Боже… пусть это всё просто закончится… прошу… пусть мы все будем живы…
Сама не знаю, почему, но я вовсе не желаю смерти Ему. Даже наоборот. В моей импровизированной молитве находятся слова о… Палаче.
Не уверена, конечно, что Бог слышит меня, когда я прошу его за такую грешную душу, но я не оставляю попыток.
Пожалуйста…
Прошу…
Внезапно дверь с грохотом распахивается, а я невольно делаю громкий вдох.
Тяжёлые шаги заставляют паркет поскрипывать.
В кухню вошёл мужчина.
Зажимаю рот ладонью, но уже слишком поздно. Кто бы это ни был, он слышал мой испуганный писк.
Человек замирает возле стола на несколько секунд, а я боюсь сделать вдох.
В следующий момент скатерть, надёжно скрывающая меня резко дёргается вверх, а человек нагибается, заглядывая под стол.
Я встречаюсь с тёмными глазами незнакомца.
Бандит хищно оскаливается и хватает меня за ногу, вытаскивая из-под стола.
Теперь уже просто невозможно сдерживать крики. Я ору что есть мочи и брыкаюсь, ударяя ногами во что придётся.
Попадаю пяткой в что-то твёрдое и нападающий ревёт от боли, на секунду ослабляя хватку.
— Сука! — ревёт мужчина
Я перебираю ногами по паркету как можно быстрее, стаю на четвереньки и пытаюсь отползти подальше.
Но, оправившийся от моего удара бандит снова хватает меня за лодыжку, быстро притягивая к себе по скользкому паркету.
Мои ногти впиваются в тёмную древесину, больно ломаются, пока я в отчаянной попытке хоть за что-то ухватиться черчу по полу невидимые полоски.
Тяжёлая ладонь ложится на мой затылок с силой припечатывая лицо вниз.
— Сучка Палача? — облизывается мужчина, раздвигая мои сопротивляющиеся ноги. — Давай шлюха, разработаем твою задницу.
Паника сковывает тело.
Я больше ничего не чувствую, превращаясь в сплошной оголённый комок нервов.
Мама… мамочка…
Глава 23
Лира
Я слышу, как рвётся моё нижнее бельё. Грубые руки до синяков сжимают бёдра.
Понимаю, что это конец и зажмуриваюсь, когда мужчина наваливается на меня всем весом своего тела.
Однако в тот же момент тяжесть куда-то пропадает.
В уши будто ваты набили. Я почти ничего не слышу и не понимаю…
Повинуясь дикому животному инстинкту самосохранения я передвигаю руками и ногами до тех пор, пока не забиваюсь в какой-то тёмный угол.
Не могу дышать. От паники горло сдавливает невидимыми тисками.
Я слышу звуки борьбы, но боюсь открывать глаза.
Через несколько секунд что-то тяжёлое падает на пол.
В панике вскрикиваю, боясь, что в драке победил нападающий.
Кто-то подходит ко мне и наклоняется.
Закрываюсь руками, истошно крича… боже… неужели всё сейчас продолжится?
— Это я, — низкий голос убаюкивает своей бархатистой вибрацией.
Распахиваю мокрые от слёз глаза.
Палач хмурится, опускаясь передо мной на колени.
— Что этот ублюдок сделал с тобой? — сурово спрашивает он.
— Я… я не… он… не… — рыдания давят горло, не давая мне сказать ничего болеер менее связанного.
Мужчина убирает мои всё ещё вскинутые в защитном жесте руки.
А потом он просто прижимает меня к себе, нежно проводя рукой по волосам.
— Тише, тише, — шепчут его губы где-то возле моего уха.
Я обхватываю мощные плечи ладонями. Под левой ладонью нащупываю что-то мокрое.
Отстраняюсь и смотрю на свою руку. Она вся красная от его крови. Тело прошибает на дрожь. О, Боже…
— Ты ранен, — еле слышно шепчу охрипшим от криков голосом.
Весь левый рукав его белоснежной рубашки стал тёмно-красным.
— Ранен… — снова повторяю я, глядя свою перепачканную алым руку.
— Нет, — отвечает он слегка поморщившись. — Только слегка задело. Пуля кожу содрала и всё.
Мужчина поднимается и подхватывает меня на руки.
Я прижимаюсь к нему, вдыхая его запах, теперь смешавшийся с запахом крови.
Хозяин перешагивает через лежащее на полу тело, а я снова зажмуриваюсь, боясь даже посмотреть в тут сторону.
Меня несут вверх по лестнице прямо в спальню.
Мужчина открывает дверь, подходит к кровати и аккуратно складывает меня на неё.
— Отдыхай, — возле уха раздаётся то ли приказ, то ли просьба… — У меня ещё есть дела.
— Те люди, — спрашиваю я, пока он не ушёл. — Где они?
— Мы всех поймали. Больше чужаков нет. Я усилил охрану.
— А тот, кто… кто там… в кухне…
— Не беспокойся о нём, — говорит Хозяин, глядя в темноту.
— Он мёртв?
— Нет, — спокойно отвечает мужчина. — Он жив. Пока.
— Ты убьёшь его?
— Сперва проведу допрос, — в голосе мужчины слышится опасность. — А если он в ходе него, всё же, выживет, то сам будет умолять о смерти.
Внутри у меня всё неприятно сжимается, когда я представляю холодные стены подвала этого шикарного дома… боже… не дай мне никогда их увидеть.
— Тебе больше не о чем беспокоиться, — говорит Палач, подходя к двери. — Завтра я пришлю к тебе доктора, он тебя осмотрит.
— Со мной всё в порядке, — быстро говорю, с головой заворачиваясь в одеяло.
— Хорошо, однако я хочу быть в этом уверен, — произносит мужчина безапелляционным тоном и выходит из комнаты.
Закрываю глаза.
Мне хочется поскорее заснуть и притвориться, что события сегодняшнего дня случились не со мной, а с какой-то другой девушкой.
А я сейчас проснусь и окажусь в доме отца, удивляясь тому, какой живой и похожий на реальность кошмар мне приснился.
Глава 24
Палач
— Говори, кто тебя нанял, — смотрю в тёмные глаза человека, что час назад пытался лишить Палача его собственности.
Жалкий кусок дерьма, теперь больше напоминающий отбивную, ёжится на бетонном полу. Из нападавших в живых остался только он. И теперь я обязан его допросить.
Тому, как вести пытки, я научился на войне. Когда наш отряд попал в горячую точку, всех ребят перебили. А я выжил. И попал в плен. Именно там я понял значение фразы «молить о смерти».
В камине тлеют угли. Я достаю их огня раскалённый кусок метала и выбираю место на теле человека, на котором ещё нет отметины. Надо отметить, таких мест осталось не так много.
Когда я, всё же, делаю это, с губ человека срывается дикий, животный вой.
У меня от этого крика чувство будто кожу заживо сдирают. Однако тому, чьё лицо я обязан носить всё это нравится. Палачу нравится причинять боль.
Спустя столько лет я и сам забыл, где граница между нашими личностями. Будто кромка сухого песка на пляже, которую ласкают волны. С каждой волной эта грань отодвигается всё дальше и дальше. А когда начинается шторм, то её вообще смывает к херам. И тогда весь песок превращается в единую мокрую, пропитанную гневом и болью, массу.
Существо