Читать интересную книгу Ремесло - Леонид Бершидский

Пожалуй, эталонный репортаж написал в журнале «Русский Newsweek», в номере за 19–25 июля 2004 года, Александр Гордеев. Речь в нем идет об убийстве первого главного редактора русского Forbes Павла Хлебникова. Вот первые четыре абзаца этого текста:

«Павел часто засиживался на работе допоздна. Вечером 9 июля примерно в половине десятого он написал письмо одному из авторов, взял рюкзак, попрощался с ночным дежурным Геннадием Ковалевым, сидевшим у входа, и ушел. Минут через 10 Геннадий зашел в наш кабинет — мой и моих заместителей: „Саш, какой-то человек звонит, говорит, что Павлу Хлебникову выстрелили в живот“. Мы с моим заместителем Дмитрием Кузнецом, обозревателем Михаилом Фишманом и Геннадием немедленно отправились на улицу. „Говорит, что вроде из „духовушки“, — вспомнил Геннадий по дороге. Охранник в вестибюле ничего не знал, на стоянке у входа — пусто. Повернули за угол, по направлению к метро, и увидели метрах в ста от здания, на другой стороне улицы, группу людей. Это была милиция. Напротив стояла „скорая“. Мы подошли. Павел лежал на спине, рюкзак так и остался на плечах. Рядом небольшое пятно крови, сантиметров пятнадцать, в нем лежала пуля. Было видно, что он ранен в живот, рубашка там промокла. Небольшое пятнышко крови около правого виска, почти на брови, похожее на ссадину, без отверстия. Из уха шла кровь.

Метрах в тридцати в сторону метро было большое пятно крови, вокруг которого потом собрали гильзы. Там в Павла стреляли. Он смог еще немного пройти назад, в сторону редакции.

Коренастый фельдшер попытался перебинтовать Павла чуть ниже грудной клетки, попросил помочь. Кузнец приподнял Павла, но тут фельдшер просто положил бинт сверху и отошел в сторону. Рубашка на Павле была расстегнута до середины, ниже бинта лежала какая-то картонка, кажется, оторванная от пачки сигарет.

Павел выглядел так, как будто очень устал. Но взгляд был ясный, даже спокойный. Ты знаешь, что произошло?“ — я спросил его по-английски, думал, ему сейчас легче говорить на родном языке. Но он быстро ответил по-русски: „Нет, не знаю. Кто-то стрелял“. — Ты не знаешь кто?» — «Нет».

Этот неторопливый, вроде бы безэмоциональный текст я не могу забыть уже девять лет. В нем нет ни одного не то что лишнего, но даже длинного слова, ничего искусственного. Но атмосфера передана этими скупыми средствами так, что читатель, перенесясь на место преступления, так и стоит, открыв рот, и смотрит глазами Гордеева на умирающего в луже крови Хлебникова.

В этом тексте есть, помимо прочих достоинств, отличный лид:

«Павел часто засиживался на работе допоздна».

Вы скажете, этот лид не отвечает ни на какие важные вопросы. Больше того, он вообще не о том, что случилось 9 июля 2004 года: он о привычках убитого редактора. Я мог бы возразить, что это журнальный текст, тут никаких ответов и не надо — тем более что это не единственный материал об убийстве Хлебникова в номере. Но это возражение было бы не по делу: открываться предложением, с которого начал Гордеев, вполне мог бы и новостной текст. Пришлось бы только добавить в него фамилию и должность Павла. И тогда предложение отвечало бы на вопросы «Кто?» и «Что случилось?» (прошедшее время было бы неуместным, будь Хлебников жив), а также задавало бы место действия. Но эти несколько слов делают больше: каким-то не вполне понятным образом они передают горечь утраты. А еще сообщают читателю, что убитый главред был вовсе не свадебный генерал, и намекают, что работа сыграла роль в его смерти.

Может показаться, что я вкладываю слишком много смысла в обыденную фразу. Это вряд ли. «Зовите меня Измаил» — это первое предложение «Моби Дика» не зря входит в сотню лучших романных завязок всех времен по версии American Book Review. Тут вообще всего три слова — но они мгновенно устанавливают личный контакт между персонажем и читателем.

Журналистский текст, конечно, так не начнешь. Купив (или скачав) книгу, читатель планирует так или иначе в нее погрузиться. Герман Мелвилл просто сразу протягивает ему руку, проявляет необязательное дружелюбие, чем сразу к себе располагает. Отношения читателя со статьей иные: даже если его взгляд упал на некий текст, это вовсе не значит, что он захочет в него вникнуть. Может быть, пролистает, просмотрит бегло, а может, и вовсе пополнит статистику «bounce», сразу перейдя на другой сайт. В похожей логике действовали великие создатели приключенческого жанра, умевшие захватить внимание аудитории сразу и не отпускать до конца.

«Сквайр Трелони, доктор Ливси и другие джентльмены попросили меня написать все, что я знаю об Острове Сокровищ. Им хочется, чтобы я рассказал всю историю, с самого начала до конца, не скрывая никаких подробностей, кроме координат острова — и то лишь потому что и теперь там хранятся невывезенные сокровища. И вот в нынешнем, 17… году я берусь за перо и мысленно возвращаюсь к тому времени, когда у моего отца был трактир „Адмирал Бенбоу“, и в этом трактире поселился старый загорелый моряк с сабельным шрамом на щеке».

Роберт Льюис Стивенсон написал длинноватый, но все равно великолепный, эффективный лид. Тут и тема сразу обозначена, и интрига — сокровища еще на острове! — и время и место действия, и интересный персонаж — моряк со шрамом. Да и голос рассказчика сразу звучит так внятно и убедительно, что кажется, будто знаешь его с первых слов: этот скромняга не сам решил взяться за перо, а лишь по просьбе товарищей по удивительным приключениям.

Здесь мне полагается спохватиться, вспомнить, на каком я свете. Какие еще Стивенсон и Мелвилл? У нас же тут поденщина!

ОК. В журналистике существует пять типов лидов:

1. Суммирующий, он же прямолинейный. Излагает суть случившегося: «Вечером 9 июля 2004 года главного редактора русской версии журнала Forbes Павла Хлебникова расстреляли неизвестные, когда он шел к метро из редакции. Коллеги Хлебникова уверены, что дело в его работе, но не знают, какое именно из его многочисленных расследований могло привести к его убийству».

2. Слепой. В нем для интриги опущена какая-нибудь важная деталь: «Умирая в луже крови неподалеку от своего офиса, расстрелянный главный редактор не смог сказать, кому была бы выгодна его смерть». Читатель хочет узнать, о каком главном редакторе идет речь, и читает дальше.

3. Персонифицированный. Такой лид рассказывает историю через персонажа, через его убеждения или переживания. «Павел Хлебников перебрался в Москву из Нью-Йорка, потому что верил, что в качестве главного редактора местной версии журнала Forbes поможет родине предков стать более цивилизованной страной. Вечером 9 июля наемный убийца предъявил Хлебникову страшное доказательство, что эта цель еще далека».

4. Описательный. Такой лид сосредоточен на обстоятельствах случившегося, на атмосфере места событий. «Главный редактор русской версии журнала Forbes Павел Хлебников лежал на асфальте в луже крови. Вокруг переминались милиционеры и работники скорой помощи — все понимали, что помочь журналисту, расстрелянному из окна проезжавшей мимо машины, уже нечем».

5. С цитатой. Его можно использовать в тех редких случаях, когда есть какая-то особенно яркая или ценная цитата. «„Кто-то стрелял. Я не знаю, кто“, — вот все, что смог сказать главный редактор российской версии журнала Forbes Павел Хлебников, лежа в луже крови на тротуаре недалеко от редакционного офиса».

Это была доза теории, которую вы легко могли бы получить на любом специализированном сайте. Только, вероятно, где-то вы нашли бы четыре основных типа лидов, а где-то и все 12. Преподаватели журналистики любят выдавать студентам базовый набор информации, которая пойдет в новостной текст, чтобы те написали на этой основе как можно больше лидов разных типов. Хоть я и не учился нигде формально, но могу проделывать это упражнение на автопилоте. И не считаю его особенно полезным.

Взять, к примеру, лид Гордеева к его статье про Хлебникова (дополню его титулом и фамилией персонажа): «Главный редактор русской версии журнала Forbes Павел Хлебников часто засиживался на работе допоздна». С точки зрения классификации, это персонифицированный лид. Но думал ли об этом Гордеев, когда его писал?

Зная обстоятельства, при которых появился этот текст, могу точно сказать, что нет. Гордеев был в шоке и нетрезв. Ему было наплевать на теорию: он просто хотел поделиться тем, что видел.

Понятно, что здесь мы имеем дело с экстремальным случаем. Но, во-первых, в репортерской жизни они нередки. Во-вторых, хотя журналистика мало чем похожа на литературу, — это не творчество, а ремесленная деятельность со старыми, обкатанными канонами, — сочинение лида все же момент творчества. Выше я написал пять лидов про убийство Хлебникова; его смерть затронула меня лично: мы вместе работали. Однако я и тогда, девять лет назад, смог бы с закрытыми глазами написать такие пять лидов. Все они — чисто ремесленная продукция, без той искры божьей, которая отличает по-настоящему сильный лид.