Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главарь встретил кента хмуро.
— Где носило тебя всю ночь? Давай куш! — протянул ладонь.
— Сам знаешь, Дядю пришил нынче.
— Что? Ты жить устал иль тебе голова тяжела кажется? — схватив фартового в охапку, он швырнул его затылком в бетонную плиту свалки. Был вор, не стало его…
И только рев Привидения потряс утреннюю тишину:
— Что наделал, па-а-дла!
Глава шестая ЧУВИХИ СЕЗОНКИ
За пьяными кутежами и песнями не разглядели фартовые из «малины» Дамочки резких перемен в главаре. Ведь пил он так же много, как и прежде, раскорячась, притопывая, пел знакомые песни:
Когда меня мать рожала,
вся милиция дрожала.
Прокурор ворчал сердито:
«Родила опять бандита…»
Будто никуда и никто не забирал отсюда Дамочку. Словно проснулись кенты после тяжелого похмелья, а он, главарь, тут как тут.
Как без него жили? Перебивались щипачеством, карманничали. Жили день ко дню скудно, голодно.
Но теперь все это далеко. Колька не даст пропасть. Он главарь. Ему и фарт в руки.
И Дамочка пьет. Не до потери пульса, конечно. И все ж заедает яблоко маринованной селедкой, подталкивая ту куском колбасы. Такой жратвы в зоне все пять лет не видел.
Курица? Давай сюда! Пихает в рот вместе с костями. Ничего, переварится, пока соседка хватится пропажи.
Помутневшими глазами оглядывал кентов:
«Похудели. Двоих не застал… Померли. Один сгорел от денатурата — пережрал, видать. Второй, видно с голодухи, домушничать решился. Его хозяин квартиры с пятого этажа выкинул. Вот, гад, нашел чем швыряться! Да и девахи будто выцвели. Подурнели. Нет в них прежнего огонька. Раньше розами цвели, теперь — как мыльная крапива. И спереди, и сзади — сплошные морщины. Такую поставь средь дня поперек пути, прохожие и без помощи кентов кошельки ронять будут со страху. Нет, с такими общак не сколотишь. Нужны новые, молодые, красивые. На каких мужикам денег не станет жаль. Вот на этом и жить можно», — решил Дамочка.
Погудев с неделю, резко оборвал радостную попойку. И не дав опохмелиться кентам, спросил зло:
— Все с меня тянете, прорвы! А сами уж вовсе разучились добывать куш? Мои карманы не бездонные. Не научили меня в зоне червонцы в них выращивать! Погуляли — и крышка!
Кенты плохо соображали. Но поняли — кроме огуречного рассола, голову лечить будет нечем.
К вечеру полуживых, трясущихся собрал у себя:
— Девахи нам нужны! Понятно. Чтоб с форсом. Закадрить нужно поросль. Немедля. И за блуд их самим с клиентов деньгу драть. Так и безопасней для всех. И куш всегда в кармане.
— Да много ль с блядей навару будет? — подал голос старый седой кент.
— Больше чем с тебя! — огрызнулся Дамочка.
— А нонешних куда денем?
— Выгоним! Куда ж их? На них и гроша не заработаем.
— Как же сучек заманивать станем? Они ж на таких, как я, не клюнут, — беспокоился старик.
— Не мы им нужны, лишай, купюры… На это — найдем! Надо только оглядеться, чтоб не влипнуть на малолетках, — поучал Дамочка.
— Да от заразных подальше, — поддержал посеревший от вчерашнего угара кент.
— Ну да, тебе еще и гарантию дай. Хорош будешь и без нее. Не для своей потехи возьмем. И к ним — чтоб никто из вас не приставал! Понятно? — повысил голос Дамочка.
— Ты их сперва найди, приведи, потом и указывай, — не выдержал старик.
— А что, я должен за всех думать и делать? А вы только водку жрать? — рассвирепел Колька.
— Ну чего орешь? Сам посмотри на нас, какая девка, пусть она и блядь, пойдет к нам? Разве такая, как наши?
— Искать надо! Сами не придут. А потому — думайте! Сгиньте с глаз…
Немного времени прошло с того дня, и в Дамочкиной «малине» появились три девицы. Кудлатые, ярко накрашенные, в коротких узких юбчонках, они сверкали жирными ляжками и обнаженными бюстами, вызывая прилив негодования у прежних постаревших кентух и местной, бабьей половины Сезонки.
Зато мужики, глядя им вслед, долго стояли, разинув рот, не чуя града тумаков от жен.
— Ох и девки! Бедра так и вертятся. А грудь — как подушка! Вот бы такую на ночь сфаловать!
— Гони монету и сделаем, — подходил к распустившему слюни мужику Дамочка.
Тот спрашивал шепотом цену. Шелестел дрожащими руками по карманам. Заплатив, нырял в указанную камору. А через час выходил оттуда счастливый.
Девки называли клиентов чуваками, а себя — чувихами. И вскоре по Охе не было слова оскорбительнее и чернее, чем это. Мало-мальски уважающая себя девчонка могла съездить по физиономии любому, кто посмел бы при ней вслух сказать это слово.
Чувиха… Слово стало вроде пароля. Смолчала — смело веди на Сезонку, в ближайшие кусты или в подворотню.
И хоть немного было таких в Охе, все ж каждую неделю число их на Сезонке увеличивалось.
Теперь уж не затаскивал Дамочка прохожих за угол. Мужики, вечерами прячась от знакомых и жен под покров темноты, задами, закоулками пробирались на Сезонку.
Чувихи не брезговали никем. Дряхлый старик или зеленый юнец — какая разница. Свое платит — отменный чувак!
Да и попробуй не заплати. О таком подумать было страшно. Не просто опозорят жуткой бранью на всю Сезонку, вывернут наружу каждый скрытый дефект и недостаток, но побьют, порвут одежду в клочья.
На халяву сюда приходить — означало потерять репутацию навсегда.
Чуваков ловили чувихи в ресторанах, в горсаду, на танцах. Даже на улице. Иные, не утруждая клиентов, отдавались в горсаду, пряча левый приработок в потайные карманы. Но… от
Дамочки не спрячешь. Он выворачивал наизнанку белье всех девок. И отыскав заначку, бил по щекам виноватую. Но не до синяков. Чтоб товарный вид не теряла.
Чувихи оказались для фартовых золотым дном. Их кормили и одевали без отказа. Но держали в строгости. Ведь они уже не принадлежали сами себе, а стали собственностью Дамочки и «малины». Хотя никто из них не прикасался, ни разу не переспал ни с одной из чувих.
Дамочка стал сутенером не случайно. В этом бизнесе у него не было конкурентов. Мелкие притоны — не в счет. Он поставил дело на широкую ногу. И даже милиция не знала теперь, как подступиться к нему. Все чувихи были совершеннолетними. Все где-то работали и зарплату получали. А свободным их временем никто не имел права распоряжаться.
Девах своих Колька пристраивал к делу не без умысла.
Официантками в ресторане, кассирами и контролерами в горсаду и кинотеатре — где публика постоянно крутилась.
Даже в дом культуры одну устроил — гардеробщицей. Поразмыслив, разрешил в пивбаре устроиться рыжей мясистой девахе. Еще одну — в ларек, который все охинцы назвали «Доброе утро», потому что все алкаши сбегались туда к семи утра на опохмелку. Вино и водку здесь продавали па разлив.
Заходила во все эти злачные места и приличная публика.
Выпив свои сто грамм, мужики начинали заводить разговор о жизни, заботах, семейных неурядицах, кляли начальство по работе.
После повторной дозы начинали шептаться о похождениях и приключениях соседей, знакомых, сослуживцев.
С третьей порции, осмелев, перебивая друг друга, рассказывали о своих любовницах. А дальше начинали осыпать любезностями деваху с Сезонки — продавщицу спиртного. И, добавив еще по сто грамм, уже клялись чувихе в любви…
Просыпаясь утром на Сезонке, стремглав бежали домой. Их место занимали другие, такие же, как и эти.
Сезонка постепенно обрастала постоянной клиентурой, связями. Побывавший здесь мог рассчитывать, что его посещение останется в тайне для всех.
Зато и не забирали чувих в горотдел милиции. Чуть кто-то напишет заявление властям, чтобы очистили Сезонку от подонков, следом раздавался звонок, требующий не начинать преследований.
Добро за добро… Тут уж ничего не могли поделать охинцы.
Но с недавнего времени что-то изменилось в жизни этого района. Здесь появились люди, никогда ранее не проживавшие в Охе.
Они присматривались к жителям. Внимательно слушали их разговоры, заглядывали во все дворы и подъезды днем и ночью.
Они нигде не работали, хотя одеты были со вкусом, никто из них не воровал. У этих людей водились неплохие деньги. Никто из них не ел в столовой. Харчились лишь в ресторане. И всегда — с чувихами с Сезонки. Их они кормили и поили так, как никто из охинцев этого не делал. Открыто лапали девок на глазах посетителей. Не стыдились связи с чувихами. И особо обожали одну, по кличке Фея.
Рослая, худенькая, с толстой пепельно-серой косой, серыми огромными глазами, эта девка была и впрямь непохожа на остальных чувих. Она не красилась, не носила коротких юбок. Ее робкая улыбка обвораживала и притягивала клиентов, словно магнитом.
Фея была известна всем, как одна из самых дорогих девиц Сезонки. Теперь без нее не обходился ни один вечер в ресторане.
Немало могла бы рассказать она о тех, кто приехал в Оху из Южно-Сахалинска. Нет, не охинцы их интересовали, а банда Кляпа.
- Месть фортуны. Дочь пахана - Эльмира Нетесова - Боевик
- Гнев смотрящего - Евгений Сухов - Боевик
- Моя любимая дура - Андрей Дышев - Боевик
- Их было семеро… - Андрей Таманцев - Боевик
- Охота вслепую - Олег Алякринский - Боевик