сформулировать такой вопрос.
— Нет. Отец живет в другой стране, мать — в другом городе. У каждого своя жизнь.
— Бросили тебя?
Девушка вылупила встревоженные глаза. Ей казалось такое диким и невозможным.
— Нет, конечно, — парень улыбнулся. — Они постоянно меня делили, продолжая ругаться. Я жил то тут, то там, пока не надоело. Мы когда-то все вместе жили здесь. После развода отец уехал сначала в Москву, потом в Финляндию. Мать повторно вышла замуж, снова развелась и в итоге тоже уехала в Москву. А я остался здесь. Учиться.
Татьяна только протянула: «Мм», кивая, поскольку не знала, что еще тут можно добавить.
— Предваряя твои расспросы, сразу скажу, что мы общаемся. Но сейчас я живу полностью самостоятельно.
Он снова склонил голову и наклеил выбранные стеклышки. Девушка поняла, что продолжать тему бессмысленно, но и начинать новую не умела. Ей никогда не удавалось легко перескакивать в разговоре с одного на другое, поэтому она молча принялась повторять за ним. Через какое-то время он сам заговорил о мозаике. Рассказывал, какие бывают техники, какие мастера ему нравятся, критиковал мозаику, что имелась на вновь построенной станции метрополитена, а старую, что делали еще в советское время, наоборот, расхваливал. Татьяна его внимательно слушала, хотя история русской школы мозаики ее мало интересовала и вряд ли когда-либо могла пригодиться.
— А что мы сейчас делаем? — спросила она. — Что там будет изображено?
— Нуу, — парень надул щеки, не поднимая головы, — думаю, должна получиться планета, поделенная на участки, как бы сектора, которые страдают от всякого, типа, катаклизмов. А один сектор будет нормальный, где все хорошо. Его мы как раз клеим.
Он указал на три верхние линии голубого цвета, к которым Татьяна только что присовокупила еще один осколок.
— И что это значит?
— Не знаю, — вздохнул парень. — Меня на это вдохновила одна статья по экологии. Суть в том, что планета все равно круглая и не получится на ней сделать в одном государстве эко-рай, а в другом эко-ад. Все взаимосвязано. И только всеобщая солидарность может спасти планету. Пока пытаются лишь немногие. Все остальные живут так, будто уверены, что их это не коснется. Я не знаю, от чего, может, кругозор ограничен, или просто похер.
Он слегка поморщился на последней фразе.
— Я хотел изобразить этот ограниченный кругозор и нездоровый пофигизм. Типа, в этом секторе полная безмятежность, а во всех остальных — тотальная разруха. Но все равно разруха и сюда доберется, потому что планета круглая. И мнимая безмятежность обернется кошмаром.
Татьяна посмотрела на него внимательно, приложив указательный палец к губам, и закивала. Она не разбиралась в проблемах экологии, но объяснял он доступно. С этой идеей трудно было спорить, да и не хотелось. Ей показалось удивительным, что обычного бармена терзают такие вопросы.
Девушка взяла следующий осколок из ящика и спросила:
— А как назовешь?
Парень молча пожал плечами. Ей в голову пришла гениальная идея, которую она не преминула озвучить.
— Б — безмятежность.
Он взглянул в ее одухотворенное лицо и заулыбался. Татьяна посмотрела в ответ, нахмурившись, вопрошая без слов: «Ты сомневаешься?», а затем покачала головой, совсем как индийцы, показывая, что лучшего названия ему не придумать. Парень откинулся назад, сложив руки на коленях треугольником, и посмеялся, мотая головой.
Они провели так несколько часов. За это время успели съесть по пачке картофельных чипсов, чего Татьяна до этого никогда не ела, выпить по несколько стаканов апельсинового сока, посмеяться, поругаться и снова посмеяться. Ей давно не было так уютно. Особенно последний год. Она каждую минуту ощущала многотонную тяжесть груза ответственности, что возложили на нее отец и академия. А теперь полностью расслабилась.
Когда Татьяна после очередного промаха, наконец, удачно положила стеклышко в нужное место, парень улыбнулся горделиво и снисходительно одновременно, как улыбается учитель, чей ученик достиг должного уровня мастерства, и протянул ей большую ладонь. Девушка тоже улыбнулась и мягко положила свою руку поверх. Парень аккуратно и слабо сжал ее на секунду и выпустил, оставив теплый след на холодной коже. Пальцы его хоть и были длинными и костлявыми, по ощущениям оказались мягкими, сухими и теплыми. Татьяна даже пожалела, что пожатие продлилось так недолго.
Громкая рок-н-ролльная мелодия ошеломила обоих. Он машинально поднял трубку. Незнакомый номер его не смутил. Татьяна услышала, как отец аж задохнулся от такой неожиданности и какое-то время не мог ничего сказать.
— Я — отец Татьяны, она с вами сейчас? — говорил уже собранный, но все еще взволнованный голос в трубке.
— Д-да, — растерялся парень, осознав ошибку и с ужасом посмотрел во встревоженные глаза девушки.
Она вырвала у него телефон от волнения и сразу начала оправдываться, путаясь в словах.
— Пап, это то, что... то есть... это не что... это не то... ты не так подумал!
Телефон дрожал в тонких пальцах.
— Видимо, я как раз все так подумал! — грозно надавил отец. — Так и знал! Так и знал! А, ну, быстро дуй домой! Нам предстоит серьезный разговор!
Пошли короткие гудки. Татьяна опустила плечи, тяжело вздохнула и посмотрела на парня.
— Вызови мне такси, пожалуйста, — с неохотой выговорила она и начала собираться.
Пока девушка переодевалась в ванной, бармен выполнил ее просьбу. Такси должно было приехать через пять минут.
— Он тебе не разрешает ни с кем встречаться? — спросил парень, наблюдая за тем, как Татьяна расчесывает волосы у зеркала в прихожей.
Она собрала их в аккуратный пучок при помощи тонкой резинки и шпилек и натянула поверх желтую шляпу, в которой, как только что осознала, действительно, походила на подсолнух.
— Дело не в этом... — неуверенно ответила девушка, стараясь не смотреть на него. — Просто я впервые ночевала вне дома. И даже не у подруги. А, вообще, у какого-то незнакомого бармена из первого попавшегося бара. Не могу же я признаться, что напилась до такой степени, что потеряла сознание и незнакомец увез меня к себе домой. Представляешь, как это будет выглядеть в его глазах? Я ведь... я ведь даже...
Она смутилась, опустила глаза на глянцевые пуговицы плаща, чтобы скрыть стеснение, и неловко их застегнула.
— … ни с кем не целовалась, а тут целая ночь… Он мне не поверит, что… ничего не было.
— Ну, я могу это подтвердить, — пожал плечами парень.
— Тем более не поверит! — с чувством воскликнула Татьяна.
—