Читать интересную книгу Блондинка в беде - Картер Браун

— Конечно. А почему вы об этом спрашиваете?

— Для чего тогда вам нужен весь этот дом?

— Я бы не хотел говорить об этом, — ответил я резко. — Теперь это будет беспокоить и меня.

— Это серьезно, Рик?

— Серьезно. Я живу в маленьком узком мире символов общественного положения, дорогая, — сказал я. — Если я собираюсь работать в этом мире эффективно, я должен иметь несколько символов своего общественного положения в виде собственности.

Она утвердительно кивнула.

— Сегодня вечером я услышала достаточно много, при этом в разговоре неоднократно упоминались имена. Поэтому сейчас я кое-что понимаю, и, в частности, понимаю, что Джером Кинг — настоящий подонок!

— Как вы могли сделать такой вывод? — спросил я с изумлением.

— О.... — Она пожала плечами, немного раздраженная. — Я не знаю, мне кажется, я просто почувствовала это. Где у вас ванная комната?

— Вон там! — показал я на дальний конец гостиной. — Спуститесь на пять ступенек вниз, и там будет спальня, ванная комната и комната для переодевания.

— Мне потребуется десять минут, — сказала она проворно. — И принесите мне стаканчик спиртного на ночь, когда придете.

— Чего именно?

— Не знаю, — сказала она. — Может быть, чего-нибудь покрепче?

Я дал ей пятнадцать минут и взял с собой две большие порции напитка из рома с лимоном, сахарным сиропом и содовой. Я посчитал, что этот напиток достаточно крепок, так как содержит шестьдесят процентов ямайского рома. Когда я постучал в дверь, приглушенный голос сказал мне, что я могу войти.

Глаза ее сейчас были больше и светились ярче, чем до сих пор. С того момента, как я вошел в комнату, она наблюдала за мной как-то отрешенно. Черные как смоль волосы лежали веером вокруг ее головы на белой подушке.

— Я, разумеется, не взяла с собой пижаму, — сказала она осторожно. — И я всегда думала, что девушка, которая ходит в мужской спальне в черном кружевном нижнем белье, очень похожа на героиню низкопробного французского водевиля. Поэтому я сняла его.

— Вы очень красивы, Юджиния, — сказал я искренне, — и вы абсолютно правы насчет черного кружевного нижнего белья. — В моем горле от волнения и страсти образовался какой-то комок, и у меня вырвалось:

— Но я просто помешан на грубоватых французских водевилях!

Она засмеялась, издавая мягкие гортанные звуки.

— Вы хитрец! Вы сказали это специально, чтобы смутить меня, но вы не дождетесь: я не покраснею! — В ее голосе снова появились пленительные хрипловатые нотки.

Затем она приподнялась на локте и взяла из моей руки бокал. В ее глазах снова промелькнула легкая насмешка, а на чувственных губах появилась дразнящая улыбка.

— Хорошо, — сказала она, лениво растягивая это слово. — Выпьем за необузданность страстей в этом доме. Слава Богу, я не слишком стара, чтобы оценить это! — И Юджиния поднесла бокал к губам.

Но она так и не допила его...

* * *

Спящая красавица лежала на кровати с безоблачной улыбкой на лице, не сознавая, что вся комната наполнена ярким солнечным светом. Я положил руку на ее голое плечо и слегка потряс его. Она прошептала что-то определенно ободряющее, затем повернулась на бок и тут же снова заснула.

— Ну! — Я хорошенько потряс ее. — Уже десять утра!

— Что?

Она приоткрыла один глаз и посмотрела на меня. В ее взгляде чувствовалась явная неприязнь.

— Кто, черт возьми, ты такой... — начала она.

— О Боже! — простонал я. — Мне нужно выпить что-нибудь для восстановления памяти!

— ..чтобы будить меня посреди ночи? — закончила она свой вопрос. — Только потому, что ты.., но это не дает тебе права врываться сюда и.., и вообще будь поосторожнее, ясно?

— Со вчерашнего вечера прошло много времени. Сейчас десять часов утра, — сказал я жестко. — Мне надо уходить. Что ты собираешься делать?

— Я собираюсь поспать, ты, идиот! — заявила она твердо. — До свидания!

— Я не знаю, когда вернусь, — сказал я в отчаянии. — Ты будешь меня ждать?

— Конечно! — Внезапно она оторвала голову от подушки и снова посмотрела на меня неприязненно одним глазом. — Я буду спать, — сказала она ледяным голосом. — Если ты не вернешься к тому времени, когда мне уже не захочется больше спать, я, конечно, найду чем развлечься! — Ее голова снова опустилась на подушку, она натянула на себя одеяло.

— Ну и как же ты собираешься развлекаться? — спросил я решительно.

Она сделала под одеялом несколько резких движений, затем из-под него высунулась ее голова со взъерошенными волосами. Лицо было ярко-красного цвета. На этот раз оба ее глаза были открыты, и сказать, что они смотрели на меня со злостью, означало бы выразиться слишком мягко. Я решил, что слова, которым можно было бы точно охарактеризовать выражение ее лица, не существует вообще.

— Как я буду развлекаться? — сухо повторила она мой вопрос, и от этого мои нервы напряглись. — Хорошо, раз ты спрашиваешь, то я об этом подумаю. Я уверена, что найду чем заняться.

Она сделала сквозь сжатые губы глубокий вдох, и я быстро отскочил на несколько шагов.

— Может быть, я сыграю в одном из тех вульгарных французских водевилей, которые так нравятся тебе, — сказала она со злостью. — Буду бегать и бегать по комнате в своем черном кружевном нижнем белье, пока ты не вернешься домой! Тебя это устраивает?

— Конечно, — сказал я нервно.

— Я так рада! — Она изобразила на лице блаженную улыбку, но всего на секунду. — А теперь убирайся отсюда и дай мне поспать спокойно, ты, улаживатель мелких конфликтов! — закричала она во весь голос и снова нырнула под одеяло.

"Да, — подумал я философски, выходя на цыпочках из комнаты, — из всего этого я уяснил себе только одно: если я когда-нибудь женюсь на женщине, в жилах которой течет французская кровь, то разрешу ей спать по утрам”.

Я поехал в центр города и через некоторое время припарковал свою машину недалеко от гостиницы “Кинге Армз”. Снаружи эта гостиница выглядела так, будто возле нее взорвалась пара гранат. Вестибюль и холл были в запущенном состоянии и, по-видимому, еще ни разу не ремонтировались. Идя по ковру, я чувствовал, что у меня возникает большое желание принять горячий душ, а подошвы моих ботинок нуждаются в дезинфекции.

За ободранным, покрытым пятнами письменным столом регистратора гостиницы сидела бесформенная старая карга, и у меня сложилось впечатление, что кто-то оставил ее на этом месте весной 1899 года и велел сидеть и ждать, вот она и сидит до сих пор. Седые волосы на ее голове выглядели так, будто их никогда не расчесывали, а кончик длинного тонкого носа был сплющен, будто попал в щель между двумя быстро закрывшимися дверьми.

— Да? — не сказала, а выкрикнула она сердито и недовольно, подозрительно посмотрев на меня, когда я подошел к ее столу.

— Я пытаюсь найти некую мисс Ласло, — проговорил я вежливо. — Мисс Джерри Ласло. Я знаю, что она останавливалась у вас в гостинице примерно шесть месяцев назад, но я потерял с ней связь с тех пор. Может быть, она оставила у вас свой новый адрес?

— Они все время приезжают и уезжают, — резко ответила она. — Вы думаете, я — ходячая энциклопедия? Почему я должна помнить вашу подругу?

Обстановка требовала тактичного поведения, то есть в данном случае — денег. Я вытащил из кошелька пятидолларовый банкнот и положил его на стол.

— Я понимаю, что вам это доставит много хлопот, — сказал я с сочувствием. — Но, может быть, эти деньги как-то компенсируют ваш труд?

— Гм! — Тонкими костлявыми пальцами-когтями она схватила банкнот со стола, свирепо, словно хищная птица, а мне вдруг пришло в голову, что ни одна уважающая себя хищная птица не захотела бы поживиться плотью этой карги.

— Вы сказали, шесть месяцев назад? — Ее маленькие, как бусинки, глаза подозрительно смотрели на меня, словно она ждала, что я стану отрицать эту дату. — То есть в сентябре?

— Тогда я последний раз услышал что-то о ней, — солгал я. — Она могла оставаться здесь некоторое время после этого.

— Гм!

Старуха открыла огромную регистрационную книгу, растрепанную и засаленную, как биографии большинства людей, чьи имена значились на страницах этой книги. Видя, как старуха медленно переворачивает страницы, как будто совершая какой-то известный только ей ритуал, я понял, что поиски займут некоторое время.

Я закурил сигарету, а затем принялся изучать массивный портрет маслом, висевший на противоположной стене. Британский полковник с налитыми кровью глазами презрительно смотрел на меня, а его тонкие губы, по-видимому, готовы были проклясть эту эпоху: потеря империи означала потерю его полка, и вот он вынужден доживать последние дни в этом клоповнике, на задворках деловой части города.

Над портретом с потолка свисали тонкие полоски отставшей краски, и я мрачно представил себе, как такие же клочья планируют с потолка столовой в тарелки с супом и на головы обедающих постояльцев.