теперь пока тот не отчитает своих подчиненных и не поймет, где они накосячили, то не успокоится.
— Полегче, я не твой солдатик, — Вадим все также широко улыбаются, из-за чего на его щеках появляются ямочки. А вот глаза серьезные, ни капли веселье в них нет. — Я вообще должен был лететь на другой конец света, когда мне позвонили и сообщили о нападении.
— Какого хрена шейх не сообщил тебе о своем рейсе? — муж говорит это тихо спокойно, но тон такой, что моя кожа покрывается мурашками.
Я тру руки, подавляя желание отползти на другой конец дивана, когда слышу приглушенные шаги и скрип за спиной.
— Это моя вина.
Из-за сильного акцента едва различаю слова и оборачиваюсь.
Вадим с Димой тут же оказываются на ногах, а в гостиную входит молодой мужчина явных восточных кровей. Его влажные волосы собраны в хвост, аккуратная щетина и небольшие усы добавляют мужчине солидности. И это несмотря на деловой костюм, который сидит идеально. На рукавах блестят золотые запонки с бриллиантовым кругом у основания.
За мужчиной заходит еще один, в котором я узнаю Сашу. Он напоминает первого зашедшего. Его волосы отросли так, что ему приходится их завязывать. На лице трехдневная щетина, и одеть он в костюм. Только восточных черт не хватает, тогда бы двух мужчин вообще сложно было бы различить. Ладно, я немного лукавлю. Саша почти в два раза больше худощавого, как я поняла, шейха. В последний раз, когда мы виделись, он не был таким большим, хоть явно качался. И конечно, глаза у мужчин стали одним из главных отличий. У Саши они такие же, как у Вадима, ярко-ярко-голубые. А у шейха — карие.
Не успеваю сориентироваться, как Дима обходит меня и жмет руку шейху, после чего сжимает плечо Саши. Скорее всего, сильно, но вряд ли младший брат мужа чувствует хоть что-то — Саша больше Димы, по крайней мере, в плечах. Братья обмениваются долгими взглядами, после чего Дима делает шаг назад и переключает внимание на шейха.
— Вы в порядке? Как ваша жена? — Дима переходит на английский, и я благодарю себя за то, что хотя бы эти занятия не забросила, поэтому легко могу понять, о чем речь.
— Я в порядке, Элизабет тоже. Она пережила сильный стресс и уснула. Надеюсь, сон поможет ей исцелиться.
— Давайте сядем, — Вадим вмешивается в разговор. — Нам нужно многое обсудить.
Когда трое мужчин подходят к нам, я встаю. Дима тут же оказывается рядом. Саша улыбается и приветственно кивает, садясь по другую сторону от меня. А шейх останавливается.
— Вы должно быть Ева. Я — Аббас Абду Ахмед Амр Раджан. Вы можете обращаться ко мне Абду.
Русский язык шейха оставляет желать лучшего, поэтому я перехожу на английский:
— Приятно с вами познакомится.
Не решаюсь подойти и пожать ему руку. Вообще не знаю, как себя вести, поэтому мнусь с ноги на ноги, пока не чувствую ладонь мужа на пояснице.
— Ева, может, ты чай нам сделаешь, пока мы тут дела обсудим? — шепчет он мне на ухо.
Я облегченно выдыхаю и киваю. Но вместо того, чтобы пойти к двери, в которую недавно вошли мужчины, я иду к скрытому проходу за камином. Его непросто найти — только круглая дверная ручка торчит в стене и больше вешалку напоминает. Если бы Дима не показал мне «запасной проход» на кухню, я бы о нем вовсе не узнала. А так, я подхожу к «стене», кручу ручку и дверь распахивается. Скрываюсь за ней как можно скорее, подгоняемая четырьмя парами глаз, сверлящими мою спину. И только после того, как закрываю за собой дверь, выдыхаю.
Кухня, которая находятся прямо за стеной, под стать самому дому: просторная, величественная, с современной техникой. Как и в гостиной вместо одной стены окна в пол, соединенные раздвижными дверьми. Сам пол покрыт плиткой, которая немного запылилась, но я все равно могу разглядеть в ней свое отражение. Посреди комнаты находится островок в виде стола с мраморной столешницей с морскими разводами. По дальней стене расположены шкафчики с дизайном, выполненном в таком же стиле. Справа всю стену занимает техника: плита, духовой шкаф, посудомоечная машина. Они разделены лишь поверхностями для готовки. В самом углу находится раковина из нержавеющей стали. А напротив я нахожу несколько стульев «надетых» друг на друга.
По слою пыли заметно, что кухней давно не пользовались. Чайника и другой мелкой техники тоже не видно.
Я иду к шкафчикам, начинаю открывать один за другим, пока не нахожу чай, чайный набор и сам чайник. Набираю в него воду, включаю в розетку.
Шум закипающей воды заполняет комнату, и я возвращаюсь к чаю. Насыпаю его в заварник и только потом понимаю, что не знаю, пьют ли все черный. Особенно, это касается шейха. Может, есть какие-то запреты.
Подхожу к потайной двери, начинаю прокручивать ручку и замираю. Не люблю подслушивать, но проигнорировать слова мужа, произнесенные на английском, но все же понятные, не могу:
— На кого покушались?
Глава 8
В голове туман. Он зовет в свои объятья. Затягивает в не забытие. Как ни странно, его холод дарит успокоение. Остужает жар, который не прекращает терзать мое тело. Заглушает боль, не дающую дышать.
Я распахиваю глаза, меня окутывает тьма. Она наваливается, кружит вокруг. Она везде. Грудь сжимается. Дрожь проносится по телу. Пытаюсь осмотреться, но не вижу ничего. Не вижу, только чувствую…
Что-то тяжелое и горячее лежит у меня на животе.
Замираю. Стараюсь не двигаться, но все-таки тянуть с этому чему-то. Руки трясутся. Желудок сводит. Мышцы напрягаются.
Тянусь до тех пор, пока не притрагиваюсь к… коже. Мягкой и теплой.
Легкие так сильно жжет, что я не выдерживаю и делаю глубокий вдох. Аромат хвои, смешанный с мускусом, окутывает меня, и я понимаю.
Выдыхаю и расслабляюсь. Но только для того, чтобы напрячься снова.
Я же засыпала одна! Какого хрена?
Вчерашний день принес нам столько событий, что мозг к вечеру перестал соображать. А подслушанный разговор только усугубил ситуацию. Я думала, что знаю все о своем муже, его работе, его семье. Но как же я ошибалась. Боже, как же я ошибалась.
И в нем я тоже ошибалась.
Осторожно обхватываю запястье мужа двумя руками и сдвигаю с себя, после чего встаю. Глаза уже привыкли в темноте. На плотных шторах я замечаю небольшие крапинки света. Но этого недостаточно, чтобы осветить мне путь, поэтому приходится двигаться по памяти и по стеночке, пока я не нащупываю