Елена Чиж, начальник медслужбы батальона, капитан:
— Это был грузин, стервец. Зашли к нему в палатку и под матрасом нашли два-три пустых тюбика из-под промедола. Для меня это был шок.
Обезболивающие — промедол, мы получили в Моздоке. А когда поехали, со мной было всего три ампулы. Получили 600 ампул, и сдуру я промедол сначала раздала — когда начались боевые выходы. Сначала выдала и в тыловые подразделения, потом их пришлось забирать, чтобы не использовали не по назначению.
«Мне предложили выбрать войну или тюрьму…»
Александр Соловьёв:
— Одна партия контрактников была — настоящие уголовники. Один из них прямо сказал: «Мне предложили выбрать войну или тюрьму. Я выбрал войну». Другой на второй день меня спрашивает: «Командир, когда вы нас на мародёрку отпустите?». На сафари мужик приехал! — «А что, там за это сажают, а здесь можно!». Такие «воины» полностью на совести военкоматов.
Прилетает вертолёт, а перед посадкой я трое суток эту вертушку вылавливал, все маршруты рассчитывал, чтобы эту «корову» «духи» не сбили. Выгружается толпа «контрабасов», и они уже расписаны, кто в какую роту. За меня всё решали, приходилось брать из того, что дают. Смотрю — стадо ободранных чумарей, глаза — как на именины приехали. Через день их обратно в вертолёт, как тесто засовываем.
Владимир Паков:
— Когда я в конце февраля вернулся из госпиталя, за один день уволил 32 человека — за хищения боеприпасов и пьянки. Контракт элементарно можно было прервать. За пьянку — сразу. Один контрактник мне сказал: «Я буду только на кухне, на боевые не пойду». — «Ты воевать пришёл или на кухне сидеть? Свободен!». Обстановка в Чечне не способствовала воспитанию личного состава, жизни бы людей сохранить.
А шли к нам — из-за нищеты. Были такие мужики, что рассказывали: в деревне за работу получали по 20 рублей в месяц и осенью мешок чего-нибудь. Военкоматы брали всех, кто хочет.
Каждый человек, когда выпьет, ведёт себя по-разному. Попробуй угадай, что у него в голове, когда выпьет? Может быть, он за автомат возьмется! А если в горы утром, то вечером даже если всего 50 граммов выпил — уже тяжело идти, подведёт товарищей, надо же много на себе нести — оружие, боеприпасы.
Алексей Трофимов:
— У нас в роте был костяк, хорошее управление, мы хорошо знали друг друга. Да, были среди контрактников отморозки. Александр Соловьёв, он великолепный психолог, в первый же день брал их на задание, ставил в такие условия, что наутро они уходили в другую роту или вообще уезжали. Оставались в роте те, кто пришёл не ради денег, а воевать именно за Родину, чтобы уничтожить бандитов.
Александр Хамитов, командир 2-й разведывательной роты, старший лейтенант, Герой России:
— В ноябре пришли первые контрактники. Люди были разные, но атмосфера в коллективе зависит от командира, поэтому никаких претензий у меня к своим солдатам нет. Ни один из них ни разу не подвёл меня. К срочникам относились, как к младшим братьям, берегли их, опекали. Хотя были и такие, кто пытался показать себя «супер профи». Таких хватало до первого боя, потом домой досрочно, по собственному желанию.
В общей сложности через батальон за вторую кампанию прошло более 800 человек — без малого три штатных состава. Такой была «текучка кадров» из-за качества присылаемых военкоматами контрактников.
«Офицеры России —Вся надежда на вас…»
Как видели начинавшуюся новую кампанию те офицеры, кто прошёл первую чеченскую…
«Все рвались в бой…»
Александр Куклев, начальник разведки дивизии, подполковник:
— В первой чеченской кампании я не участвовал, был в других аналогичных местах. Главным для меня, думаю, что и для всех офицеров батальона, было найти своё место на этой войне, навсегда и безоговорочно заставить прежде всего себя выполнять эту опасную работу, сделать её будничной. В те дни мы об этом не думали, но это витало в воздухе. Поэтому офицеры были примером в выполнении боевых задач.
Вопреки требований Боевого устава, оргштатной структуры подразделений, все рвались в бой, да и задач было больше, чем командиров, способных их исполнять. Много раз отчитывал Самокруткина, за то, что он шёл на боевой выход без моего разрешения. Его задача — готовить людей на боевые, обеспечивать ведение разведки. То же самое неоднократно приходилось делать и самому.
«Командование требовало: беречь людей!»
Владимир Самокруткин, командир батальона, подполковник:
— Для первого периода кампании было характерно то, что войска хотя и шли лавиной, но с минимальными потерями. Войска, и командиры особенно, старались действовать очень аккуратно. Командование требовало: беречь людей! Никаких рисков, чтобы не было командирского самодурства!
Наш батальон шёл впереди главных сил группировки, обеспечивал движение колонн мотострелковых подразделений и артиллерии. Задачи батальону ставил подполковник Куклев, иногда приказы получали напрямую из штаба группировки.
Из событий этих дней запомнилось, как на блокпосту дивизии оперативного назначения внутренних войск снайпер боевиков убил двоих или троих человек. Причём, пуля в одно ухо вошла, а в другое вышла. Нашли бетонный колодец, где сидел этот снайпер, а там — салфетки со следами губной помады. Эта женщина-снайпер даже выходила на связь с командованием дивизии, дразнила. В этом же районе ликвидировали кочующий на «КамАЗе» миномёт боевиков — навели авиацию. Произвёл впечатление и занятый нашими войсками лагерь подготовки боевиков под Самашками. Там же был сильный оборонительный пункт противника.
Алексей Трофимов, старшина разведдесантной роты, старший прапорщик:
— Надо отдать должное генералу Шаманову. Да, он матерщинник, суровый, но разведчиков вместо пехоты не использовал. Это стало позднее, в отсутствие командующего группировкой — на Гикаловских высотах, под Дуба-Юртом. В самом начале — как положено: разведка, танки, пехота. Это уже потом пошла гонка за орденами.
Владимир Паков, зам. командира батальона, майор:
— И Шаманов использовал разведчиков как штурмовые подразделения! — «Пехота пойдёт за вами!». Спорить с ним было бесполезно, можно было и звания лишиться.
«Учли опыт первой кампании…»
Андрей Середин, заместитель командира разведдесантной роты по воспитательной работе, капитан:
— Новая война представлялась более организованной, чем первая кампания, хотелось верить, что она пойдёт тактически более грамотно. Один из главных просчётов первой кампании — недооценка и неумение вести идеологическую работу с противником и местным населением. Тогда чеченцы нас откровенно превзошли в агитации и пропаганде, в разведке. С первых дней новой операции мы почувствовали, что те промахи учтены.
В войсках знали, что утечка информации — это потери. До начала военных действий о боевых задачах никто, из не имеющих к ним прямого отношения, ничего не знал, только непосредственный исполнитель. Даже внутри батальона никто не знал, кто куда идёт, и какую задачу будет выполнять. Так и должно было быть. Тактически грамотно отрабатывались боевые задачи. Вспомнили наконец-то опыт Афганистана, учли опыт первой кампании. Да и в организационном отношении мы чувствовали себя уверенней. В первую кампанию войск было не меньше, но сейчас согласованности родов войск было больше. В той кампании у ВДВ был свой командующий, у внутренних войск — свой, у пехоты — свой. Поэтому случалось, что свои же подразделения били друг друга, несли неоправданные потери. Сейчас было единое командование, единая группировка. Чувствовалось, что мы контролируем ситуацию, и противника застанем врасплох.
Основная часть офицеров нашего батальона хорошо знали друг друга — это тоже было очень важно. Шло даже какое-то соревнование. Например, приходит разведгруппа из соседней роты — в пять часов утра, уже бойцы бегут спрашивать, как сходили, что видели.
Но далеко не всегда война шла так организованно, как хотелось бы…
«Сидит стратег за картой и рулит…»
Александр Соловьёв, командир разведывательного десантного взвода, старший лейтенант:
— Где-то в первые дни нашу группу десантировали на вертолётах на помощь группе спецназа ГРУ. Летели на бреющем. Вылетели утром, пока прилетели — светло, 11 часов дня. Группу ГРУ выбросили на незнакомой, простреливаемой противником местности. Едва их вертолёт скрылся за горизонтом, начался бой. Через час группа ГРУ перестала существовать. Только успели передать сигнал о помощи. Пока мы экипировались, вооружились, пока нам подогнали вертолёт, пока долетели — там уже трупы дымились. Из шестнадцати человек выжил один прапорщик, зам. командира группы. Мы его грузили — он весь перебитый был. Прапорщик рассказал: «Командир группы говорил командованию: «Ну, так не делается, ну, выбросьте нас за сутки раньше, но ночью». — «Нет, вы должны быть выброшены тогда-то, а к обеду вы должны быть там-то». Сидит стратег за картой и рулит. В вертолёт — и вперёд! Высадили спецназовцев на голую гору, прямо в лапы бандитов.