Читать интересную книгу Крушение России. 1917 - Вячеслав Никонов

Подготовка к царствованию включала и знакомство с миром. В 1890 году, когда университетский курс был закончен, отец отправил Николая вместе с братом Георгием и кузеном – греческим принцем Георгом – в длительное морское путешествие, в ходе которого наследник побывал в Египте, Индии, Сиаме, многих других странах. Судьба вновь спасла его в Японии, где Николая Александровича принимали с большим почетом, но он едва выжил, когда японский полицейский ударил его саблей по голове и готов был уже добить, если бы не своевременная помощь принца Георга. После этого заграничное путешествие закончилось, но подготовка к трону продолжалась. Он на месте изучал регионы империи с особым упором на Сибирь и Дальний Восток и даже получил назначение на должность председателя Комитета Сибирской железной дороги, в ведение которого находились все вопросы строительства самой протяженной в мире магистрали, известной как Транссиб.

Ничто человеческое Николаю было не чуждо. В начале 1890-х свет обсуждал его роман со знаменитой балериной Матильдой Кшесинской. Но сердце его уже тогда принадлежало другой – принцессе Алисе-Виктории-Елене-Луизе-Беатрисе Гессенской и Прирейнской, для него – Аликс. «Высокая, с золотистыми густыми волосами, доходившими до колен, она, как девочка, постоянно краснела от застенчивости; глаза ее, огромные и глубокие, оживлялись при разговоре и смеялись, – вспоминала ее ближайшая фрейлина Анна Вырубова. – Дома ей дали прозвище “солнышко” – “Сани”, имя, которым всегда называл ее Государь»[152]. Родителям этот выбор не очень понравился, но они смирились с решением сына и назначили свадьбу на 1894 год, который был омрачен большой потерей. Венчание с Александрой Федоровной, как стали величать гессенскую принцессу, прошло под знаком траура.

Александр III стремительно угасал от вызванного крушением поезда заболевания почек. 26-летний Николай навсегда запомнил слова, сказанные отцом на смертном одре: «Тебе предстоит взять с моих плеч тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я и как несли наши предки… Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу, чести и достоинству России… В политике внешней – держись независимой позиции. Помни – у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней – прежде всего покровительствуй церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства»[153]. Николай Александрович старался следовать этим заветам.

Царский долг он понимал так, как тот был сформулирован в пастырском напутствии Московского митрополита Сергия в день его коронования в Успенском соборе Московского Кремля: «Твой прародительский венец принадлежит Тебе Единому, как Царю Единодержавному… Как нет выше, так нет и труднее на земле Царской власти, нет бремени тяжелее Царского служения… Через помазание видимое да подастся Тебе невидимая сила, свыше действующая к возвышению твоих царских добродетелей, озаряющая Твою самодержавную деятельность ко благу и счастью Твоих верных подданных»[154]. Историк монархии и биограф российских царей Александр Боханов подчеркивал: «Душевный склад личности тут играл определяющую роль, и для Николая II долг христианина был не просто первее других приоритетов, но абсолютно значим»[155].

К горю от потери самого близкого человека добавлялся груз огромной ответственности перед Богом и людьми за огромную страну: «Что будет теперь с Россией. Я еще не подготовлен быть царем! Я даже не знаю, как разговаривать с министрами…»[156]. Начало царствования было действительно исключительно тяжелым и запомнилось оно людям не хозяйственными и финансовыми реформами, запустившими «русское экономическое чудо», а событиями трагическими, которые приобрели символическое и даже мистическое значение. Коронация, которая состоялась 14 мая 1896 года в Успенском соборе Кремля, сопровождалась трагедией Ходынки, которая преследовала императорскую чету до конца их дней. На Ходынском поле, где раздавали народу праздничные подарки, в результате нечеловеческой давки погибли 1282 человека, среди них множество женщин и детей. Николай и Александра, растерявшиеся от церемониальной круговерти, обрядов, ритуалов, приемов депутаций, не сразу прервали торжества и выразили соболезнования, а дали еще обед волостным старшинам и отправились на бал к французскому послу. Кличка «царь Ходынский» навсегда прилепилась к императору. Есть сведения, что из-за коронационных потрясений Александра Федоровна потеряла их первого, не родившегося ребенка[157]. Императрицу с первых дней стали считать «приносящей горе».

В 1899 году еще одна трагедия – на Кавказе, лечась от туберкулеза, скончался брат Николая, наследник-цесаревич Георгий Александрович. Династия осталась без наследника. Первенцы царской четы были девочки, ждали сына, не провозглашая наследником еще одного младшего брата – Михаила Александровича. В 1900 году это чуть было не имело роковых последствий – сам Николай II в крымской Ливадии заболел тяжелой формой сыпного тифа. «Императрица охраняла комнату больного, словно цербер, – сокрушался заведующий канцелярией Министерства Императорского двора генерал-лейтенант Александр Мосолов. – Она не пропускала даже тех лиц, за которыми посылал сам царь… Именно на этом этапе императрица взяла за практику отдавать “приказы”, касающиеся государственных дел»[158]. Конечно, это преувеличение, Николай держал в руках бразды государственного правления.

Что за человек был Николай II, какими были его человеческие качества и управленческий стиль?

В его внешнем виде современники отмечали простоту и некоторую отстраненность, которая проявлялась во взгляде, в манере говорить, в привычках. Генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандующем Юрий Данилов так опишет Николая: «Государь был невысокого роста, плотного сложения, с несколько непропорционально развитою верхнею половиной туловища. Довольно полная шея придавала ему не вполне поворотливый вид, и вся его фигура при движении подавалась как-то особенно, правым плечом вперед. Император Николай II носил небольшую светлую овальную бороду, отливавшую рыжеватым цветом, и имел серо-зеленые спокойные глаза, отличавшиеся какой-то особой непроницаемостью, которая внутренне отдаляла его от собеседника… Все жесты и движения императора Николая были очень размеренны, даже медленны. Эта особенность была ему присуща, и люди, близко знавшие его, говорили, что государь никогда не спешил, но никогда и не опаздывал… Государь очень любил физический труд на свежем воздухе, рубил для моциона дрова и много работал у себя в Царском Селе в парке. Верховой езды он не любил, но зато много и неутомимо ходил, приводя этой своей способностью в отчаяние своих флигель-адъютантов… В простой суконной рубахе с мягким воротником, в высоких шагреневых сапогах, подпоясанный кожаным ремнем, император… подавал пример скромности и простоты среди всех тех, кто окружал его или приходил с ним в более близкое соприкосновение»[159].

Царь был первоклассным спортсменом. Он прекрасно играл в теннис, обыгрывая всех лиц свиты, но уступая, правда, чемпиону России графу Николаю Сумарокову-Эльстону. Может, он и не очень любил верховую езду, но был отменным всадником. Очень метко стрелял. Император даже выступал организатором спорта, снарядив первую в истории российскую команду на Олимпийские игры – в 1912 году в Стокгольм. Николай II стал также инициатором физкультурного движения, назначив близкого ему генерала Владимира Воейкова главно-наблюдающим за физическим развитием народонаселения Российской империи. Внимание к спорту, который в свете считался блажью, общественность тоже поставит царю в вину. Как отмечал Воейков, «русское общество считало спорт только развлечением, а некоторые даже смотрели на лиц, им руководивших, как на людей, желающих устроить себе видное служебное положение и угодить Государю»[160]. Царь был исключительно вынослив и закален, даже зимой он почти никогда не надевал верхней одежды. Распространенные разговоры о его запойном пьянстве в компании с Воейковым были ложью, тем более что последний был трезвенником.

Николай был человеком обаятельным, мало кто мог устоять перед магией общения с ним. Причем, как подчеркивал Владимир Гурко, «это не было обаяние царственного величия и силы, наоборот, оно состояло как раз в обратном – в той совершенно неожиданной для властителя 180-миллионного народа врожденной демократичности. Николай II каким-то неопределенным способом во всем своем общении давал понять своим собеседникам, что он отнюдь не ставит себя выше их, не почитает, что он чем-то отличает себя от них»[161]. Флаг-капитан Морского штаба при Верховном главнокомандующем в годы Первой мировой войны Александр Бубнов также отмечал, что император был по своему нравственному облику из тех, «кого в общении называют хорошим и скромным человеком. По природе своей деликатный, он был приветлив и благосклонен в общении с людьми, особенно со своими приближенными и со всеми, в ком не чувствовал резко оппозиционного настроения или стремления воздействовать на его слабую волю. Никто никогда не слыхал от него грубого или обидного слова»[162].