Читать интересную книгу Самоед - Всеволод Фабричный

Я успокаиваюсь, продолжаю пить чай…И вдруг думаю: а что если сосед, остановившись около лифта скажет мне, что мое поведение более чем наглое и к тому же он недавно видел, как я мочился в парке возле нашего респектабельного многоэтажного дома…Я тогда не выдержу и лающим голосом пошлю его на хуй. Он изменится в лице и в ответ громогласно пошлет меня туда же. И добавит, что такие пачкуны как я должны проваливать из этого дома. Я ударю его по лицу. Ударю изо всех сил. Он отшатнется, замычит. Кровь закапает на уроненный чемодан. Носком стального ботинка я ткну его в мягкий, податливый пах, назову мразью и быстро пойду на работу задыхаясь от пережитого. Но далеко не уйду. Сволочь вызовет полицию. Меня заберут….и…..Хватит!

Так проходит почти каждый мой завтрак. Я выдумываю что–то тревожное и неприятное и часто, уже допивая чай, трясусь от внутреннего, хорошо скрытого гнева. От этих переживаний мне нет покоя ни днем, ни ночью поэтому я очень уважаю седативные лекарства. После них ты плескаешься в мелководье снисходительного благодушия. Героин наверное еще лучше. И черт с ним со здоровьем пусть лучше у меня будет вечный запор и сердечные перебои, но зато я не буду каждые пол часа драться с фантомами. Если бы я не был трусом — я давно бы уже его принимал.

Вы раздраженно кричите:

— Придурок! Что ты можешь знать о героине?!! Он ломает жизнь!

Я киваю вам, но мне кажется, что вам просто обидно, что вы уже не в силах принимать его сами и поэтому вы хотите спасти всех молодых и неопытных, так скажем — сорвать им хорошее настроение своими здравоохранительными знамениями. Скорее всего я неправ, но, вот помню — как то будучи юными школьниками мы с очередным другом («Cева! Держись от этого мальчика подальше!») прогуляли школу и купили в складчину пачку Дымка. Стоя возле какого–то подъезда мы серьезно и основательно закурили, сплевывая и поминая мать. К нам подошел дряхлый, неухоженный старик и чего–то захрипел показывая на горло в котором была круглая, сдобная дырка. Мы долго не могли понять чего он хочет. Наконец я догадался:

— Вам что, сигарету дать?

Старик захрипел еще сильнее и, отмахиваясь от нас, попер прочь.

«Я понял, что он хотел» — вдруг серьезно сказал мой друг Павлик.

— Он говорил нам чтобы мы никогда не курили, а то и у нас такая же хуйня на горле будет…

После этого эпизода сигареты стали еще милее и сладостнее моему двенадцатилетнему уму.

Я наверное когда–нибудь упаду на пол от молниеносного инсульта, хотя: моя мать в гневе как–то крикнула мне:

— Такие гады как ты до ста лет живут!

Да… да…. Продолжаем: я все еще в том проходе и тележка доходит мне до лобка. Неподалеку кучка женщин (моих сотрудниц) — пакует заказы и их утренний, неблагородный смех вызывает у меня три чувства — презрение, легкое половое возбуждение (которое к концу дня перейдет в нелегкое) и зависть, что такие безмозглые люди могут и главное имеют право быть веселыми, а я — пуп земли и непризнанный философ почти везде чувствую себя словно редкая, рыба, которая вяло покачивается в немилом ей аквариуме, ничего не жрет, пугается других рыб, прячется за обогревателем и вообще — все ей, заразе, не так…

Я ненавижу их и ненавижу себя. Я люблю их всем сердцем, а себя воистину обожествляю. Как разобраться в этом парадоксе? Ведь все эти чувства — одновременны…Добрая мизантропия? Желание одной рукой помочь подняться с земли, а другой тем временем залезть в карман? И еще: меня невероятно раздражает и удивляет способность людей жаловаться на вечную скуку, на плохие рабочие условия и при этом продолжать упорно по–муравьиному пахать на своего начальника, быть ответственным, относительно честным, до апоплексии гневаться на ленивых работников… Плутон! Юпитер! Вас уже шесть миллиардов, или даже больше… Бороться нет смыла, но удивлению нет никакого предела.

Чужая, непонятная мне галактика! Для чего вам нужно все это? Почему бы вам не послать все у чертям собачим, не спрятаться в туалете и уснуть там после пятиминутной извращенной мастурбации, почему бы вам не пойти домой после первого перерыва ни сказав никому ни слова, почему бы не разгружать грузовики медленно как улитка, попивая при этом водку купленную на ворованные деньги, которые вы незаметно свистнули из общего котла в оффисе? Что держит вас? Ваши материальные сокровища? Ваша однокомнатная квартира внаем? Эластичная половая щель вашей жены? Дети, которых надо поставить на ноги? Эти спорные сокровища никуда не денутся. Они не испарятся если вы будете время от времени немножко хулиганить. Я же не прошу вас окончательно опуститься и сделать все для того чтобы оказаться за решеткой… Я лишь участливо предлагаю веселый праздник дату которого вы назначаете сами. И в конце–концов: а на хрена вам вообще дети? Я, например, доставил и доставляю своим родителям черт знает сколько горя и беспокойств. И они мне тоже. Сердечно сосудистая система опасно изношена и скоро в нашей семье наступит абсурдная ситуация при которой ни при каких обстоятельствах нельзя орать, потому что если все начнут ор — у кого–нибудь будет припадок.

Бедные родители: они делают все возможное, чтобы облегчить мне жизнь, но все чаще и чаще я с грустью понимаю, что будь они хуже (читай: безалаберней) — я любил бы их значительно больше…

Или у вас имеются какие–то моральные обязательства перед начальством? Как жаль… Вы удивляетесь почему ваш заводской бугор такой отпетый минотавр… Да ведь это вы сами его таким сделали! Вы с первого дня вытащили свою жалкую пипетку послушания и она моментально начала капать в его опьяненные мелкой властью мозги. И докапалась до того, что начальник уже принимает за должное тот факт, что вы как скотина, работаете не покладая рук и на вас всегда можно положиться. С наступлением сумерек — умная корова сама начинает потихоньку продвигаться к хозяйскому дому. А начальник ваш требует еще больше. И еще. И все равно недоволен.

А может быть вы просто боитесь жить безответственно? Боитесь, что падете в бездну из которое не выбраться?

Все, все… Нет сил теребить соски своего нигилизма. Поверьте, пожалуйста поверьте: я не такой уж подлый циник и гад, со мной бывает удивительно легко жить. Я знаю нескольких хороших людей и они, если что, — возьмут шариковую ручку и напишут безупречные рекомендации… Я же сказал, что день не задался — вот все и обострилось.

Я знаю только, что скоро закончу заказ и мне нужно будет подойти к этим бабам и подкатить к ним наполненную тележку, чтобы они запаковали товар. (кстати — хороший крем на второй полке слева…надо записать на руке……потом возьму, когда никто не видит). И когда я подойду к ним — они скажут мне что–то бессмысленное и дурное и мне надо будет отшутиться в ответ. Надо будет отшутиться преувеличено–грубым голосом, небрежно опершись на свою тележку. И следить за мимикой лица — придать ему беззаботное выражение мужчины–дебила — они так это любят… Еще с младших классов средней школы я понял: для того, чтобы овцу приняли и обласкали в обществе — надо делать все, чтобы походить на других овец. И поменьше оригинальности. Когда все заблеяли — начинай блеять и ты. Когда все ссут — расслабь и свой сфинктер.

Необходимо показать им, что я такой же как и все, а это так тяжело… Почти на все что мне говорят я втайне желаю засунуть два пальца в рот и жутким исторгающим звуком дать понять, что для меня значат их обязательные слова. Если я не отшучусь — в следующий раз они скажут что–нибудь еще более идиотское, просто чтобы сотрясти воздух — ведь им, падлам, это ничего не стоит… Они сотрясают воздух до двухсот раз в день…Так было в московской школе, так было в Старой Стране. Новая Страна точно такая же…

Мне хочется выпить и я решаю сделать это сейчас же. Вообще — я откладывал это ежедневное мероприятие до первого перерыва, но крохотный дятел пристрастия уж как–то слишком настойчиво колотит мне в висок. Необходимо определиться насчет дозы. Я полагаю, что триста грамм с лишним для начала будут идеальны.

Мне не нужно брать бутылку из дома — здесь на складе в неограниченных количествах живет (видите: даже одушевляю!) самый дорогой алкоголь который я когда либо глотал. Двадцать миллилитров стоит восемь долларов и пятьдесят центов. Я выкрадываю эту божью росу с величайшей осторожностью. С каждым днем моя паранойя растет: я пью всего две недели, а ущерб нанесенный моей компании уже составляет примерно три тысячи долларов…Меня спасает не столько моя хитрость, сколько поголовное незнание работников склада и наших менеджеров, что эту жидкость можно пить в больших количествах. Если меня схватят и всего–лишь уволят за эту проделку — я буду считать что мне повезло.

Что же это? Я расскажу, я расскажу… Только лишь прервусь на секунду чтобы сообщить вам насколько улучшилось мое настроение. Я предвкушаю, я слегка пританцовываю, едва слышно хихикаю и от возбуждения без устали повторяю одно и то же матерное слово. Я почти что нахожусь в эпилептической ауре — все кажется ярче и внушительней. Мне моментально хочется в туалет по большому, но это после. Сейчас я имею право только лишь со страшной силой выпускать газы и несколько раз пробежаться по своему проходу «A», и в нескольких местах слегка раздвинуть коробки с товарами — настороженно заглядывая в проход «Б»: кто там и смотрят ли на меня. Чтобы мои ботинки не топали — я бегу на цыпочках, чуть–чуть подавшись торсом назад, напоминая при этом всемирно известного комика и немного опасного дурака Мистера Бина.