Читать интересную книгу Разведбат - Валерий Киселёв

Через два месяца службы в Чечне на такой технике механики-водители стали классными специалистами! Стали лучше следить за машинами, научились вовремя их обслуживать. Контрактники-водители автомобилей, в основном деревенские ребята, сразу показали большой опыт в эксплуатации машин.

«Ночью было видно, где идёт война…»

Дмитрий Горелов, заместитель командира батальона по тылу, подполковник:

— Место дислокации меняли часто. Не успеешь приехать, только разместишься, узнаешь, где вода, сутки-трое — опять менять место. Палатки, столы, стулья, все имущество надо погрузить, а людей нет, объём работы при погрузках был большой.

Первый хребет — Терский. Машины все — гружёные под завязку, «КамАЗы» с прицепами. Дороги такие, что не разъедешься. Если одна машина вставала, сразу её вторая вытаскивала. Где-то на этом хребте во время движения услышали первый бой. Нас сопровождали вертолёты, вижу, как они зашли на цель. Потом комбат рассказал, что человек пять боевиков в окопах сидели, теперь уже не сидят…

Горагорское — развороченные цистерны, полуразрушенные ещё с первой войны дома. Пошли вдоль хребта. Только ночью было видно, где идёт война. Слева ракеты взлетают, значит наши, так для себя думаешь. Одни части шли по хребтам, другие по равнине. Ночью, часов в 12 — работали «Грады», залпами.

Через несколько дней после перехода границы Чечни в действующие на её территории войска пришёл приказ: всех солдат, срок службы которых составляет менее полугода, собрать и вернуть в пункты постоянной дислокации частей.

«Зачем нам надо уезжать?»

Салех Агаев, заместитель командира батальона по воспитательной работе, майор:

— Эти ребята-срочники подходили ко мне, просили, чтобы их не отправляли на ППД (пункт постоянной дислокации — авт.): «Мы уже всё знаем, зачем нам надо уезжать?». Но приказ не обсуждается, решение было принято на государственном уровне. В сентябре-октябре надо было увольнять и ребят, которые отслужили. Хотя бывало, что и месяц ребята переслужили, никто не ныл.

«Многие даже плакали…»

Яков Чеботарёв, командир разведывательного взвода наблюдения:

— Меня с отделением оставили на какой-то кошаре под Горагорским охранять эту молодежь и ждать зам. командира батальона по вооружению майора Полякова. Заняли круговую оборону. Ребят было — человек тридцать, и все без оружия. У нас осталась БРДМ, пулемёт и моё личное оружие. К вечеру прислали нам на помощь старшего лейтенанта, вооруженца. Определили, где поставить посты. Ночью, чтобы было не так страшно — чёрт его знает, что может случиться — подвинулись к стоявшему рядом полку.

За себя не боялся, а вот за молодёжь — это было всегда. А как раз перед этим чеченцы вырезали в пехоте несколько человек, поэтому мы и боялись, знали, что они ночью с ножами вокруг ходят. Утром вернулись в кошару. Скоро приехал майор Поляков и забрал этих срочников с собой, увёз в Моздок. Как не хотелось этим солдатам уезжать из батальона — многие даже плакали. И стыдно им было перед ребятами, что всего их на полгода младше, а уезжают…

«Уезжали они со слезами…»

Елена Чиж, начальник медслужбы батальона, капитан:

— Когда этих мальчишек-срочников отправляли в Нижний Новгород, они все писали рапорта командиру, чтобы их оставили в батальоне. И ко мне подходили, просили, чтобы я уговорила комбата их оставить. Уезжали они со слезами. Как они не хотели уезжать!

«Были спасены десятки жизней…»

Владимир Самокруткин, командир батальона, подполковник:

— Отправка молодых солдат в казармы из зоны боевых действий — это было мудрое решение. Они были призваны в мае-июне, и мы не успели их подготовить. Этим решением были спасены десятки жизней. Хотя отмечу, что ребята практически все не хотели уходить из батальона. Для батальона эти сорок человек — потеря была не очень серьёзная, нам их сразу компенсировали контрактниками.

С приходом в батальон контрактников, или, как их часто называли — «контрабасов», моральный климат в части стал весьма существенно меняться…

«От законченных подонков до настоящих героев…»

Андрей Середин, заместитель командира разведдесантной роты по воспитательной работе, капитан:

— Первая партия контрактников пришла в батальон под Горагорским. Замена их на срочников, которые отслужили менее полугода, прошла в течение одного дня, поэтому мы не ощутили некомплекта. Многие из контрактников воевали в первой чеченской кампании. Пришли нормальные механики-водители, по крайней мере, такие, кто когда-то водил, сидел за штурвалом БМП, некоторые были из деревенских трактористов. Наводчики пришли — из тех, кто срочку служили на БМП.

В первой партии контрактников, по крайней мере, в РДР, были такие, что пришли воевать сознательно, реально отстаивать интересы Родины, защищать её, были идейно настроены. О том, что приехали сюда зарабатывать деньги, разговоров не было, тем более что конкретных обещаний денег пока и не было — всё на уровне слухов.

Владимир Самокруткин, командир батальона, подполковник:

— Контрактники, которых к нам присылали, все были разные. Контингент — от законченных подонков до настоящих героев. Мы вынуждены были брать тех, кого нам присылали, предварительно отбирать не могли. Есть, допустим, некомплект 30 человек — мне их и привозят на вертолёте. В батальоне с ними и знакомились, распределяли по ротам. Отсеивать непригодных мы не могли. Через 1–2 месяца такие сами уходили.

На боевые никто из контрактников ходить не отказывались, наоборот — рвались, даже из тыловых подразделений. Бывало, что прослужит контрактник месяц, два, три — и начинаются семейные проблемы. То жена заболела, то «кошка сдохла», хотя контракт подписывали на полгода. Приходили, просили расторгнуть контракт и отпустить домой…

«Выпить — дорогое удовольствие…»

Салех Агаев, заместитель командира батальона по воспитательной работе, майор:

— Были контрактники, что нас не устраивали. Однажды застали нетрезвыми двоих. Объявил от имени командира по десять суток ареста, они на это время были лишены «боевых». Рядовой получал в день 810 рублей, сержант — 830. Дорогое это было удовольствие — выпить.

«Надо же стресс снимать…»

Валерий Олиенко, командир отделения управления 2-й разведывательной роты, старшина:

— А расслабляться ведь тоже было надо, после того, как постреляешь, и в тебя постреляют. Понять-то можно. Надо же стресс снимать. Все — взрослые люди. Где находили? А для чего ОБМО существует? Они же ездили в Моздок.

Большинство контрактников — «солдаты удачи». Но некоторые быстро понимали, что здесь стреляют, и — обратно. Сходили один раз на боевые и всё — до свиданья. Написал рапорт, развернулся и поехал домой. Только вроде с человеком сработался, узнал его, а он — уезжает. Других прислали, опять знакомься, узнавай человека. У нас был один капитан внутренних войск, а воевал рядовым. У него на службе были какие-то проблемы. То ли его уволили, то ли сам ушёл. А ходил у нас простым разведчиком. Ну и что, что капитан, чем он отличается от других? Первый набор контрактников — все были классные пацаны, нормальные ребята. Некоторых выгоняли — раз залетел, второй. Сколько можно? Вот и выгоняли.

«Пренебрежения к молодым не было…»

Салех Агаев:

— Первый комплект контрактников был наиболее подготовленный. Ребята были солидные, многие служили в ВДВ, спецназе, разведке.

Контрактники себя «дедами» не чувствовали. Не было такого, чтобы — «Вы, срочники, идёте на боевые, а мы, контрактники, не пойдём». Пренебрежения к молодым не было. Фактов неуставных отношений вообще в той обстановке не было. В первой партии контрактников было много опытных солдат. Они увидели, что и наши солдаты-срочники многое умеют. Относились к ним не как к мальчишкам. Помню, как ко мне подошли контрактники и попросили: «Надо Липатова успокоить — опять хочет с нами идти на боевые». Старые солдаты его жалели, что парню скоро на дембель со срочной, должен остаться в живых, не стоит лишний раз жизнью рисковать.

А бравады не было. Бравада — у пехоты, ей это было больше присуще.

«На войну, как на заработки…»

Андрей Бирюков, начальник штаба батальона, майор:

— Мне запомнился один контрактник, было ему на вид 30 лет. «Живу, — говорит, — в деревне, летом по хозяйству, а зимой делать совершенно нечего. Пока идёт война, я полгода зимой здесь воюю, а на лето уезжаю в деревню». Раньше русские мужики на заработки ездили плотничать, что-нибудь строить, а теперь — воевать…

«Когда протрезвели, свалили по домам…»

Пётр Ерохин, заместитель командира взвода, старшина:

— В 1989 году меня призвали в ВДВ, после учебки попал сапёром в разведроту в Фергану. Знаю, что такое гасить межнациональные конфликты: участвовал в событиях в Узгене, в Оше. После срочной было Приднестровье, Абхазия, первая чеченская кампания. Распад Союза происходил на моих глазах, и параллельно — распад армии. За службу в ВДВ у меня было 54 прыжка — на воду, на ограниченную площадку, затяжные прыжки.