деревне), резной шкаф со скрипучими дверцами и телевизор на тумбочке, в которой – вот сюрприз! – прятался маленький холодильник с кока-колой, орехами и шоколадом. Что еще надо для счастья в восемь лет!