Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Госпожа поручит исполнить месть мне? — спросил Согор.
— Тебе?..
— Вы же знаете, для вас Согор готов на все.
— Знаю, но что ты можешь сделать?
— Я могу убить. По одному вашему знаку я могу влить в жилы Джорджа Малькольма яд, убивающий через год, он заставит его сильно страдать… А может быть, лучше задушить его сегодня ночью. Я готов! Мой аркан со мной».
Принцесса, посмотрев на Согора, приподняла плечи.
— Запрещаю тебе и думать о Джордже Малькольме! — прошептала она. — Для тебя среди всех англичан этот должен быть священным. Помни это!
На лице индуса появилось удивление.
— Как? — прошептал он. — Вы хотите, чтобы он жил?
— Да, я хочу, чтобы он жил страдая! Чтобы он жил, видя, как все, кого он любит, умирают, как гибнут все его надежды. Я хочу истоптать ногами его слишком гордое сердце, отторгнувшее мою любовь. Хочу, наконец, чтобы он долго призывал смерть, и убью его сама, сказав, за что убиваю! Понимаешь ли теперь мою месть и не находишь ли ее лучше своей?
Индус распростерся перед принцессой, глаза которой мрачно блестели непримиримой ненавистью.
— Госпожа, — пробормотал он, — великая госпожа! Я обожаю в вас дочь Шивы и Бовани, самой богини ненависти.
— Тамерлиды — сыновья богов, — сказала принцесса с гордостью, — а я — дочь тамерлидов.
XVI. ПЕРВОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ
Помнят ли наши читатели разговор между Джоном Малькольмом и Джорджем на другой день после приезда его в Бенарес? Напомним его читателям.
Джордж спрашивал отца о таинственной цели его жизни, просился к нему в помощники. Судья же просил у сына отсрочки на месяц, говоря, что по истечении этого срока он не станет от него ничего скрывать.
Прошло три недели с того времени. Джордж с нетерпением считал дни и ожидал того момента, когда ему можно будет наконец разделить с отцом опасности его предприятия и славу успеха.
Джон Малькольм стал еще деятельнее. Его сыновья и воспитанницы поражались тому, как хватало сил этому человеку столь преклонных лет вести насыщенную ежедневным трудом жизнь.
С самого раннего утра Джон Малькольм садился верхом на лошадь и без сопровождения лакея покидал усадьбу в неизвестном направлении. Джордж, попросившийся однажды сопровождать его, получил категорический отказ.
Обычно сэр Джон возвращался к ужину. Пыль, покрывавшая лошадь, свидетельствовала о большом расстоянии, которое преодолевал всадник. Час или два Джон Малькольм разговаривал с сыновьями. Радость светилась на его одухотворенном, выразительном лице. Затем, удалившись к себе, он приводил в порядок заметки, привезенные им из поездки, и лампа его горела часто до самого рассвета. Нередко лакей замечал, что постель хозяина не была даже смятой, и высказал свое удивление Джорджу, который не замедлил передать его отцу:
— Вы целые ночи проводите за работой?
— Не буду отрицать, но это необходимо.
— Вы совсем не спите?!
— Немного сплю. Но у меня нет времени.
— Это приводит меня в отчаяние, батюшка!
— Почему же?
— Продолжая вести такую жизнь, вы убьете себя!
— Успокойся, милое дитя, успокойся. Такая жизнь скоро кончится.
— Это правда?
— О! Абсолютная правда! Нить Ариадны, которая ведет меня среди мрака, не вырвется теперь из моих рук… Через неделю для меня настанет отдых, не полный, конечно, не праздность, но больше не будет переутомления, потому что ты удвоишь мои силы… Посмотри на меня: надежда и уверенность в успехе меня поддерживают, и я не чувствую утомления!
Старик говорил правду. Нечеловеческие труды не оставили на нем даже следа. Каким Джордж видел своего отца в день приезда, такой он был и теперь. Та же гибкость в походке, та же твердость в чертах лица, тот же блеск во взгляде, та же откровенная улыбка.
Молодой человек, совершенно успокоившись и отогнав от себя мимолетный страх, стал думать о Марии. Джордж и Мария были теперь женихом и невестой, так же как Эва и Эдуард. Они знали, что должны принадлежать друг другу, твердо веря, что ничто в мире не может их разъединить и стать между ними. Они, ощущая силу отцовского благословения, ничего не боялись и твердо шли к своему счастливому будущему, полные непоколебимой уверенности во взаимной привязанности.
Джордж и Мария полюбили друг друга.
Все было настолько безоблачным, что следовало ожидать грозы.
Однажды вечером Джон Малькольм, уехавший с утра, вернулся только к ужину. Множество писем на его имя лежало возле его прибора. Два из них отличались от других атласной бумагой и толщиной и были запечатаны красным сургучом. На одной из печатей красовался герб Англии. На другой было изображение индийского божества.
Джон Малькольм, пробежав глазами адреса отправителей, отложил письма в сторону, не распечатав ни одного из них, и воскликнул со смехом:
— Отложим серьезные дела! Проделав сегодня верхом двадцать миль, я вполне заслужил двухчасовой отдых.
Мария наполнила хересом стакан из богемского хрусталя.
— Выпейте вина, милый отец, — сказала она с ангельской улыбкой, подавая стакан сэру Джону.
— Благодарю, мое дитя, — ответил судья. Выпив вино, он прибавил, целуя молодую девушку: — Поцеловать ангела — значит забыть усталость, жажду, голод!
— Батюшка, — спросил Джордж, — неужели вы действительно сегодня проскакали двадцать миль?
— Не меньше, друг мой.
— Но ведь вы рискуете здоровьем!
— Ты же видишь, все как раз наоборот. Я здоров, как никогда.
— Потому что вы скорее счастливы, чем благоразумны.
— Ну-ну! Не брани своего отца. Главные труды закончены. Я завершил посев, и час жатвы приближается!
— Что, конечно же, не помешает вам завтра продолжать жизнь, которую можно назвать самоубийством.
— Вот в этом ты глубоко ошибаешься.
— Почему?
— Завтра я отдыхаю.
— Отдыхаете? — прошептал Джордж с шутливым удивлением.
— Да… да… да… — ответил, смеясь, Джон Малькольм, — да, сто раз да, завтра я отдыхаю!
— Так вы почувствовали, наверное, упадок сил?
— Нет. Сегодня я сделал открытие, постоянно ускользавшее от меня. С этого часа я буду работать только у себя в кабинете.
— Ах, батюшка! — вскричал обрадованный Джордж. — Какая новость! Наконец-то вы окажетесь среди нас. Нам больше не придется жить в доме, где хозяин постоянно отсутствует.
Джордж выразил общую мысль, поэтому благодаря приятной новости ужин был весел и очень оживлен.
Когда подали десерт и слуги удалились из комнаты, поставив на стол портвейн и другие вина, судья начал распечатывать письма. По-видимому, они были малоинтересны для него, потому что, пробегая их, он бросал прочитанное на пол… Скоро из всех писем осталось только два, о которых мы уже упоминали.
Джон Малькольм вскрыл одно из них и прочел с большим вниманием.
— Милые дети, — затем сказал он, обращаясь к молодым девушкам, — вот здесь кое-что касается и вас: я вполне уверен, что новость, полученная мной, заставит ваши сердца забиться от радости.
— Что же это такое? — почти одновременно спросили Мария и Эва.
— Приглашение.
— А, — радостно вскричала Мария, — какое счастье! Наверное, речь идет о бале, не так ли?
— Да… о большом празднике…
Молодые девушки захлопали в ладоши.
— Кто же приглашает нас?
Джон Малькольм прочел вслух:
— «Лорд Сингльтон, губернатор Бенареса, просит сэра Джона Малькольма, сэра Джорджа Малькольма, сэра Эдуарда Малькольма, мисс Марию и мисс Эву Бюртель оказать ему честь прибыть на бал, который он дает во дворце своей резиденции в субботу 8 августа 1830 года».
— Этот бал у губернатора, наверное, должен быть восхитителен, не правда ли, батюшка? — с живостью спросила Мария.
— Больше чем восхитителен, милые дети, — подтвердил Джон Малькольм. — Уверяю вас, лорд Сингльтон смело соперничает с Востоком по великолепию.
— Итак, бал в субботу?
— Да.
— Сегодня понедельник: у нас еще достаточно времени для подготовки туалетов…
— Кокетки! — улыбаясь, сказал Джордж.
— Кокетки, если хотите, господин жених, — смеясь, в тон Джорджу ответила Мария. — Но несомненно также и то, что мы должны поддержать честь нашего флага! Мы хотим, чтобы вы гордились нами, хотим затмить всех принцесс и поразить всех принцев! Одним словом, хотим быть красавицами! Или вы думаете, что это будет трудно?
— Напротив, и потому хочу дать вам совет.
— Какой?
— Чтобы быть красавицами из красавиц, вам следует сделать только одно.
— Что же?
— Оставаться такими, как есть.
— Льстец! — Мария погрозила жениху пальчиком.
— Но, — возразил Джордж, — вы хорошо знаете: то, что считается лестью для других, правда для вас с Эвой.
Эдуард в свою очередь поддержал брата. Между влюбленными началась одна из тех милых ссор, которые составляют самую прелестную суть их отношений.