— Ты можешь их успокоить?
Я не могла даже челюсть на место вернуть, и дар речи ко мне не возвращался, зато лосик с Романом, судя по звуку, подходили все ближе.
— Дай-ка я разок посмотрю…
— Дай, посмотрю!
— Где рождает поле зарю…
— Бу-бу-бу-бу!
Шум под окном становился громче, возмущенные эльфы ругались, но перекричать мою суперкоманду все равно не могли. Я встала, дошла до окна, пытаясь руками вернуть челюсть на место, рассмотрела где-то в самом конце улицы эту голосистую парочку, ужаснулась, представив, как это будет громко, когда они подойдут поближе. Этих двоих было бы слышно всему городу, даже если бы они в лесу пели, и это серьезная проблема — эльфы чувствительны к звукам, такая аудио-атака для них хуже урагана.
— Зо-ло-тая рожь, да кудрявый лен… — Роман сидел на лосе, такой безудержно счастливый, что даже не пытался это скрывать, и пел себе в удовольствие, широко раскинув руки и запрокинув к небу голову, в нем было столько кайфа от процесса, что я поняла, что я сейчас сделаю.
— Нет, пап, я не могу их успокоить. Я к ним, пожалуй, присоединюсь.
— Улли, пожалуйста, — он пытался отдышаться и перестать улыбаться, я прокашлялась и тихо проверила голос. — Улли, не надо, серьезно. Нас выгонят из города всей семьей.
— Я все равно не сегодня завтра уеду, — отмахнулась я, щупая горло и опять пробуя распеться, — можешь всех успокоить, что долго это не продлится.
— Мы поговорили с мамой по этому поводу, — мрачновато вздохнул папа, я перестала распеваться и повернулась к нему, он кивнул, так невесело, что я поняла, что когда я вчера пела в лесу с лосем, дома был один из редких, но разрушительных скандалов. — Мы все обдумали и решили отпустить тебя в Академию, как и собирались. С тобой поедет Роман, твой лось, и Асани с птицей.
— Асани?! — ахнула я, папа кивнул:
— У нее самые лучшие оценки после тебя, и по силе она вторая, и вы вроде бы дружите. И ее отец тоже давно хотел отправить ее учиться за границу, она талантлива, у нее должно получиться.
— Неужели никого не нашлось, кроме Асани? — убито прошептала я, папа развел руками:
— Учеба в Академии дорогая, не все могут себе это позволить, да и не все хотят, у Верхнего Города не особенно хорошая репутация — свободные нравы, смешение культур, полукровки… Извини. Я имел в виду, создания из других Миров, у них иногда очень спорная мораль. Меня это тоже беспокоит, если честно. Но я надеюсь на твое благоразумие.
И на глазастую дуэнью, которая меня ненавидит и при малейшей возможности опозорит на всю Грань, ага. Асани, Великий Создатель, ну почему ей вчера кирпич на голову не упал случайно?!
Голосистая парочка за окном допела песню, эльфы уже просто молчали, лосик громко без слов затрубил под самым окном, дрожь пошла по всему дому — похоже, он много тренировался и улучшил навык.
Я подошла к окну и распахнула обе створки, улыбнулась, свешиваясь вниз и демонстрируя всему городу свои обалденные волосы:
— Здравствуй, лосик. Я вижу, у тебя хорошее настроение?
— Я выспался и хорошо поел, — кивнул лось, Роман показал мне большую корзину, улыбнулся:
— Приглашаем на пикник! Ты уже обедала?
— Пока нет.
— Отлично, спускайся!
Сзади подошел папа и тоже выглянул вниз, улыбнулся:
— А мне можно с вами?
— Конечно! И мадам берите, здесь на всех хватит.
— Хорошо, мы сейчас спустимся, у нас есть, что обсудить, — папа кивнул и ушел вниз, я закрыла окно и пошла выбирать платье.
Когда я спустилась, мамы нигде не было, эльфы у крыльца частично разбрелись, частично сбились в группки и пытались меня прожечь недовольными взглядами, я делала вид, что не замечаю. Лось стоял у крыльца, подогнув передние ноги, и нюхал папину серую лису, она тоже его нюхала, хотя и очевидно побаивалась, но любопытство пока побеждало. В итоге лиса на него залезла, прямо на голову, и стала тянуться к висящей на рогу корзине с едой, папа ее шепотом пожурил, и она спрыгнула ему на руки, он повернулся ко мне:
— Идем, готова?
— Да, — я осмотрелась, мамы не увидела, решила спросить: — А мама где?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мама не пойдет, она плохо себя чувствует.
— А, — я кивнула и отвернулась — она просто видеть нас всех не хочет, и я ее понимаю.
Мы неспеша пошли в сторону леса, опять заговорились о проектах Романа по развитию его Грани, я так увлеклась, что не сразу заметила, что тот забор, в который упиралась улица, проломлен, и с другой стороны тоже, как будто тут здоровенный валун сквозь огород прокатился из города в лес. Роман поймал мой взгляд и с честным видом указал пальцем на лосика, лось буркнул: "Поклеп", папа тихо рассмеялся, поздоровался с хозяином разрушенного огорода, пообещал прислать помощь. Я рассматривала деревья, и делала вид, что не имею отношения к этой ситуации.
Мы добрались до озера, нашли красивую полянку и стали обедать, Роман вручил мне закрытый бутерброд с чем-то непонятным, но я по его взгляду догадалась, что там какая-нибудь радость для моей звериной души, не ошиблась. Мы перекусили, разлили по походным стаканчикам компот, и папа наконец завел разговор о поездке.
— Наша главная проблема на данный момент — это дорога. "Школьный" поезд 30го числа мы пропустили из-за Призыва, "Студенческий" 31го… тоже пропустили. Экспрессы в Верхний больше до зимних каникул ходить не будут, вам придется добираться с пересадками, и билеты я купил в последний момент, ради вас с Асани мне пообещали прицепить еще один комфортный вагон, и еще один "холодный" для фамильяра. Вы доберетесь до Верхнего послезавтра, постарайтесь сразу же мне написать, — он посмотрел на Романа с большим значением, — я рассчитываю на твою ответственность.
Роман стал уверять, что ответственнее него в мире куратора нет, я кивала, я дождаться не могла, когда уже буду проводить с ним все дни и ночи. Папа, судя по взглядам, что-то подозревал, но молчал. Напоследок он взял с нас всех обещание до отъезда из города больше не петь, даже тихонечко, и повел меня домой. Мы с Романом старались не глазеть друг на друга, но что-то мне подсказывало, что это бесполезно, об этом уже весь город давно знает.
Сборы в моей памяти слились в размазанный кошмар со скандалами и слезами, мама все-таки высказала мне все, что она думает о моей безответственности, незрелости, глупости и наивности, я ей тоже высказалась о своих законных правах и об ее устаревших лет на двести моральных принципах. В итоге я легла в три часа ночи, зареванная и трясущаяся от злости, а вставать надо было в половине пятого — наш поезд уходил в семь.
Вскочила с кровати полумертвой, не было времени даже поесть, не то, что наводить красоту, так что на точку сбора я явилась красноглазая, распухшая, мятая и лохматая, особенно по сравнению с Асани, которая сверкала от ногтей до волос — понятия не имею, от природы это или от усилий, она всегда так выглядела. Асани громко посочувствовала моей, очевидно, болезни, которая помешала мне вовремя собраться, и сказала, что меня никто не осуждает, все иногда выглядят плохо. Я молчала и мечтала, чтобы на нее упал бегемот, а лучше два.
Роман подсадил меня на спину лося, на миг незаметно сжав мою руку и шепнув на ухо, что я сияю как солнышко. Я страшно смутилась и подумала, что он, наверное, не в курсе, как хорошо слышат эльфы. Но мне было приятно.
Нас провожала целая кавалькада из Асаниных родственников, везущих ее вещи, мой здоровенный чемодан по сравнению с этим караваном выглядел очень скромно, но папа при всех сказал, чтобы я не забыла купить себе вещи по моде Верхнего Города, как только мы доберемся и обустроимся, так что Асанин поток сочувственных вопросов по этому поводу быстро иссяк.
На поезд мы чуть не опоздали, потому что Асани устроила в паспортном столе визгливую истерику, требуя записать ее как Санни, ей так нравилось, и если ее запишут по-другому, она грозилась умереть. Ей весь коллектив таможни пытался объяснить, что у межмирового паспорта есть свои стандарты сокращения имен, но она разрыдалась, утащила своего папу поговорить, после чего он вернулся с начальником таможни, и все записали как Асани хотела. В какую сумму это обошлось, никто не обсуждал, но я подозревала, что в астрономическую.